Ничья его девочка (СИ)

Из машины меня достали за шиворот и буквально отнесли внутрь здания, пронесли мимо деревянных столов, в какое-то отдельное помещение, посадили на стул и придавили к спинке руками. Ну вот и все. Сейчас свяжут и будут резать на шашлык. Я зажмурилась так сильно, что перед глазами начали расходиться круги.
– Не надо со мной ничего делать. Пожалуйста. Я так ляпнула. Я же ребенок. Никому ничего плохого не сделала. Отпустите меня!
– Армен, принеси мне вина и мясо, как обычно. Ты знаешь.
Голос… я слышала его всего лишь один раз, но сейчас тут же узнала, и мурашки порасползлись в разные стороны, покалывая кожу. Начала саднить щека, и разболелся нос. Запоздалая реакция. Даже представить страшно, что я увижу в зеркале.
– Так как там тебя зовут?
До меня не сразу дошло, что сейчас он говорит со мной, а еще больше разозлило то, что кляп у меня изо рта так и не вытащили. Я замычала, и тут же рот освободился. Сплюнула на пол, а губы вытереть так и не смогла, пришлось елозить физиономией о куртку.
– Есения зовут.
Так и не открывая глаз.
– Фамилия!
– Назарова.
Никакой реакции. Подошел, видимо, официант, что-то поставил на стол. Я открыла один глаз, потом другой. Барский сидел напротив меня и аккуратно разрезал мясо на мелкие куски совершенно спокойно. Вблизи он казался мне еще страшнее.
Каждое движение размеренное, не резкое. Вначале долго на пальцы его смотрела. Ногти ровно острижены, аккуратные, чистые, на запястье вены проступают.
Потом перевела взгляд на лицо. Не красивое, грубоватое, ассиметричное, с крупным носом с горбинкой, полными губами, квадратным подбородком и широкими скулами, покрыто седоватой щетиной. Волосы аккуратно зачесаны назад и поблескивают сединой на висках и над высоким лбом, через который пролегают три морщины. Он снял пиджак, и теперь на нем была надета темно-серая жилетка поверх голубой рубашки, на рукавах поблескивают какие-то брошки. Никогда таких не видела, но смотрится шикарно. Поднял на меня взгляд, и я сильно вздрогнула. А вот глаза у него, и правда, страшные. Нет, они очень красивые, большие, с тяжелыми веками, с глубокими морщинками у висков, длинными ресницами, и в то же время их выражение заставляет покрываться мурашками и судорожно втягивать воздух. А бледно-голубой цвет завораживает и в то же время отталкивает из-за холода, которым от него веет.
– И? Что ты еще говорила. Повтори.
– Так… ничего особенного. Отпустите меня. Что плохого я вам сделала? Я пошутила ведь.
Я перевела взгляд на мясо, и в животе громко заурчало. Стало стыдно и захотелось провалиться сквозь землю. Но он даже не обратил внимание. Промокнул губы салфеткой и отпил вино.
– Ты фамилии и имена назвала. Знакомые мне фамилии и имена. Ты ведь зачем-то все это сказала. С какой целью? Кто ты такая?
– Я… Назарова Есения, и вы… вы знали моих родителей.
Даже бровью не повел, продолжил резать мясо, отправил небольшой кусок в рот и снова посмотрел на меня.
– Вряд ли я знал именно твоих родителей. Но мне интересно – откуда появилась… эм… версия о нашем близком знакомстве у… тебя.
Уголок его рта чуть приподнялся в презрительной слабой усмешке, и я сглотнула слюну, посмотрев в очередной раз на его тарелку.
– Я есть хочу. Может, сначала покормите меня? Вы ведь не разоритесь… а я вам очень благодарна буду.
Прищурился и внимательно на меня посмотрел. Потом подозвал официанта.
– Принеси ей… Что принести, м?
Я не знала. Понятия не имела, что вообще можно заказывать в ресторанах.
– То, что у вас. И салат какой-нибудь. А еще хлеб и торт хочу. Не важно какой, но чтоб крема много было и шоколада. И… и мороженое.
Официант перевел взгляд на Барского, и тот едва заметно кивнул.
– Ну. Я весь во внимании.
– Сначала хавчик, потом все остальное.
Захар потер подбородок и отправил в рот кусок мяса, рассматривая меня, как мерзкое насекомое, словно раздумывая – придавить и размазать или дать бежать дальше.
Прожевал мясо очень тщательно, запил вином. Он даже ест красиво. Весь чистый, лощенный, как с обложки журнала. Я такая убогая по сравнению с ним, облезлая, грязная и страшная. Спрятала ногти, сжав руки в кулаки. Если бы он не лишил меня всего и не уничтожил моих родителей, я была бы как с картинки и покрасивее, чем он. Наверное. Это все его вина. Волка этого матерого.
Мне принесли еду, и от восторга я заерзала на стуле, живот издал несколько ужасных звуков, от которых всю физиономию залило краской. Но я видела только мясо и кружочки картошки рядом. Набросилась жадно, глотая большими кусками, давясь и не зная, что первым откусить и отправить в рот.
– Откуда узнала про Сергея и Людмилу? В интернете прочла?
Я шумно выдохнула.
– Нет. Не в интернете! Они мои родители… ясно?! Я не лгу! Даже больше – я знаю, что вы были друзьями! И мои родители были очень богатыми людьми, вы вместе вели бизнес… а теперь он стал только вашим!
Приподнял одну бровь и откинулся на спинку стула, чуть склонил голову вбок. Какой же он холодный, страшный, равнодушный. И в то же время каждое движение завораживает, все в нем какое-то идеальное, мощное, сильное до сумасшествия, и я эту силу ощущаю вибрацией в воздухе. Официант тут же появился с чашкой и дымящимся чайничком, под рукой газета. Убрал тарелку, поставил чайник и положил газету перед Барским. Поставил пепельницу.
– Допустим, ты не лжешь. И как ты это докажешь? Документы, свидетельство о рождении, фотографии?
Ничего этого у меня не было. Более того, я даже не знала, как выглядели мои родители.
– Надо будет – покажу и документы, и фотографии.
Солгала я и с наслаждением проглотила картошку. Божеее, я такое никогда не ела. Или ела, но очень давно.
– И откуда ты взялась? Живешь где?
Вот прям щас я тебе все и рассказала. Потом ты меня выследишь и прибьешь.
– У тетки живу, – ответила с полным ртом, потянулась за стаканом с соком, – на окраине города. В школу хочу и буду в институт поступать на дизайнера.
Взгляд Барского стал вдруг злым и очень колючим, я даже невольно поежилась.
– И чего же ты хочешь, Есения Назарова?
– Денег, – заявила я и посмотрела на него, сунула в рот картошку, кусок хлеба, – а не то я всем расскажу про вас и моих родителей, как вы их...
В эту секунду моя тарелка была отнята, он швырнул ее на соседний стол.
– Встала и пошла отсюда!
Очень спокойно, но взгляд полосует по нервам так, что у меня дух захватило и стало настолько жутко, что я подавилась едой.
– Что? …
– Вон пошла, я сказал, пока тебе ноги не переломали и язык за вранье не отрезали.
Но я с места сдвинуться не могла. Его реакция была неожиданной настолько что меня опять начало трясти от страха. Тут же появились его охранники.
– Увези ее отсюда. На площади выбросишь, где взял.
– Как на площади?... Почему?
Он больше на меня не смотрел, взял газету. Официант тут же налил из чайника чай.
– Я все расскажу… ясно? Что вы меня выкрали и приставали, денег предлагали.
– Я передумал. – отпил чай, аккуратно поставил чашечку на блюдце. – Вези ее в лес, отрежь ей язык и брось ее там.
У меня глаза от ужаса расширились и в горле пересохло.
– Нет-нет… я пошутила. Не надо. Никому ничего не скажу. Правда. Ой, не надо. Вы же не звери?
Охранник схватил за шиворот опять и потащил к выходу.
– Не надооо. Я пошутила. Пожалуйста… вы же добрый, вы же детям помогаете. За чтооо? Я всего лишь пошутила.
Но меня никто не слушал. Барский погрузился в чтение, а боров тащил меня, как мешок, к машине. Я начала пинаться, орать, как резаная, пытаясь вырваться.
– Угомонись, не то пришибу! – рыкнул красномордый и запихал меня в машину. Уже в другую. С затемненными стеклами.
Там я просидела довольно долго, пока Барский не вышел из шашлычной и не направился к нашей машине. Сел на переднее сиденье и махнул рукой. Джип сорвался с места, заиграла музыка. Очень спокойная. Старая какая-то. Эпохи динозавров.