Корень зла
И Артем Белинский, обретающий в каждой схватке клок седых волос, но непременно выходящий сухим из воды. И что характерно – богатым.
Памятуя о конфузе прошлой ночи, он решил воздержаться от градуса. Селин Шаветт вошла в его комнату, когда он плавал в полудреме, размышляя о том, что пора согласиться с Кораном: земной мир – это лишь иллюзия мира подлинного, сокрытого от глаз смертных. За окном серебрились сумерки. Она приблизилась к нему, статная, ухоженная, невыносимо сексуальная. Он протянул к ней руки: о, оставь одежды всякая сюда входящая…
– Какие мы сегодня трезвые, – недоверчиво прошептала Селин, следуя его мыслям, села на кровать – такая воздушная, эфемерная.
– Гражданка, почему бы вам не позаботиться о моей заблудшей душе? Пройдемте, пожалуйста, на сеновал… – он тщетно пытался ее коснуться. Она ускользала, смеялась, хотя ни слова не понимала по-русски.
– Опять ты куда-то спешишь. Как тебе моя новая прическа?
– Нормально. Отрастет, – она смеялась, когда он положил ее поперек кровати, кинулся жадно целовать. Не успели опомниться, одеяло убежало, улетела простыня, буря захлестнула, понесла – как ураган крошку Элли из степей Канзаса…
«Действия сексуального характера» были сумбурны, яростны и непредсказуемы. Они очнулись где-то на полу, вперемешку с одеждой, стоптанными тапками Артема, доковыляли до ванной и вернулись в кровать.
– А теперь рассказывай, дорогой, – прощебетала Селин, – по Шантуа ходят упорные слухи, что тебя пытались прикончить. Опять неприятности?
– Да, пустое, – храбрился он, – вот если бы прикончили – тогда точно неприятности.
Она курила, пуская к потолку колечки дыма, а он любовался изгибами ее тела, «художественной» линией подбородка, смешной мальчишеской стрижкой. Она всегда с интересом рассматривала копии ксилографии «Плясок смерти» Ганса Гольбейна, которые он от большого ума повесил напротив кровати. Сценки жизни шестнадцатого столетия – без замысловатых композиционных приемов, лица однотипны, детали скупы, но в каждой сценке присутствует смерть в виде симпатичного скелетика. Он смотрит на зрителя, точнее, сквозь зрителя, а занят собственным делом: уводит под локоток священника от удивленных прихожан, что-то воркует монарху, подливая ему в кубок, достает своим присутствием пожилого землепашца, сдувает пылинки с молодого городского денди. «А зачем это? – однажды спросила Селин. – Лежишь в кровати и постоянно видишь смерть». «А это оберег, – лаконично объяснил Артем, – гомеопатия в искусстве. В мелких дозах не вредна, а даже лечит».
– Абсолютно ничего не приходит в голову, – пожаловалась Селин, давя сигарету в пепельнице и устраиваясь у него на груди. – Это может быть отголосок твоих былых подвигов?
– Это может быть отголосок даже моих будущих подвигов, – хвастливо заявил Артем, – не бери в голову. Убить Артема Белинского, как показывает практика, занятие трудоемкое. Не знаю, кто этот добродетель, всадивший в Оливье Варнера две пули, но фору он мне дал. Теперь таинственный злодей трижды подумает, прежде чем повторить. Полагаю, он немало удивлен фактом ликвидации своего исполнителя. Мысль он уловил. Селин засмеялась.
– Ты прав, стрельба – это тоже передача мыслей на расстояние. И все же будь осторожен. Знаешь… я бы сама этого не хотела, но, наверное, тебе необходимо уехать из Гвадалона на несколько недель … – она застыла, видимо, сама удивленная своим предложением. – У меня имеются связи – в охранных, полицейских, криминальных кругах. Попробую что-нибудь выяснить.
– Но ты же не собираешься сегодня ночью исчезнуть из этой кровати? – встревожился Артем.
– Собираюсь, – она повернула к нему блестящие глаза, – стоит ли тратить драгоценное время на какие-то нелепые телодвижения? – и вновь услаждающий ухо смех рассыпался по спальне. – Ты бы видел, как выросла у тебя мозговая часть лица… Шучу, дорогой, мне очень хорошо с тобой. Но надо уезжать. Сегодня ночью с вверенными работниками я должна проверить несколько подотчетных объектов.
– Ты можешь бросить к чертовой матери свои объекты, – проворчал Артем, – перебраться в этот замок и спокойно здесь жить.
– Правда? – удивилась Селин.
– Клянусь.
– Смелое заявление, – Селин задумалась, – кого-то сильно допекло. Знаешь, милый, возможно, на досуге я когда-нибудь обдумаю твое предложение, но только не сегодня, хорошо? Ты же ничего не понимаешь в психологии женщин, которые, как выражаются проклятые англичане, сделали себя сами.
Он очнулся через несколько часов по зову будильника. Будильники, как однажды мудро выразился Фельдман, бывают разные: механические, электронные, кварцевые, мочеполовые… Селин в постели уже не было. И в ванной ее не было, и, видимо, нигде в замке (если она не переквалифицировалась в привидение). Тоскливо размышляя о психологии женщин, которые сделали себя сами, он навестил санузел, оделся и вышел из апартаментов. Наступила ночь – самое время погонять пугливых девочек в ночных рубашках. В окно над лестницей заглядывала ядовитая луна. На спутнике Земли четко вырисовывались контуры лунных гор и лунных морей. Дорожка в буфет была проторена, он мог осилить ее в любое время суток с закрытыми глазами. Держась за перила, он спустился в холл, постоял, прислушиваясь. Трепетная тишина, каменные запахи (кто-то не верит, что старые стены могут пахнуть?). За два долгих месяца он так и не привык, что эта жуть – его. Он юркнул в буфет, быстро нашел все, что нужно в трудный час, выпил, налил еще, отправил за первой порцией, наполнил третий бокал, сделал передышку, равную двадцати ударам сердца, решительно осушил емкость. Набрался храбрости. Или чего он там набрался?
В общем, набрался. Из буфета он вышел, старательно держась за стенку. Самое время немного поспать. С собеседниками в этот час – как с колбасой в годы развитого социализма…
Мутная тень оторвалась от стены, двинулась наперерез. Он поздно среагировал, восприятие запаздывало, отшатнулся, отставил ногу, пригнулся, словно пуля уже летела ему в лоб…
– Спокойно, Артем Олегович, – прозвучал насмешливый, знакомый голос, – поберегите боевую стойку для более искушенного соперника. Встречайте гостя, ну что вы застыли, как тупой африканский идол? Ну и запашок от вас…
Изумление было настолько велико, что он практически отрезвел. Ночной посетитель не был привидением. Он сидел в кресле, весь в черном, прямой, как штык, почти не изменившийся за четыре месяца, покручивал тросточку с эбонитовым набалдашником, насмешливо созерцал взорванную страстью кровать и взъерошенного собеседника.
– Потрясающая стабильность, Артем Олегович. Вы беспробудно пьянствовали, когда господин Островский с коллегами предложил вам прогуляться по земному шару за коллекцией умбара. Вы пили как сапожник, когда я предложил вам обменять упомянутую коллекцию на прекрасный замок и картинную галерею в придачу. Вы дуете отраву сегодня ночью – будучи владельцем замка и великолепного собрания живописи. Неужели это так увлекательно? Или жизнь не балует приятными моментами?
– Не юродствуйте, господин Гергерт, – проворчал Артем, – я просил вас о помощи два месяца назад, когда прибытие в Гвадалон ознаменовалось чередой насильственных смертей, и меня самого чуть не отправили к праотцам. Увы, помощи от вас я не дождался.
– Упрек принимается, – с достоинством кивнул Гергерт. – Сожалею, у нашей организации не было возможности оказать вам содействие. История, приключившаяся с вами, не имела отношения к нашему…м-м, братству. Не ждите извинений, Артем Олегович, вы сами прекрасно справились. Браво. Я в курсе вашей блестящей деятельности. Но мы исправили свою ошибку, согласитесь. Да, был просчет, каюсь, когда наемный убийца подобрался к вам вплотную. Но вы и здесь выкрутились. А ему недолго оставалось гулять по белу свету…
– Минуточку, – изумился Артем, – выходит, это вы ликвидировали Оливье Варнера?
– Обижаете, Артем Олегович, – представитель тайного европейского судилища сделал протестующий жест, – ваш покорный слуга никогда никого не ликвидирует. Воспитание, знаете ли, не позволяет. Для этого существуют специальные, назовем их так, люди. Оливье Варнер – а это подлинное имя злоумышленника – работал по заказу некоего Жюльена Манжу, имеющего родственные связи с некой мадмуазель Катрин Дюссон, а точнее, приходящегося ей сводным братом. За последнее время Жюльен Манжу несколько раз посетил подследственную в изоляторе временного содержания в Кале. О чем они беседовали, можно догадаться.