Деньги миледи

Леди Лидьяр уронила листок на стол. Как ни доходчиво изъяснялся священник, все же в первый момент смысл прочитанного не дошел до ее милости.
— Бога ради, что все это значит?! — спросила она.
Адвокат и дворецкий переглянулись, видимо, решая, кому говорить первому. Но леди Лидьяр не дала им долго размышлять.
— Моуди, — сурово потребовала она, — я доверила письмо вам и от вас теперь жду ответа.
Темные глаза Моуди сверкнули. Отвечая, он не пытался скрывать, что считает такой тон в обращении с собой оскорбительным.
— Я должен был доставить письмо адресату, — сказал он, — и я его доставил. Я взял его со стола уже запечатанным и передал священнику запечатанным же, о чем у вашей милости имеется его собственноручное свидетельство. Я выполнил ваше поручение; мне нечего объяснять.
Тут мистеру Трою стало понятно, что без его направляющего участия разбирательство вот-вот может приобрести самый нежелательный характер, и, не дожидаясь ответа леди Лидьяр, он тактично вмешался.
— Простите, миледи, — начал он с тем счастливым сочетанием уверенности и учтивости в голосе, секрет которого известен одним лишь адвокатам. — В неприятных делах подобного рода есть только один способ добраться до истины: нужно начать с начала. Вы позволите мне задать вашей милости несколько вопросов?
— К вашим услугам, сэр, — ответила леди Лидьяр, постепенно успокаиваясь под благотворным влиянием мистера Троя.
— Скажите, вы совершенно уверены, что вложили банкноту в письмо? — спросил адвокат.
— Кажется, да, — отвечала леди Лидьяр. — Но как раз в этот момент моей собаке внезапно стало хуже, и я так разволновалась, что не могу утверждать наверняка.
— Был ли кто-нибудь рядом с вами в тот момент, когда вы, как полагаете, вкладывали банкноту в письмо?
— Я находился в комнате рядом с ее милостью, — сказал Моуди, — и могу поклясться: она на моих глазах вложила банкноту вместе с письмом в конверт.
— А конверт запечатала? — спросил мистер Трой.
— Нет, сэр, не успела. Ее милости пришлось срочно выйти к больной собаке в соседнюю комнату.
Мистер Трой снова обратился к леди Лидьяр:
— Ваша милость, а что вы сделали с письмом? Взяли с собой в соседнюю комнату?
— Мне было не до того, мистер Трой. Письмо осталось на столе.
— Как, в открытом конверте?
— Да.
— Долго ли вы пробыли в соседней комнате?
— Не менее получаса.
— Хм, это несколько осложняет дело, — пробормотал мистер Трой, затем, поразмыслив немного, обратился к Моуди: — Кто-нибудь из прислуги знал, что в доме находилась такая крупная банкнота?
— Никто, — отвечал Моуди.
— Стало быть, слуг вы не подозреваете?
— Разумеется, нет, сэр.
— Не было ли в доме рабочих в этот час?
— Нет, сэр.
— Кто мог попасть в гостиную в отсутствие леди Лидьяр?
— Были двое посетителей, сэр.
— Кто именно?
— Племянник ее милости мистер Феликс Суитсэр и достопочтенный Альфред Гардиман.
Мистер Трой укоризненно покачал головой.
— Я же не имел в виду достойных людей с такой безупречной репутацией, — сказал он. — Смешно даже упоминать в этой связи имена мистера Суитсэра и мистера Гардимана. Мой вопрос относился к посторонним лицам, которые могли явиться в дом с позволения ее милости и, таким образом, оказаться в гостиной. Мог зайти, к примеру, сборщик пожертвований или, скажем, приказчик из магазина с образцами каких-нибудь предметов дамского туалета или украшений.
— Насколько мне известно, подобных посетителей в доме не было, — отвечал Моуди.
Мистер Трой прервал на время расспросы и задумчиво прошелся по комнате. Его догадки о вторжении в дом посторонних пока что ничем не подтверждались. Опыт подсказывал ему не тратить времени зря и вернуться к исходному пункту расследования — иными словами, к письму. Теперь, обратившись к леди Лидьяр, он направил свои вопросы в новое русло.
— Ваша милость! По свидетельству мистера Моуди, вы удалились в соседнюю комнату, так и не запечатав письма, — сказал он. — А вернувшись, вы запечатали его?
— Я не могла отойти от больной собаки, — отвечала леди Лидьяр. — Я послала в гостиную Изабеллу Миллер — все равно от нее не было никакой помощи.
Мистер Трой насторожился. Новый подход к делу, кажется, начинал себя оправдывать.
— Если не ошибаюсь, мисс Изабелла Миллер недавно проживает под кровом вашей милости? — спросил он.
— Почти два года, мистер Трой.
— В качестве чтицы и компаньонки вашей милости?
— В качестве моей приемной дочери! — отрезала леди Лидьяр.
Мистер Трой благоразумно принял подчеркнутую резкость тона за предостережение и, временно отступившись от ее милости, перешел к более доскональному опросу дворецкого.
— Уходя, вы получили письмо из чьих-то рук или взяли его сами? — спросил он.
— Я взял его сам вот с этого стола.
— Оно было запечатано?
— Да.
— Видел ли кто-нибудь, как вы брали письмо со стола?
— Да. Мисс Изабелла.
— Она была здесь одна, когда вы вошли?
— Да, сэр.
Леди Лидьяр открыла было рот что-то сказать, но смолчала. Мистер Трой, подготовив таким образом почву, задал решающий вопрос.
— Скажите, мистер Моуди, — произнес он, — знала ли мисс Изабелла, отправляясь выполнять поручение, что в письмо вложена пятисотфунтовая банкнота?
Вместо ответа Роберт в ужасе отшатнулся от адвоката. Леди Лидьяр резко встала, хотела уже говорить, но снова сдержалась.
— Отвечайте же, Моуди! — потребовала она, с трудом сохраняя самообладание.
Роберт неохотно заговорил:
— Я осмелился напомнить ее милости, что письмо осталось незапечатанным, и в оправдание моей настойчивости упомянул… кажется, упомянул, — поправился он, — что в письмо вложена банкнота на крупную сумму.
— Кажется или упомянули? Не могли бы вы сказать поточнее?
— Я могу сказать совершенно точно, — заговорила леди Лидьяр, не сводя с адвоката глаз. — Моуди действительно в моем присутствии и в присутствии Изабеллы Миллер говорил о банкноте. — Она немного помолчала и, успокоившись, продолжила тихо и твердо: — И что из этого, мистер Трой?
— Меня удивляет вопрос вашей милости, — отвечал мистер Трой, тоже очень тихо и твердо.
— И все же я его повторю, — не отступала леди Лидьяр. — Я утверждаю, что Изабелла Миллер знала о банкноте, и спрашиваю вас: что из этого?
— Из этого следует, — с непроницаемым лицом отвечал адвокат, — что подозрение в краже падает на приемную дочь нашей милости, и только на нее.
— Это ложь! — с искренним негодованием воскликнул Роберт. — Господи, зачем я только сказал ему о пропаже! О миледи! Миледи! Не слушайте его! Откуда ему знать истину?
— Молчите! — приказала леди Лидьяр. — Возьмите себя в руки и послушайте сперва, что он скажет. — Она положила ладонь на плечо Моуди — то ли дружески поддерживая, то ли, наоборот, опираясь на него — и, вперив взор в мистера Троя, повторила его последние слова. — Итак, подозрение падает на мою приемную дочь, и только на нее. Отчего же только на нее?
— Может быть, ваша милость собирается обвинить в присвоении банкноты священника церкви Святой Анны? Или собственных родственников? Или людей своего круга? — осведомился мистер Трой. — На слуг, если верить показаниям мистера Моуди, не падает и тени подозрения. Кто, скажите, держал в руках письмо, когда оно еще не было запечатано, и находился при этом без свидетелей в комнате, и знал о вложенной в письмо банкноте? Ваша милость, я предоставляю вам ответить на все эти вопросы.
— Изабелла Миллер так же не способна украсть, как я сама, — вот вам мой ответ, мистер Трой.
Адвокат безропотно поклонился и собрался уходить.
— Следует ли это великодушное заявление вашей милости понимать так, что с поисками банкноты покончено? — спросил он.
Леди Лидьяр достойно приняла прозвучавший в вопросе вызов.
— Нет, — сказала она. — О пропаже банкноты известно за пределами моего дома. Кто-то вслед за вами может заподозрить в краже невинную девушку. Ради ее собственной репутации — незапятнанной, мистер Трой, репутации! — Изабелла должна знать о случившемся, должна иметь шанс оправдаться. Она в соседней комнате. Моуди, позовите ее.