Бей ушастых! Часть 1
Она все-таки заплакала. Осторожно так, кажется, надеясь, что я не замечу, попыталась слезы смахнуть. Ну и что мне с ней делать? Присел я рядом, обнял ее, по голове погладил, а она ко мне прижалась и сорвалась — разрыдалась в голос. Может быть, вот сейчас выплеснет все и успокоится? И вопросы задавать перестанет?
Я ей всякую ерунду шептал, гладил, пытаясь утешить. Наверно перестарался я, ее наглаживая. Рукам ведь не прикажешь, как привыкли, так и гладили невесту мою. А она вдруг подняла заплаканное лицо и…
Надо было сразу оттолкнуть ее, когда она целовать меня начала. Возможно, даже надо было гадость какую-нибудь сказать, чтобы думать не смела о чем-то таком! Не от большой любви она это сейчас делает. От отчаяния, с перепугу, да мало ли от чего. Может быть, вот как Иоханна, решила, что помирать девственницей не комильфо, поэтому и полезла к первому попавшемуся мужчине, который к ней по-человечески отнесся. И вот даже мысли не возникло у нее о девичьей чести и белом свадебном платье. Раздевать меня начала. А я что? Я же не железный. И вообще вот благодаря Саффе, той, которая в моем времени, я уже больше месяца воздерживаюсь. А тут она. Саффа собственной персоной. И такая настойчивая.
— Так нельзя! Перестань… пожалуйста!
Я ее даже оттолкнул. Почти.
— Я умру скоро. Я знаю. Ты это тоже знаешь. Я тебе нравлюсь. Я вижу, как ты на меня смотришь. Ты…
Ее шепот легким ветерком коснулся моего лица, растрепал волосы. Что она сказала, не знаю. Не расслышал. А если бы и расслышал, то не понял бы наверно.
Невозможно было думать ни о чем, кроме сидящей передо мной девушки. Я готов был миллион раз умереть по одному ее слову. Если бы понадобилось, я бы мать с отцом ради нее убил! Я бы ползал перед ней на коленях, радуясь каждому, пусть даже вскользь брошенному в мою сторону взгляду. Все сокровища, всех доступных мне миров к ее ногам сложил бы. Но ей не нужно было что-либо подобное. Она всего лишь попросила помочь ей избавиться от одежды. А потом… потом, даже если бы в пещеру ворвался Кир на коне с саблей наголо, я бы вряд ли остановился.
* * *Я… я не только теряю дар речи, я, кажется, и дышать не могу. Лиафель, лесная фея. Она все также хороша, как и раньше. Хотя о чем я, она же эльф. И если маги кажутся нам долгожителями, то эльфы — почти боги, не знающие старости и болезней, зато прекрасно погибающие из-за своей дурости, высокомерия и самонадеянности. Так и эта прекрасная темноволосая ясноглазая дрянь, вроде как, умерла тридцать один год назад у меня на глазах. А сейчас, стало быть, у меня либо галлюцинации, либо кто-то меня в свое время жестоко и цинично обманул. Даже и не знаю, что лучше.
А ей идет эта новая прическа — почти ежик, хотя жаль волосы — темные, шелковые, которые так приятно было гладить, и которые цеплялись за сучки и колючки, когда моя ненаглядная носилась по лесу на своем скакуне. Она и тогда любила повыпендриваться. Ох… Сучка… гадкая эльфийская сучка…
Вот она плывет мне навстречу. Именно, что плывет, и даже полы платья музыкально колышутся, будто так и задумано. О чем я? Конечно, задумано.
— Вальдор! — мурлычет она, протягивая мне навстречу хрупкие руки с тонкими запястьями, — я так рада тебя видеть.
Врет! Вот точно врет! И все же я сжимаю пальцами ее запястья, и мне тяжело дышать. Тридцать один год прошел. Тридцать один год назад я уверил себя в том, что ее не увижу. Какая жалость, что случилось иначе, и каким я был дураком, когда этого не желал. Телом и душой предчувствую неприятности. Не маг я, к счастью, но эмпатом, пусть в легкой (опять же, к счастью) форме мне быть не запретишь, и уж если я считаю, что быть беде, последняя непременно откуда-нибудь вылезет. Вот и вылезла.
За моей бывшей любовью следует какой-то белобрысый субъект — забитый, несчастный, испуганный юный эльф. Он идет, опустив глаза и плечи. Его-то она зачем сюда притащила?
— Знакомьтесь, Вальдор, — низким певучим голосом проговаривает Лиафель, — это Шеоннель. Твой сын.
Мой сын. Приплыли. И спрашивать, точно ли она в этом уверена, смысла нет. Даже если лжет, не признается.
Эльфийка шипит что-то сквозь зубы, и бедняга, которого только что назвали моим отпрыском, делает шаг вперед.
— Посмотри на меня, парень, — говорю я. Шеоннель поднимает испуганный взгляд.
И что мы имеем? А имеем мы явное фамильное сходство, если на ушки, конечно, не смотреть. Цвет глаз у него мамин — темно-карий, а вот разрез-то мой. И нос мой, и подбородок. Форма лица, правда, неизвестно чья — прямоугольная какая-то. Наверное, кто-то из дедушек порезвился. И ростом он пониже меня будет примерно на полголовы, и сложен не как я — он худощавый и тонкий в кости. Ох, боги, но все равно ведь похож. Скажу, конечно, Саффе, чтоб проверила, но и так верю — мой он, то есть от меня. Красивый, кстати, мальчик получился. Удаются у меня дети, надо признать. Еще бы вот это выражение обиженного жизнью с его лица стереть, вообще было бы хорошо. А то не идет такое принцам Зулкибара. Ой, ёптыть! Принцам Зулкибара…
Вот что, стало быть, нужно тебе, моя драгоценная экс-возлюбленная. Ну, вот сейчас и проясним ситуацию.
— Как я понимаю, ты, дорогая, не погибла тридцать с лишним лет назад. Или, может, тебя поднял из могилы какой-то талантливый некромант? — спрашиваю я.
Лиафель позволяет пренебрежительной гримаске чуть тронуть свое прелестное личико.
— Ты тогда неправильно меня понял, Вальдор.
— Я тебя неправильно понял?! Я тебя похоронил! Я сам себя чуть не похоронил после этого! А твои родственники — они тоже тебя неправильно поняли, или все это было разыграно специально для меня?
— Так было нужно, Вальдор.
— Кому?! Мне?! Я тебя любил!
— Я тебя тоже, Вальдор, но это не имеет значения.
— Ах, не имеет! А что тогда имеет?! Кстати, парень, сходи-ка погуляй, мне с твоей матерью поговорить нужно.
— Нет, он останется!
— Я сказал, пусть уходит!
О, она злится!
— Он останется! — рычит Лиафель и топает ногой.
Как хорошо, все-таки, что Аннет гостит у сестры. Очень надеюсь, что до ее приезда я смогу разобраться с ситуацией. Пусть курочка моя и не так хороша внешне, как Лиа, но она никогда бы так со мной не поступила. Разыграть собственную смерть. Явиться через столько лет ко мне со взрослым ребенком.
— А зачем? — спокойно спрашиваю я.
— Что зачем?
Хочу спросить, для чего ей так необходимо присутствие Шеона, а вместо этого грустно произношу:
— Зачем ты здесь появилась? Зачем ты привела сюда своего сына? Зачем, ты можешь мне прямо ответить, без обычных эльфийских штучек?
Изображает на лице удивление.
— Вальдор, я просто хотела познакомить тебя с сыном.
— Не ври! — кричу я, теряя самообладание, — не ври мне!
Кажется, я готов ее ударить. И тут сынок мой новоявленный одаривает меня мрачным взглядом и заявляет:
— Вам не стоит так обращаться с моей матерью, Ваше величество.
— Молчать! — визжит Лиафель, и Шеон поспешно отступает. Да что же она сделала с ребенком?! Он что, и слова без разрешения сказать не может? И вот это я любил когда-то, вот эту лживую изворотливую жестокую гадину?!
— Лиафель, полагаю, тебе не стоит здесь больше оставаться, — цежу я сквозь зубы.
— Я твоя жена, Вальдор, — парирует она, задрав подбородок, — и я останусь здесь ровно на столько, сколько мне будет нужно.
Ох, боги. Именно этого я и опасался. Она ведь, действительно, моя жена. В свое время я был настолько влюблен, что мысль о женитьбе не только меня не пугала, но и радовала, как, впрочем, и перспектива сделать гадость отцу. У меня тогда с ним были сложные взаимоотношения. Глупый мальчишка. Мы с Лиафель поженились в лесу, по эльфийскому обряду, и через три месяца она погибла. А я-то, идиот, считал себя вдовцом. А может, мне ее убить, пока никто об этом не знает? Ее и Шеона? Хотя Шеона жалко — может, из него еще приличный получеловек получится. Что делать-то?
Стою, размышляю, и все силы уходят на то, чтобы не пустить на лицо выражение ужаса. Потому что это — преобладающая эмоция. И вот тут (спасибо-спасибо!) в зал влетает Дуся — растрепанная, страшная, родная Дуська и кричит своим неповторимым хрипловатым голосом: