Искатели жребия
Он оделся и, подняв голову, выругался: «Вифлеемская звезда» самым дьявольским образом светила сквозь сплошную листву. Он двинулся за ней и вскоре, продравшись сквозь заросли кустов, наткнулся на грунтовую дорогу. Теперь звезда висела над дорогой, и он прибавил шагу. А потом что-то заставило его оглянуться, и он обмер: сзади был глухой лес, дорога начиналась всего в пяти шагах за спиной, словно возникала из небытия.
«Дьявольщина, — подумал Калинов, — я же не подросток, чтобы играть в такие игры. Зачем это все?.. Неужели Зяблик сумел воссоздать в одиночку Дримленд? И зачем? Чтобы спрятать свою юношескую любовь? Или не только за этим?.. Или это вообще не Зяблика рук дело?»
Последняя мысль ему не понравилась. Как и идея о юношеской любви. Он вновь выругался и зашагал дальше. И тут же обнаружил в дорожной пыли четкий отпечаток ботинка. А дальше еще один, и еще… Ноги здесь прошагали крупные, мужские, такие же, как у него. Он внимательно оглядел дорогу, но тщетно: Витины ножки почему-то следов не оставили.
Калинов ступил в пыль рядом с обнаруженным следом и хмыкнул: следы были очень похожи и отличались лишь рисунком на подошве. Впрочем, чужой отпечаток был все-таки поменьше — чуть-чуть, на пару номеров. Как раз Зябликов размер.
А потом вдруг налетел из-за деревьев ветер, взметнул пыль над дорогой и умчался обратно в лес, мгновенно, со свистом, как по заказу. Словно кто-то включил за деревьями гигантский пылесос. Пылесос этот очистил дорогу от пыли — преступник, заметающий следы…
И только звезда не исчезла, она по-прежнему висела над дорогой, и Калинов, кажется, даже начал слышать ее зов.
* * *Самым гнусным оказалось то, что у него не было часов. Создавалось ощущение полной беззащитности, левая рука казалась голой и чужой, на миг возникло дикое желание отрубить ее и выбросить. Желание было таким отчетливым, что даже мурашки пробежали по спине. И тут же рука снова стала своей. Калинов расстегнул пуговицу на рукаве и обнаружил часы. Они показывали половину второго дня. Или ночи: циферблат был двенадцатичасовым. Не привычно легкие и плоские, без компаса, без механизма постановки силовой защиты. Те, которые он носил четверть века назад, в конце своей первой жизни. Тем не менее это были часы, и Калинов благодарно кивнул неизвестно кому. А потом пожелал, чтобы они исчезли. Это пожелание не исполнилось.
Калинов вздохнул: по-видимому, Дримленд выполнял нынче не его желания. Волшебная палочка была в руках кого-то другого, и оставалось лишь надеяться, что этот другой незлопамятен. Но верилось в незлопамятность с трудом.
Если часы показывали истинное время, Калинов шагал уже около трех с половиной часов и пора было бы давать сигнал на обед. Однако кормить его пока что не собирались. Во всяком случае, скатертью-самобранкой не пахло.
Калинов вдруг улыбнулся. Слова-то какие! «Волшебная палочка», «скатерть-самобранка»… Давным-давно забытые. Словно выкинутые за ненадобностью и внезапно обретенные детские вещи. Вот только зачем? Впрочем, по общему стажу жизни самое время впадать в детство! «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…»
Откуда-то вдруг донесся посторонний звук. Калинов прислушался. В чаще леса кто-то пел. Человек. Хотя, может быть, и дракон, зеленый, покрытый странной стеклообразной чешуей, с ярко-красной пастью… Поющий унылые незнакомые песни на незнакомом языке.
Калинову отчаянно захотелось взять в руки лайтинг. Или, на худой конец, хотя бы парализатор ПР-2. Но не тут-то было.
Дракон приближался: песня становилась все громче. Вот зашевелились придорожные кусты.
Дракон оказался человеком. Длинные черные вьющиеся волосы, перехваченные на лбу красной ленточкой, короткая борода, бледное лицо, глаза карие, лет тридцати-тридцати пяти, особых примет нет, одет в полевой комбинезон, такой же, как у начальника отдела аномалий Социологической комиссии.
Песня оборвалась: незнакомец увидел Калинова. Улыбнулся, улыбка была приятная, добрая и открытая.
— Вот и сотрапезника судьба послала, — сказал незнакомец хорошо поставленным голосом. — Сотрапезника и попутчика.
— Откуда вы знаете? — Калинов поджал губы. — Может быть, я направляюсь в противоположную сторону.
— По этой дороге все идут только в одну сторону.
Калинов ухмыльнулся, пожал плечами и повернулся спиной к «Вифлеемской звезде». Через несколько шагов он понял, что незнакомец прав: дорога аккуратно укладывалась ему под ноги, но придорожные кусты и деревья за ними относительно Калинова своего положения не меняли.
— Эксперимент — двигатель прогресса! — Незнакомец за спиной рассмеялся. — Но иногда можно и просто поверить на слово.
«Кто ты такой, чтобы тебе верить на слово?» — подумал раздраженно Калинов.
— Садись, человече, — продолжал незнакомец. — Чай, с утра дорогу-то ногами попираешь.
Он сел на обочину, спустил ноги в придорожную канаву и приглашающе похлопал ладонью по траве. Калинов оставил пешеходные эксперименты и угнездился рядом. Незнакомец запустил руку в нагрудный карман комбинезона и принялся там шарить. Карман был явно пуст. Однако не прошло и пяти секунд, как незнакомец вытащил из него стандартную коробку с сухим пайком. А потом и еще одну. Калинов почесал затылок: похоже, перед ним был здешний обладатель волшебной палочки. Впрочем, в Дримленде ведь удивляться нечему. Удивительно лишь то, что сам он на этот раз волшебной палочки лишен.
— Ты ешь, Саша, ешь, — сказал незнакомец, протягивая Калинову коробку с пайком.
Особые приметы у обладателя волшебной палочки все-таки имелись. Запястье его правой руки было украшено солидным шрамом, не иначе как вену себе вскрыл когда-то.
— Откуда вы меня знаете?
— Да я тут всех знаю. — Незнакомец снова улыбнулся.
Калинов внимательно посмотрел ему в лицо. Что-то в облике незнакомца показалось знакомым, но что именно, он так и не понял.
— Знайка шел гулять на речку, перепрыгнул через овечку! — продекламировал Калинов и с удовольствием принялся за бутерброды.
— Кстати, — сказал обладатель волшебной палочки. — Меня зовут Джоc.
Обед продолжался в молчании. Джоc жевал без особого энтузиазма, словно выполнял некий обязательный обряд. Калинов ел с жадностью, сожалея, что коробка с пайком так невелика. Когда все было съедено, Джоc взял пустые коробки и запихал их обратно в карман. Карман не оттопырился.
— Теперь самое время утолить жажду, — сказал Джоc, вытирая носовым платком губы.
И тут же из-за кустов донеслось журчание ручейка. Когда попили, Калинов спросил:
— Скажите, Джоc, моя жена здесь?
— Здесь. — Впервые Джоc не улыбался. — Где же ей еще быть?
— Как мне найти ее?
— Ищущий да обрящет, — сказал Джоc. И исчез. Калинов пожал плечами, продрался сквозь кусты и пустился вдогонку за «Вифлеемской звездой».
* * *Лес кончился, когда уже начало смеркаться. Калинов шагал целый день, целый день его окружали деревья, и ему казалось, что всю оставшуюся жизнь теперь так и придется провести в лесном походе. Но лес кончился, кончился, как жизнь, — неожиданно и мгновенно. И даже за спиной его не оказалось.
Калинов стоял на высоком холме. Дорога перед ним устремлялась вниз, перескакивала по мостику через неширокую речку и поднималась на другой холм, на вершине которого стояло странное двухэтажное здание. Слева пылал в полнеба фиолетовый закат.
Между холмами, где текла река, было уже темно. Там в полумраке кто-то стоял.
Калинов побежал вниз. Страха не было, было любопытство. А узнав стоящих на мосту, он рассмеялся. Люди держали коней и не обращали на него внимания: они были, бронзовые, а мост был Аничков. Вот только текла под ним не Фонтанка.
Поэтому Калинов не стал тут задерживаться и быстренько поднялся на противоположный холм. На двухэтажном здании висела древняя, позеленевшая от времени вывеска: «Гостиница». Двери гостиницы были заперты, кнопка электрического звонка отсутствовала. Зато присутствовал старинный бронзовый молоток. Калинов постучал. Тишина. Постучал еще раз, настойчивее. Вскоре за дверью послышались явные признаки жизни и раздался голос: