Блаженство (сборник)
Мост
И все поют стихи Булата
На этом береге высоком…
На одном берегу Окуджаву поютИ любуются вешним закатом,На другом берегу подзатыльник даютИ охотно ругаются матом.На одном берегу сочиняют стихи,По заоблачным высям витают, —На другом берегу совершают грехиИ совсем ничего не читают.На другом берегу зашибают деньгуИ бахвалятся друг перед другом,И поют, и кричат, а на том берегуНаблюдают с брезгливым испугом.Я стою, упираясь руками в бока,В берега упираясь ногами,Я стою. Берега разделяет река,Я как мост меж ее берегами.Я как мост меж двумя берегами враговИ не знаю труда окаянней.Я считаю, что нет никаких берегов,А один островок в океане.Так стою, невозможное соединя,И во мне несовместное слито,Потому что с рожденья пугали меняНеприязненным словом «элита»,Потому что я с детства боялся всего,Потому что мне сил не хватало,Потому что на том берегу большинство,А на этом отчаянно мало.Первый берег всегда от второго вдали,И, увы – это факт непреложный.Первый берег корят за отрыв от земли —Той, заречной, противоположной.И когда меня вовсе уверили в том(А теперь понимаю, что лгали) —Я шагнул через реку убогим мостомИ застыл над ее берегами.И все дальше и дальше мои берега,И стоять мне недолго, пожалуй,И во мне непредвиденно видят врагаТе, что пели со мной Окуджаву.Одного я и вовсе понять не могуИ со страху в лице изменяюсь:Что с презреньем глядят на чужом берегу,Как шатаюсь я, как наклоняюсь,Как руками машу, и сгибаюсь в дугу,И держусь на последнем пределе, —А когда я стоял на своем берегу,Так почти с уваженьем глядели.Брат
У рядового Таракуцы ПетиНе так уж много радостей на свете.В их спектре, небогатом и простом, —Солдатский юмор, грубый и здоровый,Добавка, перепавшая в столовой,Или письмо – но о письме потом.Сперва о Пете. Петя безграничен.Для многих рост его уже привычен,Но необычен богатырский вес —И даже тем, что близко с ним знакомы,Его неимоверные объемыВнушают восхищенный интерес.По службе он далек от совершенства,Но в том находит высшее блаженство,Чтоб делать замечанья всем подряд,И к этому уже трудней привыкнуть,Но замолкает, ежели прикрикнуть,И это означает: трусоват.Зато в столовой страх ему неведом.Всегда не наедаясь за обедом,Он доедает прямо из котла;Он следует начальственным заветам —Но несколько лениво, и при этомХитер упрямой хитростью хохла.Теперь – письмо. Солдаты службы срочнойВсегда надежды связывают с почтой,Любые разъясненья ни к чему,И сразу, избежав длиннот напрасных,Я говорю: у Пети нынче праздник.Пришло письмо от девушки ему.Он говорит: «Гы-гы! Вложила фотку!»Там, приложив платочек к подбородкуИ так отставив ножку, чтоб слегкаВидна была обтянутая ляжка,Девица, завитая под барашка,Мечтательно глядит на облака.Все получилось точно как в журнале,И Петя хочет, чтобы все узнали,Какие в нас-де дамы влюблены.Кругом слезами зависти зальются,Увидевши, что Петя ТаракуцаВсех обогнал и с этой стороны!И он вовсю показывает фото,И с ужина вернувшаяся ротаРазглядывает лаковый квадрат,Посмеиваясь: «Надо ж! Эка штука!»,И Петя нежно повторяет: «Су-ука!»Как минимум, пятнадцать раз подряд.…Усталые, замотанные людиСидят и смотрят фильм о Робин Гуде.Дежурный лейтенант сегодня мил,По нашей роте он один из лучших, —И на экране долговязый лучникПрицелился в шерифовских громил.Я думаю о том, что все мы братья,И все равны, и всех хочу принять я —Ведь где-то там, среди надзвездных стуж,Превыше облаков, густых и серых,В сверкающих высотах, в горних сферахВитает сонм бессмертных наших душ!Отважный рыцарь лука и колчанаПускает стрелы. Рота замолчала:Ужель его сегодня окружат?Играет ветер занавесью куцей,И я сижу в соседстве с ТаракуцейИ думаю о том, что он мой брат.Отсрочка
Елене Шубиной
…И чувство, блин, такое (кроме двух-трех недель), как если бы всю жизнь прождал в казенном доме решения своей судьбы.
Мой век тянулся коридором, где сейфы с кипами бумаг, где каждый стул скрипел с укором за то, что я сидел не так. Линолеум под цвет паркета, убогий стенд для стенгазет, жужжащих ламп дневного света неумолимый мертвый свет…
В поту, в смятенье, на пределе – кого я жду, чего хочу? К кому на очередь? К судье ли, к менту, к зубному ли врачу? Сижу, вытягивая шею: машинка, шорохи, возня… Но к двери сунуться не смею, пока не вызовут меня. Из прежней жизни уворован без оправданий, без причин, занумерован, замурован, от остальных неотличим, часами шорохам внимаю, часами скрипа двери жду – и все яснее понимаю: все то же будет и в аду. Ладони потны, ноги ватны, за дверью ходят и стучат… Все буду ждать: куда мне – в ад ли?