Чернее некуда

— Вот как, сэр? — уютно произнес Фокс. — Понимаю. И стало быть, когда вы, джентльмены, вскочили на ноги, вы машинально устремились в сторону Президента? И оказались в итоге ближе к выходу из шатра, чем он? Я прав?
— Совершенно правы, мистер Фокс. Совершенно правы, — отозвался сэр Джордж, неуклюже старавшийся подчеркнуть некую общность, связывающую его с Фоксом, и даже радостно сообщивший в самом начале, что он-де немало о нем слышал, на что Фокс ответил:
— Вот как, сэр? А, простите, как ваше имя?
Впрочем, именно сэр Джордж и запомнил в каком порядке сидели гости, и хотя Фокс уже получил эти сведения от Аллейна, он с серьезным видом велел их записать. Слева от Президента находился посол, сэр Джон с леди Смайт, супруга полномочного представителя, сам представитель, еще один гость, который уже ушел и, наконец, сэр Джордж.
— На краешке для бедных родственников, нет? — беспечно сказал сэр Джордж, обращаясь к Смайтам, которые протестующе хмыкнули в ответ.
— Да, понимаю, спасибо, сэр, — сказал Фокс. — А справа от Президента, сэр?
— О! — махнув рукой, сказал сэр Джордж. — Мой брат. Мой брат с женой. Да. Удивительное совпадение.
И видимо ощутив потребность объясниться, сэр Джордж повернулся к прочим гостям.
— У меня брат — полицейский. Смешно, нет?
— И весьма известный полицейский, — пробормотал сэр Джон Смайт, на что сэр Джордж ответил:
— Еще бы! Еще бы! Не мне об этом говорить, но — он справляется.
И состроив радостную гримасу, сэр Джордж засмеялся.
— Да, — не поднимая глаз от заметок, сказал Фокс. — Плюс еще четверо гостей, которые уже ушли. Спасибо, сэр.
Он оглядел своих слушателей поверх очков.
— Перейдем к самому происшествию. Итак: пистолетный выстрел или что-то похожее. Свет в шатре гаснет. Все, кроме дам и Президента, вскакивают. И что они делают затем?
— Как это «что делают»? — спросил сэр Джон Смайт.
— Ну, скажем, вглядываются в парк, пытаясь понять, что происходит, — помимо концертного номера, который, сколько я понимаю, был прерван звуком выстрела.
— Что касается меня, — сказал сэр Джордж. — Я остался стоять на месте. Я различил некоторое — э-э — волнение и — э-э — движение. В общем, нечто такое, что следует подавлять в зародыше, если вы не хотите получить всеобщую панику.
— И вы это подавили? — спросил Фокс.
— Ну, я бы не решился выразиться столь определенно — просто сделал, что мог. Вернее, сказал. Я кое-что сказал. Правда, негромко.
— Если какая-либо паника и начиналась, — сухо заметил сэр Джон, — развития она не получила.
— …не получила, — повторил Фокс. — А когда вы, сэр, произносили свое предостережение, вы стояли, повернувшись внутрь шатра? Спиной к парку.
— Да. Именно так, — сказал сэр Джордж.
— Вы там ничего странного не заметили, сэр?
— Дорогой мой, я и не мог ничего заметить. После яркого света, заливавшего экран и певца, трудно было что-либо различить в темноте.
— Разве в шатер на падал отраженный свет?
— Нет, — сварливо ответил сэр Джордж. — Не падал. Ничего туда не падало. Экран находился слишком далеко.
— Понятно, сэр, — миролюбиво произнес Фокс.
Леди Смайт вдруг заметила, что экран отражался в озере.
— Он слепил нам глаза, так что увидеть что-либо было трудно, — сказала она.
Все остальные негромко забормотали, соглашаясь.
Мистер Фокс поинтересовался, не поворачивался ли кто-либо спиной к парку, пока было темно, и не вглядывался ли в то, что происходит внутри шатра. Ответы он получил путанные и неуверенные, из них следовало, что душераздирающие вопли миссис Кокбурн-Монфор имели воздействие гораздо большее, чем собственно выстрел. Смайты слышали, как Аллейн запретил Президенту вставать. Все слышали как Президент кричал что-то на родном языке. Полномочный представитель сказал, что Президент выкрикивал приказы. Требовал света. И совсем незадолго до этого или сразу после, сообщил сэр Джон Смайт, он почувствовал как рядом с ним что-то упало.
Потом зажегся свет.
— Я могу только добавить, инспектор, — сказал сэр Джон, — что мне действительно нечего больше сказать, имеющего хотя бы малейшее отношение к этой трагической истории. Дамы пережили сильное потрясение, и я должен просить вас избавить их от каких-либо дальнейших испытаний.
Общий хор голосов выразил искреннее согласие с его словами. Сэр Джордж даже произнес, причем очень громко:
— Слушайте, слушайте!
Фокс сказал, что это, конечно, весьма разумная просьба, он сожалеет, что пришлось причинить всем им столько хлопот, и спешит заверить дам, что надолго он их не задержит. Однако нельзя не признать и того, прибавил он, что дело это весьма серьезное, не так ли?
— Ну, в таком случае… — сказал сэр Джон, и все начали подниматься из кресел.
В эту минуту и появился Аллейн.
Каким-то неуловимым и непонятным образом его приход словно вдохнул во всех свежие силы — так бывает, когда на сцене появляется, наконец, знаменитый актер, оживляя действие и обостряя внимание публики.
— Нам очень жаль, — сказал он, — что пришлось заставить вас ждать так долго. Уверен, мистер Фокс все вам объяснил. Это очень запутанная, трагическая и странная история, а от того, что сам я оказался одновременно и бестолковым свидетелем, и полицейским, ведущим расследование, она для меня проще не стала.
Он послал леди Смайт извиняющуюся улыбку, и дама сказала — возможно, сама удивившись своим словам:
— Ах вы бедный.
— Что же, тут уж ничего не поделаешь, мне остается надеяться, что кто-то из вас способен сообщить нам больше того, чем могу похвастаться я сам.
Брат Аллейна произнес:
— Мы старались изо всех сил. Как же иначе.
— Это хорошо, — отозвался Аллейн. Он читал сделанную сержантом запись.
— Мы надеемся, что вы нас отпустите, — сказал сэр Джон. — Дамы…
— Да, конечно. Для вас это было ужасным испытанием, вы все, наверное, измотаны.
— А вы-то сами? — спросила леди Смайт. Она была сильной женщиной.
Аллейн поднял глаза от записей.
— Ну, — сказал он, — меня, пожалуй, еще можно похлопать по спине, но не сильно. Похоже, к этим записям добавить нечего и я хотел бы задать вам всего один вопрос. Я понимаю, что на месте преступления царила полная неразбериха и все же хотел бы знать, есть ли у вас мнение, обоснованное или нет, не важно, относительно того, кто совершил убийство?
— Но Боже мой! — воскликнул сэр Джордж. — Рори, помилуй. Кто же еще, как не тот мужлан, которого увели ваши люди. Кстати, я должен тебя похвалить, они действовали весьма расторопно.
— Ты имеешь в виду?…
— Господи, разумеется я имею в виду это здоровенное животное с копьем. Прошу прощения, — сказал он полномочному представителю и густо покраснел. — Боюсь, я не совсем удачно выразился. Уверен, вы поймете меня правильно.
— Джордж, — с подчеркнутой вежливостью осведомился его брат, — тебе не хочется домой?
— Мне? Нам всем хочется. Но не могу же я всех тут бросить. Я не желаю никаких привилегий.
— Уверяю тебя, привилегий ты не получишь. Стало быть, — Аллейн повернулся к остальным, — вы все считаете, что убийство совершил копьеносец?
— Ну, в общем, да, — сказал сэр Джон Смайт. — Я к тому, что… Кто же еще? Бог ты мой, копье-то ведь было у него в руках!
Супруга полномочного представителя вдруг довольно громко произнесла что-то на родном языке.
Аллейн вопросительно взглянул на ее мужа, тот откашлялся.
— Моя жена, — сказал он, — кое-что заметила.
— Да?
— Моя жена говорит, что поскольку тело лежало рядом с ней, она слышала.
— Да? Что она слышала?
— Звук удара и предсмертный хрип, — он коротко посовещался с женой. — И еще одно слово. Нгомбванское. Очень тихо произнесенное мужчиной. Она думает — самим послом.
— И что это за слово, по-английски?
— «Предатель», — сказал полномочный представитель.
Он немного помолчал и добавил:
— Моя жена хочет теперь уйти. У нее кровь на платье.