Трое на четырех колесах
ГЛАВА IV
Объяснение, почему в доме Гарриса не нужны будильники. – Общительность юного поколения. – Бдительный страж. – Его таинственность. – Его суетливость. – Занятия до завтрака. – Добрая овца и паршивая овца. – Печальная судьба добродетели. – Новая печь Гарриса. – Как дядя Поджер выходил из дома. – Почтенные деловые люди в роли скороходов. – Мы приезжаем в Лондон. – Мы разговариваем на языке путешественников.
Во вторник вечером приехал Джордж и остался у Гарриса ночевать. Мы предпочли такое решение его собственному плану: он предлагал, чтобы в среду утром мы с Гаррисом заехали за ним по дороге в Лондон; но «заехать» за Джорджем поутру – это значит будить его, трясти, вытаскивать из постели,помогать ему отыскиватьразличные предметы туалета, участвовать в укладке вещей и после всей этой утомительной траты сил еще сидеть и смотреть, как он завтракает, – пренеприятнейшее занятие для постороннего наблюдателя.
Вот если бы Джордж жил у Гарриса – мне приходится иногда ночевать у него, – тогда другое дело: он был бы готов вовремя. В этом доме вы обыкновенно просыпаетесь среди ночи – может быть, и позже, но вам так кажется – от топота кавалерийского полка, промчавшегося мимо дверей. Ваш ум, потревоженный среди первого сна, рисует одну за другой ужасные картины: нападение разбойников, конец света, взрыв газа. Вы инстинктивно спускаете ноги с кровати и напряженно прислушиваетесь. Ждать приходится недолго: где-то наверху хлопает дверь, и кто-то с быстротой молнии съезжает вниз по лестнице на поднос с посудой. Раздается гулкий удар чего-то круглого о вашу дверь и одновременно с этим солидное замечание: «Вот видишь!» Вы бросаетесь искать по всей комнате платье, но еще очень темно, ничего не видно, а платье бесследно исчезло с того места, куда было положено с вечера. В ту минуту, когда вы стараетесь засунуть голову под шкаф – в поисках туфель, – кавалерия опять проносится по направлению к верхнему этажу, слышится частый упорный стук в дальнюю дверь, затем настает тишина и чей-то тоненький голос нежно спрашивает.
– Папа, мне можно вставать? Разрешения не слышно, но зато отчетливо доносится другой, более солидный голосок:
– Нет, это только ванночка скатилась. Нет, она не ушиблась ни капельки! Только промокла, да!..
– Хорошо, Мамочка, я им скажу.
– Нет, нет, они не шалили, это случайно!
– Хорошо, спокойной ночи, папа.
Затем тот же голос продолжает авторитетным тоном:
– Вот видишь, нельзя еще вставать. Папа говорит, что слишком рано. Иди и ложись спать.
Вы тоже ложитесь снова и слышите, как кого-то насильно тащат в комнату, находящуюся над вами. Некоторое время вы вслушиваетесь в звуки борьбы; слышится попеременно то треск кровати – причем вздрагивает потолок вашей комнаты, то отчаянная попытка сбежать. Наконец вознязатихает и вы засыпаете.
Через некоторое время – каквамкажется, очень скоро – вы снова открываете глаза от инстинктивного ощущения чьего-то присутствия. Уже рассвело, дверь открыта настежь, и вы видите в ней четыре личика, одно над другим, с серьезно устремленными на вас глазами. Торжественный и безмолвный осмотр продолжается некоторое время – словно вы какая-нибудь удивительная редкость, – после чего старший приближается и дружелюбно присаживается на край постели.
– Мы не знали, что вы уже не спите. А я давно проснулся.
– Я так и думал, – отвечаете вы.
– Папа не любит, чтобы мы вставали очень рано, – продолжает мальчуган. – Он говорит, что мы можем помешать другим. Поэтому, конечно, мы не должны вставать.
Это говорится тоном полным глубокого достоинства, вынесенного из сознания исполненного долга.
– А теперь вы еще не встали? – задаете вы вопрос.
– О, нет! мы еще не одеты. – С последним спорить нельзя. Папа по утрам чувствует себя очень усталым, потому что он страшно много работает днем. А вы по утрам тоже чувствуете себя усталым?
Тут он оборачивается и замечает, что трое остальных тоже вошли в комнату и сидят на ковре полукругом. Их позы и лица выражают прежнее любопытство и ожидание какой-нибудь интересной выходки с вашей стороны, словно вы фокусник.
Такое поведение малышей конфузит старшего брата перед гостем, и он повелительно приказывает им выйти из комнаты. Они слишком хорошо воспитаны, чтобы спорить: не произнеся ни единого звука, они вскакивают и моментально бросаются все вместе на него. Вы видите только четыре пары рук и ног, мелькающих во всех направлениях. Ни слова не доносится из этой копошащейся кучи – таков, вероятно, этикет, выработанный любителями раннего вставанья. Если на вас есть какой-нибудь спальный костюм, вы вскакиваете, и возня усиливается вдвое; если же вы любите спать с удобством, то приходится оставаться под одеялом и делать внушения, на которые детвора не обращает ни малейшего внимания. Через некоторое время старший мальчик выпроваживает остальных из комнаты и затворяет за ними дверь; но моментально дверь отворяется снова, и в комнату, как шар, влетает Муриэль. У нее длинные волосы, и она зацепляется ими за замок. Она, кажется, сама ненавидит свои локоны, – с таким ожесточением она дергает их, выпутывая из замка. Брат помогает ей и затем принимается ловко орудовать головой сестры как надежным холодным оружием. Новое средство действует, и вы слышите поспешный топот шести убегающих ног. Победитель возвращается на свое место, к вам на кровать. Он нисколько не рассержен и уже позабыл о возне.
– Я больше всего люблю утро, – говорит он мечтательно, – а вы?
– Да, иногда... Утро не всегда бывает спокойным.
Мальчик не обращает внимания на каверзность ответа. На его личико находит задумчивое выражение, и он говорит:
– Я бы хотел умереть утром. Утром все так красиво!
– Может быть, и умрешь, если твой отец пригласит когда-нибудь ночевать очень раздражительного человека.
Несколько секунд длится молчание, после чего философское настроение оставляет мальчугана.
– Теперь весело в саду. Может быть, вы хотите встать и поиграть со мной в крикет? – предлагает он. Собственно говоря, ложась спать, вы не собиралисьподыматьсяв шесть часов утра и играть в крикет; но это все-таки лучше, чем лежать в постели с открытыми глазами, и вы соглашаетесь.