Выпить и умереть

За коньяком Уочмен разговорился. Казалось, он полностью переборол свою вчерашнюю враждебность к окружающим и теперь явно лучился теплотой и дружелюбием. Он стал рассказывать случаи из своей адвокатской практики, но делал это так весело, что слушатели забывали о печальном судебном характере этих происшествий… Уочмен толковал о странных убийствах, похожих на самоубийство, о противоречивых свидетелях и о спящих на заседании судьях и, наконец, рассказал о своем самом крупном деле. Не называя имени своего подзащитного, Уочмен тем не менее дал понять, что это чуть ли не умнейший человек нашего века. Адвокат воодушевленно поведал, как ловко ему удалось отвести обвинение от своего почтенного преступника и свалить всю вину на второго подсудимого, который получил весьма неприятный срок. Уочмен просто ликовал.
Себастьян Периш и раньше говорил, что его кузен мог бы стать прекрасным актером. У Люка была весьма выразительная мимика. Он очень живо изображал судью в зале и поведение своего подзащитного. В довершение всего Уочмен рассказал, как уже после продажи с молотка дома подсудимого, ему самому удалось по дешевке выкупить из винного подвала три дюжины бутылок коньяку.
— Настоящий «Курвуазье» пятидесятилетней выдержки, — похвастался Уочмен.
— Это верно, — заметила мисс Даррах, глядя в сторону. — У моего несчастного кузена Брайони был лучший винный погреб в Кантри Клэр. До этого ужасного происшествия, я имею в виду…
При этих словах Уочмен подпрыгнул как ужаленный и сконфуженно уставился на мисс Даррах.
— Бог ты мой, мистер Уочмен, — спокойно удивилась толстушка, словно тут нечему было особенно удивляться. — Неужели вы тогда не заметили моего присутствия в зале суда? Что с вами?
— О да… Может быть, это прозвучит очень невежливо, но я не заметил… Гм!.. Я… ну… кхе-кхе… — Уочмен мучительно подбирал слова. — Да, я защищал лорда Брайони, это верно, но, увы…
— И ведь только благодаря вам он получил всего полтора года, не правда ли? Он уже умер, бедняжка… Когда он вышел из тюрьмы на улицу, он почти не отбрасывал тени… Такое это было потрясение — для него и для всей нашей семьи… Напрасно он занялся бизнесом, вот что я вам скажу.
— Вы правы.
— Еще бы я не права! У бедняжки никогда не хватало мозговых извилин даже на заполнение почтового бланка…
— Так о каком коньяке идет речь? — невозмутимо переспросил Эйб Помрой. — По-моему, у меня найдется пара дюжин этого коньячку… Мне он достался, когда в Дидлстоке помер старый адвокат Пэйн, после чего его имущество распродали.
Уочмен уже принял внутрь три больших кружки «Спотыкача» и хотя еще не захмелел как следует, все-таки чувствовал некоторую избыточность крепкого пива в своем желудке. А тут Периш отчего-то вдруг ввязался в спор со старым Эйбом, утверждая, что тут не может быть никакого «Курвуазье», тем более пятидесятилетней выдержки, и готов был заказать и выпить целую бутылку этого раритетного напитка, если только таковой сыщется. Эйб, задетый за живое, зажег свечу и отправился в подвал. Его сын не выказывал особого интереса к этому разговору. Легг тихонько сидел в закутке и читал книгу о действиях Советской Армии в Северном Китае. Уочмен завязал спор с Кьюбиттом о смертной казни, и вскорости в этот спор втянулись остальные, причем с одной стороны единым фронтом выступали Дессима, Кьюбитт и Периш, а с другой — Уочмен, поддержанный, как ни странно, мистером Нарком.
— Еще немного — и наша маленькая страна будет битком забита людьми, — кипятился мистер Нарк. — Надо только очистить народ от лишних людей, вот что я говорю. И так же поступил Сталин.
— Но ведь точно так же поступал и Гитлер, если уж на то пошло. Ведь это получается настоящая мясорубка, разве нет? — возражал Кьюбитт.
— Мясорубка все равно происходит, — отвечал на это крестьянин. — Другое дело, что мясорубку можно устроить законно, а можно и незаконным путем… Но в любом случае правило одно и то же. Выживают наиболее приспособленные.
— Позвольте, но ведь мы говорим о смертной казни, подумайте! — воскликнула Дессима.
До того Уочмен перебрасывался фразами с Дессимой с таким выражением, будто спор происходит между ними двумя, а вокруг никого нет… Точно так же он встрял и на сей раз.
— Именно о смертной казни, — сказал он. — Только боюсь, что этот разговор плохо действует на нервы моему другу…
— Наверное, это признак некоторой чувствительности, — заметила Дессима, искоса глянув на Кьюбитта.
— Лично я считаю, что это просто ужасно и является пережитком варварства, — поморщился Периш.
— Именно варварство это и есть, — сонно пробулькала мисс Даррах из своего кресла. — Но если не позволять мужчинам убивать друг друга в качестве мести за предыдущее убийство, чем и является смертная казнь, то мужчины, боюсь, будут существовать вечно…
Кьюбитт выдавил из себя напряженный смешок:
— Ну конечно, совершенно верно, любезная мисс Даррах! Значит, смертная казнь — это благодеяние для несчастных мужчин, которое позволяет им поскорее попасть на небеса, так надо понимать?
Вошел Эйб с торжествующим возгласом:
— Вот она, та самая бутылка, которой домогался мистер Периш! И будь я проклят, если это не тот самый коньяк!
Уочмен взглянул на бутылку.
— Черт побери, Эйб, но ты прав! Это и правда то самое…
— Да это же чудесно! — вскричал Периш, приободряясь. — Тут-то мы как раз эту бутылочку и раскупорим, раз пошла такая пьянка!
Эйб проворно распечатал заветный сосуд.
— Вот что, Эйб! Я считаю, что ваш Билл просто должен выпить с нами! А ты, Себастьян, заткнись, даже если ты ничего не собирался говорить…
— Что касается меня, то я просто ненавижу коньяк, — заметила Дессима. — Уж на меня его точно не стоит тратить — впустую…
— Ну и что ж ты будешь пить?
— Не хочу показаться занудой, но боюсь, что пить я вообще ничего не буду.
— Ах, бедная девочка, — пропел Уочмен.
— Десси выпьет со мной какого-нибудь слабенького пива, например джинджера, — вдруг сказал Билл Помрой.
— Нет уж, лучше со мной, — возразил Уочмен. — Давай, Эйб, разливай коньяк на восемь полных стаканов и подавай еще два стакана джинджера!
— Ты сбрендил, Люк! — взвыл Кьюбитт. — Да от такой выпивки мы будем валяться под столом неделю! В бутылке больше двух пинт!
— Думаю, меня это валяние не коснется, — заметила дремотно мисс Даррах. — Потому что я не пью вовсе. Я присоединюсь к вашему веселью в безалкогольном варианте…
— Ну ладно, тогда семь стаканов, Эйб, — поправился Уочмен.
Все молча следили, как старик Эйб наливает в стаканы коньяк.
Дождь все еще лил, и вдали слышались глухие раскаты грома.
Уочмен взял стакан и поставил его перед Леггом.
— Надеюсь, мистер Легг, что вы к нам присоединитесь, — проговорил он громко. Легг посмотрел на него как на больного чесоткой.
— Очень любезно с вашей стороны, — выдавил из себя Легг, — но у меня еще есть на сегодня работа, и…
— Давайте проведем пару часов беспечно! — воскликнул Уочмен, искажая цитату из Шекспира. — Сегодня есть у нас свобода выпить вволю! Разве вы не любите коньяк, мистер Легг?
— Ну, во всяком случае этот — в моем вкусе! — заметил Легг, беря стакан в свои лапищи и осторожно вдыхая аромат. — Какой букет!
— Я был уверен, что вы его оцените.
— Тогда ваше здоровье! — произнес Легг, поднимая стакан и отпивая глоточек.
Остальные тоже отхлебнули из своих стаканов, промычав нечто невразумительное. Но мистер Нарк поднял свой стакан и грянул речугу.
— За ваше доброе здоровье, сэр! Долгих вам лет жизни и счастья во всем! — громко выкрикнул он, после чего осушил свой бокал в один большой глоток…
Глаза у мистера Нарка полезли на лоб, пальцы стали судорожно скрести по столу в поисках закуски, а из горла вылетели клокочущие звуки, напоминающие предсмертный хрип…
— Тебе, Джордж, кажись, на кристалл не попало, — заметил вполголоса Эйб и подал Нарку ломтик ветчины.
Через минуту дыхание вернулось.