Деньги миледи

— Да, сэр, — сухо отвечала Изабелла. — Я вас поняла. Но позвольте пройти. Мне нельзя оставаться в гостиной — сейчас сюда спустится моя тетя. — И, присев в вежливом реверансе, девушка быстро вышла из комнаты.
«Вот и пытайся после этого молодым девицам что-то втолковать, — думал мистер Трой, оставшись один. — Эта дуреха явно возомнила, что я позавидовал ее доверию к Моуди и нарочно на него наговариваю. Ну что ж, мое дело предупредить, а там пусть сама решает».
Он огляделся. В комнате не видно было ни единой соринки; каждый стул стоял на строго отведенном для него месте; сияющая полировка стола слепила глаза, а безделушки на нем располагались в таком идеальном порядке, словно рука человека, однажды расставив, никогда уж больше не прикасалась к ним; фортепиано явно предназначалось для украшения гостиной, а никак не для музицирования; безукоризненная чистота ковра заставила мистера Троя обеспокоенно взглянуть на собственные башмаки, а диван, прикрытый белоснежной кипой узорных салфеток и салфеточек, всем своим видом как бы говорил: «Попробуй только сядь!» Мистер Трой в смущении отступил к книжному шкафу в дальнем конце комнаты. Книги так точно подходили к полкам, что адвокату лишь с трудом удалось вытащить одну из них — в руках у него оказался том «Истории Англии». С форзаца на него глядело еще одно письменное предостережение: «Книга является собственностью пансиона благородных девиц мисс Пинк и не подлежит выносу из библиотеки». Эта надпись и стоявшая под нею дата десятилетней давности обличали в мисс Пинк бывшую содержательницу благородного пансиона и отчасти объясняли своеобразие здешних порядков, так смутивших поначалу мистера Троя.
Едва он успел втиснуть книгу обратно на полку, как дверь снова отворилась и в гостиную вошла тетушка Изабеллы.
Случись вдруг мисс Пинк таинственным образом исчезнуть из дому, полиции нелегко было бы получить словесный портрет пропавшей дамы, так как ни один даже самый добросовестный наблюдатель не сумел бы выделить в ее наружности ничего примечательного. А посему автору этих строк приходится — за неимением иного выхода — прибегнуть к целому ряду отрицаний. Она была ни молодой, ни старой, ни худой, ни толстой, роста ни большого, ни маленького; в чертах ее нельзя было углядеть ни уродства, ни особой приятности; лицо, голос, платье и манеры мисс Пинк решительно ничем не отличались от лиц, голосов, платья и манер пятисот тысяч других одиноких англичанок того же возраста и общественного положения. Если бы ее попросили определить, кто она такая, мисс Пинк сказала бы: «Я благородная дама»; а на вопрос, какое из своих многочисленных достоинств она сама ценит превыше всего, ответила бы: «Изысканную речь». Словом, то была мисс Пинк из Саут-Мордена — и этим все сказано.
— Прошу покорнейше садиться, — сладчайшим голосом открыла аудиенцию мисс Пинк. — Сегодня наконец-то прекрасный денек после стольких дождей! Говорят, в этом году шпалерные деревья в садах почти не плодоносят. Сэр, позвольте вам предложить чего-нибудь освежающего с дороги.
Мистер Трой вежливо поблагодарил и произнес несколько приличествующих фраз о красотах окружающего пейзажа. Даже старый адвокат не мог спокойно слушать мисс Пинк, не испытывая при этом непреодолимого желания быть, как говорят дети, паинькой.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы удостоили меня посещением, мистер Трой, — снова заговорила мисс Пинк. — Я прекрасно понимаю, насколько ценно личное время людей вашей профессии, а потому надеюсь, вы меня извините, если я сразу же перейду к предмету, ради которого я осмелилась вас побеспокоить.
Тут она скромно разгладила платье на коленях, а адвокат поклонился. Отточенная речь мисс Пинк имела разве что один недостаток: она, строго говоря, вовсе не походила на речь, а напоминала скорее типичное письмо, прочитанное вслух.
— Обстоятельства отъезда моей племянницы Изабеллы из дома леди Лидьяр так невыносимо тягостны, — продолжала мисс Пинк, — скажу более, так унизительны, что я раз и навсегда запретила ей даже упоминать о них в чьем бы то ни было присутствии — при мне или без меня. Вам, мистер Трой, эти обстоятельства известны; вы поймете, какое негодование я испытала, узнав, что дочь моей сестры подозревается в краже. Я не имею чести быть знакомой с леди Лидьяр; она ведь, кажется, не графиня? Да-да, ее покойный супруг был лишь бароном! Итак, я не знакома с леди Лидьяр, а потому лучше воздержусь и не стану высказывать свое мнение по поводу того, как она обошлась с моей племянницей.
— Простите, мадам, — вступил мистер Трой, — прежде чем вы продолжите, я, с вашего позволения, замечу, что леди Лидьяр…
— Это вы меня простите, — возразила мисс Пинк. — Я никогда не делаю поспешных выводов! И однако же поведение леди Лидьяр невозможно оправдать, как бы вы этого ни желали. Вам, сэр, по всей вероятности, неизвестно, что в лице моей племянницы ее милость принимала под своим кровом девушку благородную по рождению, как и по воспитанию. Моя покойная сестра была дочерью священника англиканской церкви. Нет нужды напоминать, что как таковая она являлась урожденной леди. При более благоприятном стечении обстоятельств дед Изабеллы по материнской линии мог бы стать архиепископом Кентерберийским — и тогда по старшинству стоял бы выше всей палаты лордов, исключая одних лишь принцев крови. Не берусь утверждать, что и по отцовской линии родословная моей племянницы столь же безупречна. Моя сестра поразила — если не сразила! — нас всех, выйдя за аптекаря. В то же время аптекарь не просто торговец. Он служит благородному делу врачевания и считается среди людей своей профессии не менее уважаемой фигурой, чем ученые доктора. Таковы факты, сэр. Приглашая Изабеллу пожить в своем доме, ее милость, повторяю, обязана была помнить, что она принимает у себя девушку из благородной семьи! Однако леди Лидьяр вовсе не думала об этом, чем нанесла первое тяжкое оскорбление; заподозрив же мою племянницу в воровстве, она нанесла второе.
Мисс Пинк остановилась на миг перевести дух, и мистер Трой еще раз попробовал вставить слово:
— Будьте любезны, мадам, позвольте мне сказать…
— Не позволю, — перебила мисс Пинк, обнаруживая за внешней учтивостью обращения поистине непоколебимую стойкость. — Я слишком ценю ваше время, мистер Трой! Даже ваш богатый опыт в оправдании человеческих поступков не поможет оправдать поведение, по сути своей непростительное. Теперь, выслушав мое мнение о ее милости, вы поймете, почему я не склонна доверять леди Лидьяр. Соберется ли она учинить надлежащее расследование в интересах Изабеллы или не соберется — этого я не знаю. Знаю только, что мой священный долг — долг перед памятью моей сестры и родителей — не полагаться в таком важном деле на посторонних. Я сама этим займусь. Добавлю, что я в состоянии понести необходимые расходы. Посвятив себя воспитанию девушек из хороших семей, я имела счастье всегда пользоваться доверием и благодарностью их родителей и всю жизнь соблюдала одно золотое правило: откладывать кое-что на черный день. Таким образом, удалившись на покой, я смогла вложить мои скромные — поверьте, очень скромные! — сбережения в ценные бумаги. Часть этих средств я готова выделить на восстановление доброго имени моей племянницы. Я считаю, что дело лучше всего передать вам: вы ведь все равно уже с ним знакомы, а я, признаться, ни за что на свете не согласилась бы поведать о нашем позоре кому-то еще. Вот для чего, мистер Трой, я и хотела с вами встретиться. Только, ради бога, не говорите мне больше о леди Лидьяр — само упоминание ее имени мне чрезвычайно неприятно. Если позволите, у меня к вам лишь один вопрос: понятно ли я изложила суть моей к вам просьбы?
Мисс Пинк откинулась на стуле — ровно настолько, насколько позволяли приличия, и, слегка опершись щекой о большой и указательный пальцы левой руки, а левым локтем о правую ладонь, ждала ответа — воплощение человеческого упрямства в его самом респектабельном виде.
Если бы мистер Трой не был законником — иными словами, если бы он по роду своей деятельности не привык отстаивать свое мнение при любых обстоятельствах, невзирая ни на какие мыслимые трудности, миссис Пинк, вероятно, так навсегда и осталась бы во власти собственных заблуждений. Однако в этот момент мистер Трой получил наконец-то возможность говорить, и, как бы упорно мисс Пинк ни уклонялась, ей суждено было выслушать точку зрения противной стороны.