Возвращение в будущее
Наши знакомые провезли нас вокруг Кремля, мы объехали на машине вокруг всех его стен. Вид на Кремль с широкого моста через реку показался нам красивым. Заходящее солнце освещало древние сторожевые башни, которые составляли часть стены, а также позолоченные купола в форме луковиц на старинных церквах. Должна признать, что при ближайшем рассмотрении кремлевские здания показались мне скорее причудливыми и необычными, нежели красивыми. Честно говоря, мне кажется, что Москва и времен царского правления также не привела бы меня в восторг. Собор Василия Блаженного, расположенный на Красной площади, от самого фундамента до куполов-луковиц выложенный фаянсовыми плитками каких-то ярких цветов, производит впечатление строения восточного стиля, вместе с тем он лишен той красоты и изысканности, которая присуща зданиям на Востоке, если судить по фотографиям и репродукциям. Многие большие, монументальные здания в Москве, построенные в классическом стиле начала XIX века, например Московский университет, очень напоминают здания того же периода, сооруженные повсюду в Европе (и в Америке), но здесь они выглядят более тяжеловесными и неуклюжими, с какими-то ненужными лестницами, колоннадами и фронтонами. Совершенно очевидно, что Москва с точки зрения архитектурного стиля представляет собой конгломерат Востока и Запада. Но в каком бы стиле ни творили русские архитекторы — в восточном, или в стиле неоклассицизма, или в стиле барона Османа, [42] в котором построены некоторые административные здания, расположенные на Красной площади, в стиле русских деревенских изб с их широкими резными наличниками, выполненными из материала, похожего на кирпич, а также и в стиле любых скопированных с Запада образцов, нашедших воплощение в советских административных зданиях, в общем, во всех случаях — неизменно, — русские варианты всегда производят впечатление более тяжеловесных, менее красивых или еще более уродливых, чем их прообразы. В то же время я должна признать, что, очевидно, просто природа моя такова, что все русское не вызывает во мне симпатии. Во времена моей юности, когда многие вокруг восторгались или делали вид, что восторгаются великими русскими писателями, я тоже их читала, как и все. И тоже восхищалась ими, но только тот мир, который они описывали, не вызывал во мне живого отклика.
Сотрудники Интуриста отвезли нас в отель, который, насколько я помню, назывался «Савой». Это было одно из самых удивительных и нелепых мест, в каких мне только довелось побывать в своей жизни. Вероятно, в свое время его отличала роскошь, в нем был целый ряд ресторанных залов с покрытыми позолотой потолками и стенами, причем все они были расписаны фресками, на которых преобладали изображения парящих в небесах дам, закутанных в основном лишь в облака, вокруг них летали розы и амуры, повсюду были зеркала, некоторые из них сохранились до сих пор. Для того чтобы дойти до какого-то ресторанного зала из своих комнат, нам приходилось проделывать бесконечный путь по каким-то длинным коридорам и спускаться по множеству черных лестниц, то и дело натыкаясь на груды штукатурки или какой-нибудь проем в полу. Я подумала о том, что вероятно управляющие этого отеля время от времени вдруг решали, что пора делать ремонт, ведь повсюду на стенах можно было видеть открытую проводку, а потом, видимо, от идеи ремонта отказывались, но убрать груды штукатурки никто так и не собирался.
Холл отеля был обставлен солидной мебелью, представляющей собой образцы разных стилей, начиная с 80-х годов прошлого века и вплоть до стиля Югенд. [43] На всех полках, полочках и подоконниках, а также на тумбах на лестничных площадках, повсюду были расставлены белые статуэтки из гипса, фаянса или фарфора. Во времена моего детства во всяком уважающем себя буржуазном доме было полным-полно подобных фигурок. Среди них всегда была девушка, играющая на гитаре, — кажется, ее звали Миньон, [44] дама в купальном костюме, мальчики с собакой или девочки с кошкой или голубком; статуэтки Бетховена или Моцарта; охотники, лошади, собаки, влюбленные пары, наряженные в одежды в стиле «рококо» либо в стиле немецких рыцарских времен; дамы — обнаженные или полуобнаженные. Невольно пришла на ум мысль, что все эти бесчисленные статуэтки были в свое время у кого-то конфискованы.
Но самым удивительным было другое, а именно, что все эти конфискованные из буржуазных домов вещи напоминали мне о моем детстве, об эпохе моего поколения, но никоим образом о более новых временах. И это ощущение, что Советская Россия заимствовала тот быт и вкусы, связанные для всех нас, западных европейцев, с воспоминаниями раннего детства, складывалось у меня повсюду в России. Оно преследовало меня постоянно и было связано не только с теми жилищами, в которые мне удалось мимолетно заглянуть через окно, когда я часами по вечерам прогуливалась по улицам Москвы; правда видела я комнаты, уставленные сплошь лишь хорошо знакомыми с детства железными кроватями, ничего другого там просто не было. (Нигде в России мне не удалось увидеть ни одного мебельного магазина, открытого или хотя бы закрытого.)
И постоянно, пока я находилась в России, меня не оставляло чувство, что новая Россия строится не на материальных руинах или идеях нашего времени, но что ее фундаментом служит мир наших бабушек и дедушек. Меня буквально поразил контраст между новыми, великолепными общественными зданиями — правительственными учреждениями, мраморными станциями метро, огромным строящимся зданием библиотеки и другими сооружениями, незавершенными и неизвестно, когда их достроят, — и той невероятной запущенностью, грязью и убожеством, которое присуще всем домам, где живут люди. Такие порядки были в буржуазных домах Европы в период моего детства, когда большие и красивые комнаты были расположены лицом к улице, это были комнаты, где семья вела светскую жизнь и здесь обычно было собрано все, чем можно было за деньги, с помощью эффектных вещей и дурного вкуса, поразить гостей. На самом же деле такие семейства жили, зачинали и рожали детей, а также умирали в темных и тесных каморках, выходивших окнами на задний двор, они так и проживали всю свою жизнь в душном, спертом воздухе, который никогда не выветривался из спален, даже если распахнуть настежь все окна.
Это было время, когда наши общественные пророки наперебой предсказывали, что развитие капиталистического общества должно неизбежно закончиться тем, что все богатства постепенно сосредоточатся в руках немногих, а остальная часть населения превратится в неимущих пролетариев, следовательно, мало-помалу весь средний класс исчезнет. Да и у меня на родине многие из моего поколения верили в это, потому что их родители и учителя твердили, что так должно неизбежно случиться. Но постепенно произошло нечто совершенно иное: получилось так, что разросся именно средний класс. Со стремительной быстротой сложилась прослойка, все расширяющаяся, в ее состав вошли разного рода директора, их заместители, конторские служащие, технические эксперты, руководители разных рангов, квалифицированные рабочие. В этом и заключался прогресс. Именно это развитие привело к революционному перевороту в нашем старом индивидуалистическом капиталистическом обществе. И произошел этот переворот именно с помощью нового среднего класса, в состав которого входят и порядочные и бессовестные люди, но и те и другие сыграли решающую роль в той революции, которая произошла в нашем обществе. В периоды кризисов, порожденных депрессией или войной, или какими-то другими причинами, происходили кровавые схватки между той частью среднего класса, что была связана экономическими интересами с административным аппаратом, и теми, кто оказался за бортом.
Целые рулоны билетов, ими нас снабдил Интурист, предоставляли нам возможность посещать московские музеи. Но мы с Хансом их не использовали. Хорошо посещать музеи и всякие другие «достопримечательности», если у вас есть возможность жить в каком-то городе достаточно долгое время. Но когда времени мало, то лично я предпочитаю ощутить сам город. Его улицы, людей, магазины, заглядывать в окна домов по вечерам, когда зажжен свет. Побывать на площадях и в парках, где играют дети, сидят на скамейках молодые пары и одинокие люди. Я люблю осматривать окраины, когда путешествуешь по городу на трамвае, едущем от центра, и когда в конце маршрута можно увидеть ландшафт, окружающий город.