Очарование первой любви

Снова ждать!.. Энни готова была вспылить, но вовремя сообразила, что в происшедшем недоразумении нет никакой вины мисс Мур. Эта женщина казалась воплощением точности и обязательности.
— Я рассчитывала сегодня же вернуться в Лондон, — проговорила она, подавив возмущение. — Без ночной рубашки я смогу обойтись, но нельзя же появиться на вечере в этом! — и она указала на свой дорожный костюм.
— В спальнях у нас хранится все необходимое — на случай, если кто-то из гостей потеряет багаж, — успокоила ее Чарлин. — Не сомневаюсь, мы подберем для вас вечернее платье.
Внутри, как и снаружи, дом очень изменился. Шаги женщин тонули в толстых восточных коврах и дорожках. И на лестнице, и в коридоре тоже лежали ковры. На стенах висели великолепные картины. В стенных нишах стояли мраморные вазы с цветами. Во всем чувствовалась роскошь, и вместе с тем — отменный вкус. Но совсем не об этом мечтала Энни, когда представляла свою будущую жизнь здесь! Так выглядят работы профессиональных дизайнеров: нынешний Оренго великолепно смотрелся бы где-нибудь на выставке интерьеров, но Энни не представляла, как можно в нем жить.
— А миссис Карлайл дома? — спросила она. — Может быть, я пока поговорю с ней?
— Миссис Эдвард Карлайл, мать мистера Карлайла, живет в Коннектикуте. А жены у мистера Карлайла нет.
— О... я слышала... то есть... мне казалось, что...
— О личной жизни мистера Карлайла ходит много слухов, но по большей части они лишены всякого основания. — Помощница отворила дверь и пропустила Энни вперед. — Отличная спальня с балконом и видом на побережье. Надеюсь, мисс Ховард, вы здесь удобно устроитесь. Если вам что-нибудь понадобится, звоните. А я поищу для вас вечернее платье.
Оставшись одна, Энни окинула роскошную спальню наметанным глазом журналиста. Лепной потолок, старинная итальянская кровать с кораллового цвета балдахином. Ванная — розовый мрамор с темными прожилками, огромное зеркало из великолепного римского стекла. Душа нет, но гибкий шланг позволяет мыть голову. Не в первый раз Энни поблагодарила Бога за то, что ее густые белокурые волосы, подстриженные всего полтора месяца назад, всегда прекрасно выглядят и не требуют специального ухода.
Она расстегнула сумку и принялась выкладывать на письменный стол содержимое. Портативный компьютер — уже не тот, что был когда-то подарен ей Ваном. Диктофон — такой маленький, что через некоторое время собеседник перестает обращать на него внимание. Довершала ее экипировку тридцатипятимиллиметроваяметровая однофокусная камера.
Энни вышла на балкон и оперлась на балюстраду, любуясь видом. Где-то теперь бороздит волны «Мечта морей»?
В дверях появилась мисс Мур, в руках она несла черную юбку длиной до колен и белую шелковую блузку.
— Думаю, это вам подойдет, мисс Ховард.
— Это ваше?
— Да, но я с удовольствием вам одолжу.
— Спасибо, вы очень добры. Знаете, чем слоняться без дела, ожидая мистера Карлайла, я лучше съезжу в Ниццу и пройдусь по магазинам. Моя машина все еще у крыльца?
— Нет, но ее подадут через три минуты.
По дороге в Ниццу Энни вновь и вновь спрашивала себя, не были ли все эти недоразумения частью хитро разработанного плана. Что, если Ван специально отложил интервью, заставил ее ждать, принудил идти на ужин в чужом наряде, чтобы смутить и сбить с толку? Пять лет назад он не был склонен к таким играм, но Энни знала, что деньги и власть сильно меняют людей, и не всегда в лучшую сторону. Многие богачи славятся эксцентричностью, от которой недалеко и до помешательства.
Энни была благодарна мисс Мур за предложенный наряд, но белая блузка ей совсем не понравилась. Слишком чопорно. Энни предпочитала более свободные наряды. В Ницце она найдет себе подходящее вечернее платье. А еще — купит такую бижутерию, от которой у респектабельных приятельниц Вана, увешанных золотом и бриллиантами, слюнки потекут!
Энни не любила, как иные женщины, бродить по магазинам часами. Она направилась прямиком к модному бутику, который помнила с юных лет. В то время она могла лишь бросать на его витрину завистливые взгляды; теперь же смело вошла и через полчаса покинула магазин, нагруженная покупками.
В этой части города небольшие магазинчики чередовались с барами и кафе на открытом воздухе. Местные жители сидели под навесами, лениво потягивая кофе и наблюдая за снующими по улицам туристами. Энни выбрала кафе на перекрестке, где на глазах у кучки зевак разыгрывал свою вечную пантомиму бродячий артист.
Энни заказала чай с лимоном. Несколько минут она наблюдала за артистом, затем начала оглядываться вокруг в поисках интересных лиц. Такое наблюдение за окружающим миром вошло у нее в привычку. Кафе было почти пусто. За соседним столиком две француженки вели оживленную беседу. В дальнем углу смаковала вино элегантная дама, а рядом с ней... Сердце Энни замерло, а затем забилось так, словно хотело выскочить из груди. Она почувствовала, что задыхается, совсем как вчера, когда Грег объявил ей сногсшибательную новость.
Рядом с незнакомкой сидел Ван.
Женщина что-то говорила, и Ван кивал в ответ. Словно зачарованная, вглядывалась Энни в его лицо, пытаясь понять, что изменилось в нем за пять лет.
Внешне он остался таким же, как был: стройным и поджарым, годы не оставили на нем своего следа. И все так же скуп на жесты: руки его спокойно лежали на столе, а чувства жили только в глазах и в легкой улыбке, так хорошо знакомой Энни. Так же как прежде, он слушал собеседницу с предельным вниманием, не отрывая глаз от ее лица. И, переведя взгляд на незнакомку, Энни нисколько этому не удивилась.
Женщина не была красавицей, но в чертах ее чувствовался сильный характер, а улыбка излучала обаяние. На вид ей было около сорока — тот возраст, в котором, по наблюдениям Энни, одни женщины начинают гоняться за уходящей молодостью, другие же только в эти годы и расцветают по-настоящему. Подруга Вана явно принадлежала ко второй категории. Одета она была элегантно, но просто, в деловой костюм; юбка прикрывала колени. Вокруг сновали юные француженки в обтягивающих мини, но Ван не удостаивал их взглядом. Взор его не отрывался от незнакомки, и, заметив это, Энни вдруг ощутила острую боль в сердце.
Кто ему эта женщина? Любовница? Выходит, он оставил мечты о браке и удовлетворяется такими вот ни к чему не обязывающими отношениями?
Энни забыла о чае: ее переполняла ярость. Всю жизнь она считала ревность чувством, недостойным цивилизованного человека, а теперь сама испытала на себе ее жестокую власть. Но гнев ее был обращен не на соперницу, а на Вана. За то, что заставил ее приехать, за то, что послужил причиной ее разрыва с Джоном, а сам как ни в чем не бывало развлекается с подружкой, за то... да хотя бы за то, черт возьми, что он по-прежнему так потрясающе красив!
Наконец незнакомка взглянула на часы и с явной неохотой встала. Ван, поднявшись, поцеловал ей руку на прощание и проводил ее взглядом. Затем сел, чтобы допить вино с содовой.
«Что, если подсесть к нему?» — думала Энни. Но нет, сейчас она еще не готова с ним разговаривать. Она уплатила по счету и вышла. Ван так ее и не заметил.
Лицом к лицу они встретились час спустя, в той же самой беседке, где когда-то увидели друг друга впервые. Но на этот раз Энни не разговаривала сама с собой, и Ван не застал ее врасплох. Она услышала его шаги, когда любовалась морем, и вовремя обернулась, прислонившись к балюстраде. Темные очки скрывали выражение ее лица.
— Добро пожаловать в Оренго! Как поживаешь, Энни? — для постороннего взгляда и приветственные слова, и протянутая рука Вана выглядели вполне по-дружески. Но он не улыбался, и синие глаза его были холодны, словно осколки льда.
— Добрый день, — вежливо и бесстрастно отозвалась Энни, неохотно протягивая руку в ответ. Ей не хотелось прикасаться к Вану — пусть даже из простой вежливости.
Много лет назад, когда у них как-то зашел разговор о рукопожатиях, Ван признался, что терпеть не может пожимать руки женщинам. «Вечно боюсь слишком сильно сжать и сделать ей больно», — заметил он. На этот раз Ван осторожным не был: он сдавил ей руку так, что Энни едва не скривилась от боли. И по странной ассоциации это жестокое рукопожатие напомнило ей об иных временах, когда прикосновения Вана были куда нежнее...