Герои Гражданской войны
Глубокое впечатление произвела на всех речь Уборевича, когда Павлина Виноградова провожали в последний путь. Он говорил просто, от сердца, призовая бойцов и командиров брать с Виноградова пример бесстрашия в борьбе за советскую власть.
— Я сам готов, — закончил речь Уборевич, — умереть с оружием в руках так, как умер наш дорогой товарищ Павлин.
Начальник боевого участка А. И. Геккер назначил командующим войсками (комбригом) на Северной Двине Иеронима Уборевича.
И Уборевич оправдал назначение. Вместе с прибывшей на фронт старой большевичкой Р. С. Землячкой он обходил избы, где размещались бойцы, и беседовал с ними. С помощью Р. С. Землячки впервые организовался фронтовой комитет партии.
— Боец должен знать идеи, за которые он борется, — говаривал новый комбриг. — А коммунисты должны помочь нам в этом.
В эти дни военная находчивость Уборевича не раз проявлялась в самых неожиданных формах. Англо-американские самолеты приносили большой ущерб, а красные не могли ничего сделать. Тогда Уборевич додумался, чтобы из обычных 37-миллиметровых орудий создать зенитки на колесе. Первое время стрельба из них не ладилась, но вскоре артиллеристы научились сбивать иноземных коршунов. Вражеские полеты прекратились.
Северодвинские части стояли насмерть, часто переходя в контратаки, и интервенты не только не прорвались к Котласу, а, наоборот, перешли к обороне. Уборевича это радовало, но успокаиваться на этом было нельзя. И комбриг решил перейти к постепенному разгрому захватчиков. Развивая ложное наступление то в одном, то в другом месте, он умело путал карты интервентов. Наконец, набрав силы, он поручил своему другу — петроградцу Петру Солодухину развить с небольшими силами ложное наступление на правом берегу, а сам подготовился собранным кулаком нанести удар оккупантам у деревни Селецкая, на левом берегу.
В ночь перед боем Архангельский отряд коммунистов ушел по болотным охотничьим тропам в тыл врага. Батальон коммунистов зырян (коми) затемно отправился на передний край, чтобы разместиться на деревьях поближе к позициям англичан и шотландцев.
Утреннее октябрьское солнце еще боролось с туманом, а в лесной глухомани уже грохотала артиллерийская подготовка, предшествовавшая наступлению пехоты. Но англичане выстояли. Под сильным пулеметным огнем атака красных захлебнулась.
Значит, подготовка была недостаточной. Тут комбриг Уборевич взял на себя руководство огнем артиллерии. Меткими ударами он постепенно накрывал цели, и вражеские огневые точки замолчали.
А дальше всё пошло как в хорошо слаженном оркестре. «Беглый огонь» артиллерии и снайперская стрельба зырян с деревьев буквально прижали англичан к земле: пехота быстро пошла вперед, разогнув спины. На фарватере реки самодельные тральщики взорвали минные поля, и вооруженные пароходы, шлепая колесами, заспешили вниз по течению, открывая орудийный и пулеметный огонь в помощь наступающим частям. Затем вступила в действие дальнобойная артиллерия, ведя стрельбу по позициям врага и дальним подступам, не допуская подхода резервов.
Вслед за этим загремели частые выстрелы и трескучие разрывы гранат в тылу противника: это архангельские коммунисты атаковали с тыла, создавая впечатление окружения англичан. Так Уборевич дирижировал этим ответственным боем.
Правый фланг интервентов не выдержал не столь физического, сколь психического нажима, и враг, не приняв новой атаки, начал спешно отходить, а затем разрушилась и вся линия его обороны.
Талант Уборевича был оценен по заслугам, и вскоре бойцы Северного фронта узнали о приказе Реввоенсовета Республики, в котором говорилось:
«Награждается орденом Красного Знамени:
…Командир Двинской бригады тов. Иероним Петрович Уборевич-Губаревич за то, что благодаря его личному умелому и энергичному руководительству частями вверенной ему бригады в боях с 10-го по 15-е октября 1918 года противнику было нанесено решительное поражение у деревень Селецкой и Городецкой, причем нам досталась огромная добыча: 10 орудий, склады обмундирования, продовольствие, повозки и прочее. Во время всех боевых операций тов. Уборевич-Губаревич своей личной доблестью воодушевлял войска, присутствуя в самых опасных местах и показывая пример отваги и самоотвержения…»
Когда на другом — на железнодорожном — направлении Северного фронта, назрела наибольшая опасность и там намечено было создать полноценную 18-ю дивизию, руководство 6-й армии по предложению Р. С. Землячки выдвинуло на роль начальника дивизии Иеронима Уборевича.
Направляя удар на Вологду, интервенты рвались по железной дороге к станции Плесецкая, где расположился штаб 18-й дивизии.
Уборевич быстро изучил состояние и дух красных частей. Со знанием дела, не приостанавливая военных действий, перегруппировал он разрозненные отряды на железнодорожном, онежском и кочмас-тарасовском направлениях в регулярные части.
Обе бригады и шесть полков дивизии возглавили преданные революции, обстрелянные на войне командиры. Уборевич добился перевода в дивизию с правого берега Двины отважного, ловкого и грамотного Петра Солодухина.
На должность начальника политотдела привлекли из штаба армии Андрея Алешина, прославившегося еще до прибытия на север. Это он во время левоэсеровской авантюры в Москве не дал мятежникам перетянуть на свою сторону один из московских полков. Поэтому-то Моссовет и назвал казармы у Крестьянской заставы Алешинскими.
Уборевич хорошо понимал, что Айронсайд и его прихвостень белогвардейский генерал Миллер, похвалявшиеся быть в Вологде через 10 дней после высадки десанта, но не продвинувшиеся на юг дальше 70 километров, не оставят попыток добиться успеха.
Поэтому главное внимание начдив уделил строительству оборонительных сооружений: без них вряд ли дивизия могла бы долго сдерживать натиск интервентов.
Уборевич постоянно бывал в частях. Уезжая туда, он охотно брал с собой свежие газеты, валяную обувь, белье и мыло, а главное — кременчугскую махорку «Феникс». Он подолгу беседовал с командирами, комиссарами и зазябшими в окопах бойцами. «Правильный командир», — говорили бойцы.
Всех поражала невероятная работоспособность Иеронима Уборевича. Спал он не более 4–5 часов в сутки. Его стол в штабе на Плесецкой был завален оперативными сводками, телеграммами, «зеленками» — самодельными картами-трехверстками. Работники штаба до поздней ночи не выходили из кабинета начдива, знавшего положение в каждом батальоне, в каждой роте.
Зимой 1918/19 года противник, собрав силы, неуемно рвался к Плесецкой, но все его атаки разбивались о стойкость полков Уборевича.
Уборевич не замечал, насколько он был и сам горяч в бою. Его неудержимо тянуло в гущу людей, в передовые цепи, где решался успех или где нужно было предотвратить отступление. Военком Куприянов не раз урезонивал начдива:
— Не имеешь ты права так рисковать собой! Ну, погибнем мы с тобой, может быть, нас назовут героями… А сколько времени понадобится другим руководителям, чтобы осмотреться? Кому будет польза от этого — нам или англичанам?
— Так-то оно так, Филиппыч… — соглашался начдив. — Да разве удержишься?
Чтобы сбить англичан, у Уборевича не хватало сил — нужны были резервы. И с помощью Куприянова резервы нашлись. Это были партизаны, разобщенно действовавшие против белых на берегах Шелексы, Емцы и Онеги.
Уборевич сразу же загорелся, почувствовав в партизанах именно ту живую силу, которой так недоставало. Он встретился с их вожаками, дал им оружие и боеприпасы.
Совместная с дивизией борьба окрылила партизан. Они все смелее наносили удары во фланги и тылы врага, подбираясь по не ведомым никому, кроме них, таежным тропам. Слава о них потянулась далеко; вскоре на Шелексе, Емце и Онеге собралось до полутора батальонов «лесного ополчения».
Вслед за лесными дружинами Уборевич привлек на свою сторону партизанский отряд рабочих-железнодорожников, насчитывавший до 1 200 человек. Главой отряда был сормовский слесарь Федор Луков. Белогвардейцы расстреляли его жену и восьмерых детей, а за голову самого Лукова назначили награду в 15 тысяч рублей золотом.