Очарование первой любви

Энни встала перед большим зеркалом в спальне и повернулась кругом, искоса наблюдая за своим отражением.
На танцы она надела бережно хранимое ею платье графини Теодоры. Волосы забрала наверх и вплела в них веточку искусственных цветов, купленных в том же магазине, что и мимозы Кейт. Драгоценностей на ней не было. Платье не требовало ожерелья, а прикалывать к старинному бархату брошь казалось Энни верхом варварства. Уши она проколола еще в шестнадцать лет в Испании, но обычно носила дешевые серьги, а к этому платью такие не подходили.
И вдруг раздался стук в дверь. Кто это? Может быть, миссис Карлайл?
— Войдите.
В спальню вошел Ван. Энни думала, что красивее, чем он сегодня утром, быть просто невозможно; но Ван в белом смокинге и черном галстуке превзошел все ее ожидания. Что-то стеснило ей грудь, и дыхание прервалось.
— Так и думал, что ты привезешь с собой это платье, — произнес он. — Посмотри, что я купил для тебя в Нью-Йорке. По-моему; они сюда подойдут.
Ван достал из кармана коробочку, обтянутую кожей, и открыл ее. В гнездах из синего бархата покоились два драгоценных камня, цветом и блеском напомнившие Энни море, в котором отражается солнце.
— Аквамарины! Какая красота!
— Примерь. Посмотрим, как они сочетаются с платьем.
Но руки у Энни дрожали от волнения, и она никак не могла вдеть серьги в уши.
— Позволь мне, — предложил Ван.
Умелыми руками он вдел серьги и застегнул крошечные золотые застежки. Камни засверкали при ярком электрическом свете; и Ван, отступив на шаг, любовался этой картиной.
— Прекрасно, — сказал он наконец. — Я собирался подарить их тебе на день рождения, но не мог больше ждать.
Энни взглянула на себя в зеркало, затем с сияющими от восторга глазами обернулась к Вану.
— Великолепный, потрясающий подарок! Но, послушай, они же, наверно, стоят целое состояние!
Ван едва заметно улыбнулся, и Энни сообразила, что ведет себя как ребенок. Вот Эмили никогда бы такого не сказала!
— Я часто любовалась аквамаринами в витринах ювелирных магазинов, — заговорила она светским тоном, надеясь исправить свою ошибку, — но никогда не думала, что получу возможность их носить. Спасибо тебе, Ван.
Упершись рукой ему в грудь, она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.
Дальше произошло нечто такое, о чем Энни и мечтать не могла.
Ван обнял ее за талию и инстинктивно наклонился — Энни видела, что так же он поступал, целуя мать или мачеху. Ван был так высок ростом, что ни одна женщина просто не могла дотянуться до его лица.
Она ощутила губами гладкую после бритья кожу, почувствовала легкий запах лосьона, свежий и горьковатый, словно ветер с моря.
Она уже готова была высвободиться из его объятий, как вдруг необъяснимый огонь вспыхнул между ними и Ван страстно прильнул к ее губам.
 ГЛАВА СЕДЬМАЯ 
— Прости, я не хотел этого делать...
Энни стояла зажмурившись; все мысли вылетели у нее из головы, уступив место чувствам и ощущениям. Но смущенное бормотание, так непохожее на привычный голос Вана, вернуло ее с неба на землю.
Распахнув отяжелевшие веки, она взглянула ему прямо в глаза. Смысл его слов доходил до нее медленно, словно пробиваясь сквозь вату.
— Но ты это сделал, — прошептала она наконец. — И мне понравилось.
— У тебя стерлась помада. Приведи себя в порядок и спускайся. Мы скоро уезжаем. Встретимся внизу.
Ван отстранил ее и поспешил прочь из спальни.
Спустившись в холл, Энни не нашла там никого, кроме мистера Карлайла.
По сравнению с предыдущим строгим платьем нынешний наряд Энни выглядел дерзким, даже вызывающим. Увидев ее, Эдвард весь как-то подобрался и сверкнул глазами, к большому удивлению девушки, которой казалось, что этому степенному джентльмену не хватает жизненной энергии, отличающей его сына.
Они поболтали несколько минут, пока к ним не присоединились остальные гости. В клуб отправились на трех машинах. Специально нанятый шофер вел первую, мистер Карлайл — вторую. В третьей за рулем сидел Ван, и Энни — рядом с ним.
По дороге Энни молчала. Ее переполняло счастье оттого, что все тревоги оказались ложными. Нет, Ван не любит Эмили! Ведь он не из тех людей, которых дядя Барт называет «бабниками», и никогда не стал бы целоваться просто для развлечения. Никогда в жизни ее не целовали с такой страстью!
При одном воспоминании о поцелуе Вана Энни охватывало жгучее желание пережить это еще раз. «Интересно, а он что чувствует? О чем он сейчас думает?» — спрашивала она себя, бросая украдкой взгляд на строгий профиль Вана, освещаемый фарами встречных машин.
Энни была наверху блаженства, и даже то, как Ван убежал от нее сразу после поцелуя, ее не смущало. Она понимала, что происшедшее и его застало врасплох, а на объяснения просто не было времени. Но во время танцев у них будет возможность ускользнуть в какой-нибудь укромный уголок и обсудить там внезапную перемену в их отношениях. И, конечно же, нацеловаться вволю!
Для нее-то во всем происшедшем ничего внезапного не было: уже много лет она только и мечтала о таких вот поцелуях Вана! Но сам он, возможно, только сегодня понял, что готов полюбить ее.
Ван, Энни и Эмили оказались, пожалуй, самыми молодыми гостями на вечеринке. Поэтому неудивительно, что оркестр играл в основном спокойную, медленную музыку.
Энни очень любила танцевать: в Париже она часто ходила на дискотеки и поражала сдержанного Тома своей способностью безоглядно отдаваться скачущим ритмам современной музыки.
Но сегодня ни наряд ее, ни настроение не подходили для дерганья. Энни хотелось, чтобы музыканты заиграли вальс, Ван протянул бы ей обе руки, а она с тихим счастливым вздохом прижалась бы головой к его плечу...
Вскоре после их приезда появилась и Эмили в черной облегающей кофточке и короткой золотистой юбке; на шее вместо привычной нитки жемчуга блестели янтарные бусы, и теплый свет их зажигал золотые искры в ее ореховых глазах.
— Энни, ты выглядишь фантастически! — воскликнула она. — Потрясающее платье! Где ты такое достала?
Польщенная Энни объяснила происхождение платья.
— Я непременно тебя в нем сфотографирую, — объявила Эмили, — и пошлю снимок Саммер. Она обожает красивую одежду. Подожди, схожу за фотоаппаратом.
Через несколько минут она появилась снова и потащила Энни в соседнюю комнату.
— И ты, Ван, иди с нами, — приказала она. — У меня в кабинете в Кренмире висят снимки всех моих друзей, только тебя не хватает! — Это библиотека и музыкальная комната, — объяснила она, распахивая дверь и включая свет. — Днем я пила здесь чай.
Оглядевшись, Энни увидела книжные стеллажи, рояль, мягкий диван и несколько удобных кресел вокруг низкого столика.
Сделав пару снимков на диване и у зеркала, Эмили приказала:
— А теперь встаньте вот так с двух сторон, обопритесь о рояль и наклонитесь друг к другу, только не заслоняйте вазу с цветами! Когда вы оба прославитесь, я сдеру с какого-нибудь бульварного журнальчика бешеные деньги за эту фотографию, — игриво добавила она.
— Лучше не надо, если не хочешь со мной поссориться, — серьезно предупредил ее Ван. — Я не собираюсь выставлять свою частную жизнь на всеобщее обозрение. Слава Богу, я не певец и не киноактер!
— Не волнуйся, дорогой, я шучу. Придвинься-ка поближе... так... ага, хорошо. Отлично! А теперь я хочу, чтобы Энни села на рояль и закинула ногу на ногу. Ван, подними ее, пожалуйста.
— Не надо! — запротестовала Энни. — Что, если я его сломаю?
— Чепуха, ты совсем легонькая! — отмела ее сомнения Эмили. — А снимок получится отличный!
Обхватив Энни за талию — крепче, чем несколько часов назад, — Ван посадил ее на крышку рояля и отступил.
— Откинься назад, скрести ноги и вообрази, что ты Марлен Дитрих, — скомандовала Эмили.
Энни сделала, как ей было велено; разрез на юбке распахнулся, обнажив стройные ноги в прозрачных колготках и туфельках с серебряными каблуками. Вспомнив о Марлен Дитрих, Энни послала Вану томный взгляд.