Когда ты была рыбкой, головастиком - я...

Первый поэтический сборник Эллы, «Капли воды» (1872), грозно атаковал алкоголь — это были времена, когда вовсю развернулось движение за трезвый образ жизни. Однако к славе ее вознесли «Строки страсти» (1883). Потрясенные критики резко осудили книгу, благодаря чему она, понятно, вскоре стала бестселлером. По нынешним меркам ни одну из ее строф нельзя назвать порнографической, однако в ней все же встречаются такие строчки, как «Вот мое тело: хочешь — мни его» и пылкие пассажи наподобие следующего:
 
В такие ночи кровь моя играет
 
Горячкой юности, желаньями бурлит,
 
И мозг напрасно сердце усмиряет:
 
В груди моей вулкан страстей горит.
 
Тогда томлюсь я по тебе сильней.
 
Клянусь своей звездой, своей душой,
 
В лобзаньи я прильну к тебе тесней,
 
Весь мир не помешает мне: ты мой.
 
Некоторые специалисты считают, что все образы в этих страстных текстах (Элла написала их в тридцать с небольшим) — исключительно плод ее воображения и что на самом деле в то время она была скромной, неопытной девственницей. Но я этому не верю. На фотографиях, помещенных на фронтисписе большинства ее поэтических сборников, она предстает красивой женщиной с великолепной фигурой, а в автобиографии упоминается «калейдоскоп романтических увлечений» юности, в том числе «серьезные любовные ласки» одного из поклонников.
Элла отвергла несколько предложений руки и сердца — пока не встретила Роберта Уилкокса, в которого сразу влюбилась. Этот предприниматель разделял ее энтузиазм относительно Бога, молитв и ангелов, как и ее поползновения к «Новому мышлению» и оккультизму. Несколько лет они прожили в Меридене, штат Коннектикут, а затем девятнадцать лет провели в манхэттенской квартире, пока не осели в Коннектикуте, на берегу пролива Лонг-Айленд-Саунд. Их единственный ребенок, Роберт М. Уилкокс-младший, умер спустя двенадцать часов после рождения.
Эллу Уилкокс называли всеамериканским Эдди Гестом в юбке. (Любопытно, что Эдгар Гест (1881–1959), самый известный популярный версификатор в Америке первой половины XX века, являлся ревностным приверженцем «Христианской науки».) Мне и это утверждение представляется несправедливым. По стихам она все-таки на голову выше Геста, пусть даже и не написала ни единого великого стихотворения, и ее произведения совершенно забылись бы, если бы не антологии популярной поэзии, куда их до сих пор продолжают включать. Лучше всего помнят начальные строки «Одиночества»: «Смеешься — и с тобой смеется мир, / Но если плачешь — плачешь в одиночку». Эти стихи впервые появились в «New York Sun» (21 февраля 1883 года), а позже вошли в «Строки страсти». Эти две строчки стали настолько знаменитыми, что большинство из тех, кто цитирует их в наши дни, считают, что это народное присловье, не имеющее автора. Появлялись даже пародии: «Смеешься — и с тобой смеется мир, / Но коль храпишь — ты будешь спать один».
«Одиночество» оказалось в свое время в центре одной из тех сумасбродных дискуссий, какие частенько возникают вокруг стихов настолько популярных, что их широко перепечатывают в газетах и журналах даже без подписи. Полковник Джон Александр Джойс (1840–1915) опубликовал в 1885 году автобиографию, озаглавленную «Пестрая жизнь», куда вошло стихотворение, идентичное «Одиночеству» (изменены были только две последние строфы). Спустя десять лет, в исправленной автобиографии «Жемчужины памяти», полковник описал, как он задумал и создал это стихотворение — в 1863 году, в Кентукки: он был прикомандирован к тамошнему полку. Немудрено, что Уилкокс пришла в ярость. Она предложила пять тысяч долларов любому, кто сможет предоставить это стихотворение в опубликованном виде и при этом вышедшим до 1883 года, когда оно появилось в газете под ее именем. Подобной публикации так никто и не предъявил, однако полковник не оставил своих притязаний на авторство. «Он — жалкое насекомое, — писала Уилкокс во второй автобиографии, — однако его назойливое жужжание и укусы могут весьма раздражать».
Бёртон Стивенсон, посвятивший всей этой истории целую главу своих «Знаменитых одиночных стихотворений и поэм» (1935), перепечатывает абзац из первого варианта жизнеописания полковника («Пестрая жизнь»), в котором тот признаётся, что несколько месяцев провел в психиатрической лечебнице Восточного Кентукки (г. Лексингтон) из-за своей «мании»: он был одержим созданием вечного двигателя.
Как ни трудно в это поверить, полковник Джойс умудрился в течение своей жизни опубликовать биографии Эдгара Аллана По, Оливера Голдсмита, Роберта Бёрнса и Авраама Линкольна, а также совершенно никчемные сборники прозы и стихов. Затеянная им дискуссия по поводу «Одиночества» быстро утихла бы, если бы не Юджин Филд [36] (1850–1895). который продолжал на страницах своей газеты защищать Уилкокс от нападок Джойса. Впрочем, Уилкокс не находила это смешным.
Почти так же, как начальные строки «Одиночества», знамениты первые строчки «Достойного человека» из «Строк чувства»:
 
Легко приятным быть и милым,
 
Когда как песня льется жизнь и ярок свет,
 
Но уваженья тот достоин.
 
Кто всё ж улыбчив и спокоен
 
В час мрачный горестей и бед.
 
Ну да, эти строчки смахивают на писанину Эдди Геста, зато Гесту не под силу было написать «Ветры судьбы» — одно из тех стихотворений Уилкокс, которые чаще всего включают в антологии:
 
Один корабль — на запад, другой — на восток
 
С попутным ветром — и пусть.
 
Парусов наклон,
 
А не чайки стон
 
Нам скажет, куда лежит курс.
 
 
Как ветры в море — дороги судьбы.
 
По которым идем до сих пор,
 
Лишь склонность души
 
Скажет, куда спешить,
 
А не затишье или раздор.
 
Не сумел бы Гест сочинить и столь искусный сонет, как «Зимний дождь» из «Морайн и других стихотворений» (с. 145):
 
Я слышала, как ночью в мир морозный
 
Неспешный падал зимний дождь; но молча
 
Бессильным каплям с их наивной мощью
 
Земля во льду лишь усмехалась грозно.
 
 
Куда прочней надежность белизны
 
Снегов, чьих жалоб не слыхать от века,
 
Укроет скорби их от человека
 
Холодная улыбка, свет луны.
 
 
Давным-давно, в годину смут и бед,
 
Рыданий вслух я поняла тщету:
 
Наотмашь бьет судьба нас на лету,
 
Но больше я не трачу слез в ответ,
 
 
Питаю гордость горечью я зыбкой
 
И миру я в глаза смотрю с улыбкой.
 
Как правоверный адепт «Христианской науки» Гест не способен был высматривать в жизни веселое и любопытное, в отличие от Уилкокс, которая в своей «Иллюзии» («Строки силы», с. 17) посмеялась над убеждением Эдди, что всё в мире — майя, или сон, за исключением Бога, единственно реального:
 
С Богом мы сидим вдвоем,
 
Никого вокруг.
 
«Где же люди? — плачу я,
 
Где же небеса, земля,
 
Мертвых сонм подруг?»
 
 
«Всё это был сон, — Господь мне в ответ, —
 
Лишь казался он явью, поверь.
 
Ни мертвых, ни живых просто нет,
 
Нет земли, не сияет небесный свет,
 
Есть лишь Я — и в тебе Я теперь».
 
 
«Почему мне не страшно, — спросила я, —
 
Когда я тебя вижу тут.
 
Ведь я грешна, нет дороги назад,
 
Но есть ли рай и есть ли ад
 
И будет ли Страшный суд?»
 
 
«Да нет, всё это были лишь сны,
 
Ты проснулась, и жизнь легка,
 
Никакого нет страха и нет греха,
 
Тебя нет и не было, радость моя.
 
Ничего нет, а есть лишь Я».