Узники утлого челна

Она была стремительна, будто удар все той же шпаги. Но перед сиреневым шаром вдруг выросла угольно-черная полусфера.
И едва коснувшись ее, трехцветное лезвие смялось, вспыхнуло, разлетелось искрами, которые тут же погасли.
Черная полусфера исчезла. От сиреневого шара пошли туманные волны. Казалось, это колышется вокруг само пространство. Волны надвигались на Света, но он по-прежнему не чувствовал угрозы. И потому не испугался.
Наконец первая волна коснулась Света и превратилась в знакомый голос.
– Я не испытываю к тебе ненависти, – прозвучало по-варяжски. – В конце концов, кабы ты не убил меня, я бы проделал это с тобой. У нас была честная схватка, в равных условиях, один на один.
Почему-то Свет не удивился. Но – по-варяжски же – возмутился:
– В равных условиях?! У тебя странные представления о честности!.. А кабы я не сумел обрести схожий с твоим облик? А кабы ты не промахнулся?
В знакомом голосе послышался легкий смешок.
– Тогда бы мы сейчас поменялись местами. Победителей, как известно, не судят. Хотя, итог мог быть и другим. Думаю, тебя спасла моя самоуверенность. Проведи я схватку по-другому, у чародея Смороды вряд ли бы появился шанс. Сейчас бы я провел ее совсем иначе…
Светово возмущение прошло.
В конце концов с ним разговаривал неживой уже человек. Должно быть, существует и такое заклятье… Стоит ли удивляться подобному, коли вы оказались способны влезть в шкуру волка?! Или… Может, передо мной та самая душа, в которую верят христиане? Ведь варяжский лазутчик был христианином. Говорят, вера способна наделить человека многими достоинствами. К примеру, той же душой… Кто ведает? Не верь мы в собственный Талант, смогли бы оперировать волшебными атрибутами? Я бы не сумел ответить на подобный вопрос. Тем более теперь…
– Зачем ты все это говоришь мне?
– Не знаю, – сказал сиреневый шар. – Наверное, потому что ты стал моим волком Фенриром.
Кажется, что-то из варяжского эпоса, вспомнил Свет. Вроде имелся там среди героев такой зверюга…
Он хотел пожать раменами, но вспомнил, что для голубого шара вряд ли осуществимо подобное желание.
– Ладно, – продолжал сиреневый. – Жаль, для нас двоих не было места в мире.
– Ты уверен? – сказал Свет. – А может, в этом и была твоя главная ошибка?
– Не думаю… Иначе бы Великий Альфар не наложил бы на меня свое заклятье.
К Свету вдруг явилась интересная мысль, и он немедленно облек ее в словесную форму:
– Если в мире есть место и для нашего Кудесника, и для вашего Великого Альфара, почему там не могут жить еще двое подобных? А если вспомнить германского Гроссмейстера… Или италийского Супермагико…
– Не знаю, – сказал сиреневый. – Мне эта мысль не приходила в голову…
– А мне вот пришла!
– Ты старше меня. И опытнее… Наверно, есть во всем этом какая-то тайна, но не мне ее разгадывать. – Сиреневый помолчал некоторое время, словно прислушивался к чему-то. – Кажется, мне недолго осталось. Об одном жалею… не смогу отомстить Великому Альфару…
– Ну, не расстраивайся так! Рано или поздно вы встретитесь… Где там у вас встречаются? Не в Вальхалле?
– Вальхалла – это для убитых героев, а мы…
– Ты-то вполне сойдешь за убитого героя, а что касается вашего Альфара…
Свет не договорил – сиреневый шар вдруг взорвался.
Правда, взрыв был беззвучным и беспламенным. И однонаправленным, потому что с того места, где он только что висел, неслись в сторону Света многоцветные ленты, спиральки, нити, тесемки.
Угрозы не ощущалось.
Впрочем, Свет все равно не успел испугаться, когда вся эта радужная туча угодила в него, прошивая насквозь его голубое тело. Свет машинально оглянулся, однако позади было чистое серое пространство, лишь в отдалении плавали кубы, параллелепипеды и прочие тела, изучаемые школьной наукой дюжинных людей.
В утробе Света вдруг стало горячо и тесно, будто он мгновение назад обзавелся внутренностями. Что-то вертелось там, тряслось и шевелилось, бесшумно и осторожно искало некую цель, задевая Светову оболочку, устраиваясь поудобнее, становясь родным и близким. Становясь своим…
И когда все затихло, Свет вдруг понял, что набор волшебных манипуляций, которым обладал досель чародей Сморода, существенно пополнился.
Формулы новых заклинаний угнездились в его мозгу, как книги на библиотечной полке. Здесь были и совсем простенькие заклятья, и посложнее, и чудовищные многоступенчатые, с коими, наверное, и за половину суток было не управиться. От многих явно попахивало Ночным волшебством, но Света больше не трогало подобное происхождение магических инструментов. Более того, душу его наполнили восторг и ощущение силы.
С этим ощущением он и растворился во мраке.
* * *
Во мраке Свет пребывал недолго – всего несколько мгновений.
Однако вокруг все изменилось самым кардинальным образом…
Он почувствовал это сразу. Потому что не было кругом ни сиреневых шаров, ни бубликов, ни пирамидок. И ощущения безграничного пространства тоже не было. Зато где-то поблизости раздавался странный шум. А спиной Свет чувствовал присутствие ложа, самого обычного ложа, человеческого, мягкого и влажного от пота. А рядом с человеческим ложем, как правило, находятся люди. А люди бывают не только друзьями, но и смертельными врагами. И потому Свет немедленно включил Зрение.
Заклинание получилось почему-то неуклюжим, будто дитя-полулеток, но и в таком виде должно было показать, кто находится рядом с ложем.
Никого возле Света и в помине не было. Родной Талант утверждал сие со всей определенностью.
Однако не менее родные уши соглашаться с Талантом наотрез отказывались.
– Ой вы, дева, дева гордая!
Вы почто ни с кем не знаетесь?
Так это же песня, вспомнил вдруг Свет. Самая что ни на есть обыкновенная песня, про красу-недотрогу, ввек не замечавшую поющего, да так и оставшуюся в пожизненных невестах.
От своих врагов я ее ввек не слыхивал! А вот от мамы…
Голос был женский, точнее даже – девичий. Но Зрение по-прежнему утверждало, будто рядом нет ни души.
Свет сотворил знакомое заклинание еще раз. Теперь оно вышло привычным – стройным, смачным и мощным. Такое творение больше соответствовало Таланту чародея Смороды, чем давешнее несуразное дитя-полулеток. Такое творение способно обнаружить ауру почти всякого, кто скрывается за ближними стенами или за дверью. Например, стражников, с их извечной тревогой…
Стражников ни за стенами, ни за дверью не присутствовало. И вообще никого не присутствовало. Нигде.
Только Голос.
– Мимо йдя походкой твердою,
Надо мною насмехаетесь…
Свет не шевелился.
Отсутствие ауры у поющей означало лишь одно: рядом была колдунья, которой захотелось предстать перед ним без ауры.
И она хорошо контролирует свой ментальный голос.
Такое открытие требовало обязательных и обстоятельных размышлений о том, куда его занесло.
Но поразмыслить Свету не позволили.
Скрипнула дверь, и раздался второй Голос:
– Как он, Ивушка? Не пришел в себя?
Свет чуть не подпрыгнул на своем ложе: это был вовсе не Голос.
Это был голос, и принадлежал он Забаве. Но Забавина аура тоже не проявилась. Именно поэтому Свет сумел сохранить неподвижность – его парализовал страх.
Дюжинных людей без аур не бывает. Разве лишь ауры нейтрализованы чьим-либо заклятьем. Но присутствия чужого Таланта в ментальной обстановке не ощущалось. И вообще ничего не ощущалось. Кроме звуков…
Впрочем, мы же уже решили, что тут присутствует ведьма, контролирующая свой ментальный образ. А коли так, что ей может помешать и о Забавиной ауре побеспокоиться? Вот токмо – зачем?
– Все по-прежнему, Забавушка. Не волнуйтесь… Буде он придет в чувство, я вас немедленно кликну. Ступайте отдохните!
Послышался знакомый Забавин вздох. Настолько родной, что Свет едва не выдал себя.