Хроники ближайшей войны
Из всего описанного, кажется, ясно, что обе доминирующие российские идеологии лишились всякого контакта с реальностью, а потому говорить о судорогах рождения нации, в общем, преждевременно. Роды на втором месяце называются абортом. В остальном Глеб Павловский, конечно, прав. Прав и в том, что нация возникнет независимо от Путина, с ним или без него.
Что сделал Путин? Он виноват вовсе не в том, что Россия оказалась слабым звеном в противостоянии мировому терроризму. Тут постаралась вся русская политика на Кавказе – попытка управлять с помощью местных «паханов», как делает администрация в иных лагерях. Ведь Аушев – который, конечно, спас 26 заложников, и за это ему честь и хвала,- в этом смысле мало отличается от Дзасохова, а Кокойты – от Кадырова.
Патриотам вообще очень нравится формула «Сукин сын, но наш сукин сын». Им невдомек, что ключевое слово в ней – не «наш», а «сукин». К сожалению, при диктатуре сукиных детей, обеспечивающих видимость порядка, торжествует все-таки именно блатной закон – а при блатном законе можно любое количество взрывчатки вывезти в любую точку пространства, вопрос только в сумме. Так что Россия не первый год растлевает Кавказ, сквозь пальцы смотря на нищету населения и скромные культы – так и тянет сказать «культи» – личности местных князьков. В этом тоже виноват не Путин – он всего лишь продолжает старую тенденцию. Путин виноват в ином: в несомненной и стремительной интеллектуальной деградации, в которую ввергнута сегодняшняя Россия.
4
В таком состоянии, понятное дело, страна с терроризмом бороться не может. Отличительная особенность мирового терроризма – бинарность. Террор умеет считать только до двух: свой – чужой, друг – враг, на первый-второй рассчитайсь. Отсюда и излюбленный прием – два небоскреба, два самолета, два дома в Буйнакске, два – в Москве (именно поэтому я не верю ни в рязанскую версию, ни в то, что власть предотвратила еще пять терактов). Две смертницы в Тушине. Два взрыва в Стамбуле. Об этой бинарности гениально догадывался Аверинцев: «У дьявола две руки». Любая бинарность – в том числе и варяжско-хазарская – есть вернейший признак дьявольской природы конфликта, его изначальной неразрешимости и равенства сторон. Когда террористы захватили заложников, предполагаются два варианта: либо вы выполняете наши требования, либо мы всех взорвем. Оба варианта, как правило, невыполнимы: требования выдвигаются такие, что их никак не выполнишь чисто технически, а взорвать… взрывать они не любят. Это ведь очень трудно. Даже в Беслане – о чем все почему-то забывают подумать,- даже во время бегства из горящего спортзала они школу не взорвали, хотя она была буквально нафарширована взрывчаткой.
С терроризмом надо бороться умно. И это срабатывает. Можно, как в Израиле, досматривать каждого пассажира, раздевая его чуть не до трусов. А можно, как Черномырдин, выйти на прямую связь с захватчиками, чего они никак не ожидали. Это не было проявлением не столько слабости, сколько иррациональности: премьер сверхдержавы беседует с Басаевым! Точно так же иррационально можно было выиграть ситуацию с Мужахоевой: не каждый день в руки россиянам попадается молодая раскаявшаяся террористка, да еще красивая. Пусть даже она ни в чем не раскаялась – они с адвокатессой Евлаповой придумали такую легенду, и распиарить ее можно было дай Бог! Простить: ведь взрывника Трофимова не она убила. Соединить с дочерью. Устроить публичное телеобращение к чеченским сестрам. Одеть, как королеву. Поселить в Москве под охраной. И уж как-нибудь раскаявшихся или передумавших смертниц прибавилось бы. Спецслужбы даже предприняли некую попытку нестандартного хода – записали видеообращение к террористу Изнауру Кодзоеву от его жены. Очень может быть, что Аушеву удалось чего-то добиться именно благодаря тому видеописьму. Хотя я уверен, что зрелище президента Путина, подходящего к зданию школы с ребенком одного из террористов на руках, произвело бы несравненно больший эффект. А если бы за ним вели под прицелом вереницу прочих родственников – по пятерке родни на каждого нелюдя,- было бы и совсем хорошо. Всех бы их в тот спортзал. А теперь давайте поговорим, в нем же.
Во время «Норд-Оста» я предлагал несбыточный, вероятно, план: оцепление снимается, к зданию съезжается вся творческая интеллигенция, духовные отцы нации и попы с хоругвями. В здание заходит Путин и говорит: если хотите, взрывайте. Взрывайте нас всех вместе. И меня с отцами нации. Но знайте: после этого не будет вообще никакой Чечни. Совсем никакой. Боеголовки уже наведены. И в Москве не останется ни одного чеченца. И детей ваших вырежут до последнего человека. Если вас такой вариант устраивает, вперед: мне терять нечего. Если у меня в столице театры захватывают, куда уж дальше. Но если вы мужчины – разминируйте зал, выпускайте людей, выходите, будем разговаривать как серьезные люди, а не среди всего этого вашего… как оно называется? пластит? гексоген?
Я уверен, что это называется «наложена рука сильнейшего духом противника». Зло понимает только язык силы, и его всегда надо превышать – но превышать хитро, тонко. И я не сомневаюсь, что появление президента Путина в Беслане – не двухчасовой визит под покровом ночной тьмы, а приход к заложникам в спортзал,- мог бы радикально изменить ситуацию. Не надо думать, что террористы взорвали бы президента Путина. Кишка у них тонка, и не этого они хотели. Не надо также думать, что главной мишенью террористов является президент Путин. Их целью является дестабилизация Кавказа, они в Россию метят, а не в орлов наших донов Рэб, которые в последнее время, кажется, вообще уже ничего не понимают.
5
Враг – всегда наше зеркало. Русский терроризм так же отличается от израильского или американского, как германский фашизм от итальянского. Наши власти очень кровожадны и очень плохо организованы. Террористы – тоже.
Страна идейно расколота, и точно так же идейно расколоты они. Одни готовы идти до конца, другие думают, как бы смыться. Одни идут на теракты только за деньги, другие – только из мести. Никакой идейный монолит нам не противостоит, налицо щели, и в каждую такую щель можно бы вогнать штык – если реально заниматься борьбой с террором. Если хотеть победить.
Но побеждать террор никто в России не хочет, вот ведь какой парадокс. Все заинтересованы в терактах (пока они не коснутся спорщиков лично): все клянутся именем мертвых детей и от их имени призывают либо упразднить свободы, либо отменить государство. Ужас русской ситуации в том, что любая, даже такая трагедия здесь – не более чем аргумент, объект интеллектуальной спекуляции, а вовсе не повод навести наконец порядок в той же Осетии, где власти, похоже, вообще больше нет.
В этих условиях вся надежда – на детей. Единственных в этой ситуации, кто был безупречен. Они и есть – наш самый адекватный ответ террору, то будущее, в котором не будет ни хазар, ни варягов, ни даже кавказцев – а только единая русская нация, сплотившаяся не по этническим, а по этическим признакам.
Дмитрий Быков