Герои Гражданской войны
Около железнодорожной будки — обходчик.
— Вы кто?
— Мы красные.
— Быть того не может. Красные отступили, только что ушел на Харьков бронепоезд белых…
Начдив не на шутку встревожился. Действительно странно: что, если фронт красных прорван? Но, спрашивается, почему в таком случае бронепоезд ушел к Харькову, а не в противоположную сторону, где бы ему полагалось быть в случае успеха деникинцев?
В конце концов Эйдеман разыскал на северной окраине села штаб бригады. Южная окраина продолжала оставаться у белых. Комбриг был явно терроризован большими потерями, слухами о приближении свежих деникинских частей.
— Ваше мнение? — коротко спросил Эйдеман. Лицо его, казалось, ничего не выражало. Только очень давно и хорошо знающий его человек мог бы угадать за этим внешним бесстрастием обуревавшие его чувства.
Комбриг, убежденный в неизбежности контратаки белых, предложил остановить наступление.
Эйдеман резко встал, зло взглянул с высоты своего роста на оторопевшего комбрига. Разъяснил лаконично:
— Только человек, полностью потерявший общую перспективу — а это недопустимо для командира любого ранга, — может не видеть, что речь идет не о приостановке наступления, а об окончательном разгроме врага.
Приказал:
— Выслать усиленный разведывательный отряд!
…Разведчики донесли, что противник отступил к югу. Наступление возобновилось. Белые не оказывали уже почти никакого сопротивления. 46-я дивизия Эйдемана и 41-я Саблина, очутившись в тылу деникинцев, отрезали «добровольцам» путь в Крым. Харьков был взят, как и задумано, — без боя.
В конце лета двадцатого года обстановка на юге снова сложилась для Красной Армии тяжело. Теперь ареной ожесточенных боев стала Северная Таврия. В Крыму засела армия «черного барона» — Врангеля. Антанта вдосталь обеспечила его орудиями, самолетами, боеприпасами, даже танками.
В июле 1920 года Врангель уже вырвался из Крыма и устремился на север. Цель его не представляла особого секрета: нанести удар по войскам Юго-западного фронта. Ему удалось захватить часть Северной Таврии, вырваться к Донбассу и Александровску (ныне Запорожье). В авангарде врангелевских войск шли ударные, наиболее боеспособные части: конный корпус генерала Барбовича, офицерские полки дроздовцев и корниловцев. Опытный, лютый противник.
В какой-то степени на стороне Врангеля оказалась и военная удача: вырвался далеко вперед 1-й Конный корпус, не дождавшись ни сопровождающей пехоты, ни авиации, ни бронеотрядов. Жестоко растрепали его врангелевские самолеты и броневики. Только благодаря личной храбрости командира корпуса Дмитрия Жлобы удалось избежать полного истребления.
Все попытки «заткнуть дыры» оказались безуспешными. С горечью говорил Эйдеман боевым друзьям:
— Это же старая истина: кто на войне пытается прикрыть все направления, ничего не прикроет и будет неизменно бит.
Каждый день, каждый час приносил все более и более горестные вести. Врангель наглел. Левый фланг его войск упирался в Днепр, и в надменной своей самоуверенности барон полагал, что только потерявший голову человек рискнет, не располагая фактически инженерными средствами, форсировать Днепр и идти в бой, имея за спиной могучую реку.
Но к командующему армией, противостоящей здесь Врангелю, менее всего подходило определение «потерявший голову». Это был еще совсем молодой человек с умным интеллигентным лицом и добрыми глазами за стеклами пенсне, красный командарм Иероним Уборевич.
Что такое форсирование Днепра и сражение за ним, он понимал не хуже, а лучше Врангеля, что и доказал блестяще. Командарм принял смелое, но вполне трезвое, глубоко продуманное решение: ударить со стороны Каховки по противнику, зажать живую силу его между Днепром и Крымом, отрезать пути к отступлению и уничтожить. Эйдеман полностью разделял план командарма, отвечающий его собственному убеждению, что «…на войне успех могут обеспечить только смелые решения. Средние решения, продиктованные одной лишь осторожностью и стремлением страховать себя «на все случаи», неизбежно расплескивают силы и волю армии на мелкие дела. Настоящий полководец смело идет на сосредоточение сил в ударных группировках, не боясь на сознательно ослабленных участках временного «успеха» противника».
Ударная группировка… Ее-то и предусматривал замысел красного командования. Так была создана знаменитая Правобережная группа в составе лучших, прославленных во многих боях соединений Красной Армии:
Латышской дивизии Стуцки;
52-й дивизии Германовича;
15-й дивизии Солодухина и только прибывшей с Восточного фронта 51-й дивизии Блюхера.
Командующим Ударной группой назначен Роберт Эйдеман.
Местом нанесения главною удара командующий выбирает: из-под Берислава на Большую и Малую Каховку. Днепр здесь неширок — метров четыреста — и огибает район будущей переправы полукольцом. Это удобно для артиллерийского прикрытия и первых шагов на той стороне.
Пока саперы вязали из всех мало-мальски подходящих материалов плоты, разведчики выявили и засекли огневые точки и боевые позиции белых. Эйдеман вовсе не намеревался «соваться в воду, не спросясь броду». Тем более что противник был очень силен. Правобережной группе противостоял пехотный корпус едва ли не самого толкового белого генерала— Слащева.
Обстановка на фронте сложилась так, что приказ о переходе в наступление Эйдеман вынужден был отдать, не дожидаясь подхода дивизии Блюхера.
В ночь с 6 на 7 августа одна за другой уходили в темноту без скрипа уключин, без всплеска весел лодки и плоты с бойцами Латышской и 52-й дивизий.
Эйдеман с группой командиров застыл на берегу. Ухо чутко ловит каждый звук. Каждый нерв напряжен до предела: решается судьба операции. «Тишина… Все еще тишина… Почему так долго плывут лодки? Что это — плеск весла или сонной рыбы?..
Наконец на правом берегу затрещали выстрелы. Грянуло, пронеслось над сонным простором реки «ура!». Значит, наши там. Значит, наши на том берегу. «Ура!»
Почти одновременно проснулись пулеметы белых. Белые были явно застигнуты врасплох. Струи пуль, свистя, проносились над нашими головами и ударялись в высокий обрыв, взрывая землю…»
Белые действительно не ожидали, что красные рискнут на столь «сумасшедший» шаг. Не верили в него настолько, что в те предштурмовые часы, когда Эйдеман отдавал последние приказания, все офицеры штаба Слащева жестоко упились.
К полудню красные войска захватили уже обе Каховки. К этому времени герои-саперы, стоя по грудь в холодной воде под непрерывным огнем, навели понтонный мост. Неслыханно быстро — за два часа. На правый берег, развивая успех, хлынули основные силы Ударной группы.
Наступление продолжалось до 10 августа, а потом… потом полки группы несколько отошли назад. Слащев поспешил сделать вывод, что «красные части, боясь окружения и уничтожения, в панике бегут к переправам».
Вот тут-то белых и ожидало знаменитое «каховское чудо». Оказывается, красные вовсе не отступали, а отходили на… заранее подготовленные позиции. Заранее— не случайное слово. За трое суток на огромном участке протяженностью в 27 километров, закрывая излучину Днепра, выросла укрепленная полоса. Так появился легендарный Каховский плацдарм. Инженерными работами руководил человек, имени которого суждено было стать много лет спустя символом мужества и преданности Родине, — Карбышев. Плацдарм строили днем и ночью. Когда не хватило рабочих рук, Эйдеман приказал мобилизовать на земляные работы буржуазию Херсона и прилегающих районов.
Все еще не веря собственным глазам, конники генерала Барбовича, марковцы и кутеповцы попытались с ходу сбросить в волны Днепра защитников плацдарма. И… «Мы видели, как конница Барбовича атаковала проволоку и окопы, как набегали и как стремительно уходили обратно ее волны, разбрасывая по степи темные пятна убитых лошадей и людей. Мы видели, как впервые надломилась ударная сила Врангеля — конный корпус Барбовича, не знавший до этих пор серьезных испытаний…»