Ничья его девочка (СИ)
– Так вот, кто виноват в моей…
– М-м-м? - смотрю вопросительно и чувствую, как заводиться начинаю от ее хитрой ухмылки.
– В чем, в твоей?
– В моей испорченности…
Подхватил за ягодицы, а она ногами меня оплела и, не отрывая взгляда, продолжает, каждое слово немного растягивая. - А-я-яй, Ваше Графство… а как же моральные устои, кодексы и прочие эти Ваши замашки?
– Нахрен все! - поддерживая ее одной рукой, а второй стаскивая с головы полотенце и пояс от халата. - Тут еще разобраться надо, кто кого испортил.
– Рада стараться, - и, обхватив мое лицо руками, провела кончиком языка по губам, - и требую продолжения...
***
Мы виделись каждый день. Они колесили из города в город, и каждый раз нужно было придумывать новые способы, как проникнуть к ней в номер. То через персонал, подкупая или запугивая. То в «маски-шоу» участвовать, играя МЧСника, который кота истеричной бабушки с дерева стаскивает, как раз у той стены, где окна номера Александры. Рисковали. Каждый раз - как прыжок в пропасть. Убеждал себя, что было бы разумнее дождаться последнего пункта маршрута и сделать все по моему плану, только от желания видеть ее все мое благоразумие отправлялось по известному дальнему маршруту. У нас слишком много «нет» и «нельзя», и я готов был выдирать у судьбы каждое «да». Потому что завтра может и не быть. Это не пессимизм, это то, что я и подобные мне давно приняли, как должное.
После концертов она мчалась в отель, потому что знала, что я буду ее ждать. Хоть и признавалась потом, что каждый раз тряслась перед тем, как дверь открыть. Руки ватными становились и не слушались, чтобы ручку повернуть. От страха, что в этот раз меня там не окажется. Радость и предвкушение вперемешку с ужасом, что надежда может разбиться вдребезги. Дикий коктейль эмоций… вот что было нашим миром.
И каждый раз я, затаив дыхание, смотрел на открывающуюся дверь, улавливая ее волнение и слыша, как замирает ее сердце. И наслаждался этим. Как извращенный садист. Потому что мне нравился ее страх. Значит, любит еще сильнее. Боится потерять. А от ее облегченного вздоха, радости в глазах и бешеного стука сердца, которому наконец-то разрешили биться с огромной скоростью, бурлит все внутри, словно магма расплавленная. Мне иногда казалось, что я могу задушить ее в объятиях, силы не рассчитав. Разбудила во мне что-то настолько сильное, что порой пугало… своей неизвестностью и тем, что превращало меня в одержимого безумца.
Холодный, трезвомыслящий и непоколебимый Граф. Таким себя знал я и все вокруг. Вспышки эмоций остались там, в далекой юности, во временах юношеского максимализма. А потом барьеры вокруг себя выстроил. Ошибки не исправить, из них только выводы извлекать можно. С каждым годом, смотря на себя, отца все четче видел. Даже привычки некоторые его появились. Понял его во многом, возможно, поэтому и простил, успел старика на тот свет со спокойной душой отпустить. То, за что презирал когда-то, стало потом моим же нутром. Не думал никогда, это те самые гены, или же просто «пост принял», одновременно в кожу его врастая.
А вот сейчас казалось, что эта плотина, выстраиваемая мною годами, дала трещины. Незаметные, мелкие, только причудливый узор на ее поверхности становился все разветвленнее. Контролировать себя становилось все тяжелее, а делать то, что должен, наплевав на доводы разума, тем более.
Чувство появилось, что я спешу жить. Раньше время коротал, каждый день на предыдущий похож, не ожидая ничего, просто четко, по плану, по наперед определенным пунктам. Смыслом жизни заботу о близких считал. Дочь, сестра, братья, дело отца… Все понятно, логично, по расписанию. Не приходило в голову, да и желания не было в себе копаться. Проблема - решение. Вопрос - ответ. Оправились после очередных встрясок и хорошо. Научились держать удар, предусматривать ходы, расширили влияние, впереди - политическая карьера. Я всегда уверен был, что моя жизнь до последнего вздоха расписана. А теперь… внутри словно цунами пронеслось. Личное. Ни для кого практически незаметное. Внешне все оставалось таким же. Разве что самые близкие могли уловить какую-то перемену. Я же чувствовал, как разваливаются эти стены, как мне самому вдруг невыносимо захотелось выйти за их пределы. Вспомнить, что есть еще и иная жизнь. Для других, для тех, кто имеет на нее право, кто может позволить себе быть свободнее. И аж скулы свело от желания вкусить ее. Урвать для себя хоть кусок. Думать не о завтра, а о сейчас.
– Андрей! - подбежала и обняла крепко, повиснув на шее. Так, словно не видела меня всего лишь недавно. - Ты пришел!
– Разве я мог не прийти?
– Если в какой-то из дней не придешь - я умру…
– Александра… это что за глупости?
– Ну, - сжала губы, - я просто хочу, чтобы ты знал об этом.
– Хорошо, уровень ответственности понятен. И больше чтоб я этого не слышал. Договорились?
– Боже, какой же ты вредный. Опять включил своего андроида! - Вздернув подбородок, с напускным возмущением сказала она. - Нет, чтобы что-то романтическое сказать. Эххх!
– Что-то раньше я не слышал, чтобы ты на моего андроида жаловалась…
– Андрей, - засмеялась, - ты ужасный. Пошляк!
– Я? Это я пошляк? Уверена? Я всего лишь об андроиде, а у тебя, видимо, мысли в другом направлении побежали. Но мне нравится.
– Я тебя обожаю. Знаешь это?
– Доверяй, но проверяй…
– Я согласна на проверку… А еще я хотела рассказать тебе. Я написала новую песню.
– Я тебя вдохновляю?
– О, да…
– И о чем она…
– Будет сюрприз. Я тебе ее лично спою. Могу пока только название раскрыть…
– И?
– Мистификация…
– Как интересно… - хотел спросить, что подтолкнуло, но тут телефон зазвонил. Изгой. Я знал, почему беспокоил. По поводу вечера. Последние детали уточнить. Разговор не занял много времени, пару минут всего, после чего я сообщал Александре, что наконец час Х настал. Мы уже говорили с ней об этом много раз, и в каждый из них я просил ее повторить, что она должна сделать и где я буду ее ждать. Я знал, что моя девочка жутко нервничает и смертельно боится. Гладил ее лицо ладонями.
– Это последний рывок, а за ним свобода, понимаешь? Наша свобода с тобой.
– Мне страшно! Мне та-а-ак страшно, Андрей.
- Чего ты боишься? Посмотри мне в глаза – все будет хорошо, слышишь? Иди ко мне.
Прижал к себе, и она всхлипнула, пряча лицо у меня на груди. Такая маленькая, беззащитная. Бл***ь, я в эту минуту почувствовал, что убивать за нее могу. Рвать на ошметки голыми руками. Моя она. Кожей чувствую, что она моя. Никого так, как ее, не чувствовал. Она мне жизнь новую подарила, я дышать с ней начал. Пусть урывками и рвано, но дышать.
***
Осталось всего полчаса. Смотрел на часы каждую минуту. Так, словно от этого время могло лететь быстрее. Не знаю, сколько сигарет выкурил, пока в машине сидел, постоянно посматривая в зеркало заднего вида. По минутам просчитали, во сколько она с охраной выехать должна и за сколько доедут до этой заправки. От нее одно требовалось – заставить их остановиться и попасть в туалет. И причина должна быть железобетонной. Именно здесь и немедленно. Она писала мне уже, что выехали. Что не постесняется и разыграет жесткое отравление со всеми вытекающими прямо в салоне. Никуда не денутся - придется выпустить. В кабинке спортивные штаны, толстовка с капюшоном и бейсболка. Из туалета черный ход на другую сторону заправки - это все подготовили заранее. У нее две минуты на все, и мы уезжаем по окружной дороге в противоположную сторону, на расстоянии нескольких километров нас ведут мои люди для подстраховки.
Пять минут… Стучу пальцами по рулю и взгляд от зеркала не отрываю. Дьявол… Да что же это время, как резиновое. И дежавю у меня гребаное. Когда-то уже ждал вот так. По спине пробежал мороз и пальцы начали мелко подрагивать. Дернул ворот рубашки, чувствую, как задыхаюсь от внезапно нахлынувших воспоминаний. Паника какая-то идиотская. Ведь понимаю, что дочери родной ничего не сделает… и все равно боюсь. Ахмед – психопат, и я не знаю, на что еще он способен. Урод хренов.