Кулинар
Валька огляделась, нашла на серванте пыльную вазу в виде нефритового стержня и пошла в ванную. Там налила в вазу воды, не вытряхивая из нее сгустившейся на дне пыли, и опустила в нее розу прямо в обертке.
Чинарский деловито выгрузил из пакета бутылки и банки, поставил их в кухне на стол. Полез в навесной шкафчик за посудой, а потом достал из холодильника нехитрую закуску.
– У меня там окорочка – накалымила, – сказала Валька, вновь появившись на кухне.
– Правда, что ль? – улыбнулся он, обнажая желтые зубы.
– Правда, – кокетливо повела плечами Валька. – Достань.
– Айн момент. – Чинарский вытащил газетный сверток.
Развернул. И в самом деле – окорочка. Целлофановый пакет протек, газета намокла. Чинарский достал две «ножки Буша».
– Неплохо! – восхищенно прищелкнул он языком. – Ты всегда так?
– Это еще ерунда. Бывает, по двести граммов на кило обвешиваю.
– А инспекция? – игриво приподнял брови Чинарский.
– Раз на раз не приходится, – философски ответила Валька.
Чинарский ею залюбовался: полногрудая, не толстая, но с увесистым задом. Она сняла красную вязаную кофту и теперь мозолила глаза своими мясистыми грудями. Синтетическая водолазка только подчеркивала их немалый объем.
Чинарский бросил окорочка, быстро сполоснул руки под краном и обнял Вальку. Не давая ей опомниться, полез под юбку. Мешали шерстяные колготки. Чинарский принялся их стягивать, задыхаясь от нетерпения. Валька провоцирующе хохотала и дергала бедрами.
– Нет, так дело не пойдет, – с досадой сказал Чинарский, усаживая Вальку на табурет. – Давай снимай эту дрянь.
– А это? – кивнула она на окорочка.
– Потом, – отмахнулся Чинарский. – Вначале – святое!
Первым делом он поставил бутылки на пол, в дальний угол. Потом встал перед Валькой на колени и снова, пыхтя и ругаясь, взялся за непослушные колготки. К его разочарованию, под шерстяными оказались обычные – телесного цвета, рваные на самом загадочном месте.
Валька заартачилась.
– Сама! – вопила она, пытаясь оттолкнуть Чинарского ногами.
Но Чинарский оказался проворней. Он стащил рваную лайкру.
– Дай я сама! – упрямилась она.
Его рука уже стягивала ее трикотажные трусы. Он снял их – синие, дырявые, пахнущие кислым молоком. Чинарский с хохотом поднес их к носу и шумно втянул в себя их спертый запах. Валька завизжала.
– Да это же самый смак! – Он отбросил трусы, и те угодили на подоконник, повиснув на корявом высохшем кактусе.
– Черт рогатый! – орала Валька, а Чинарский, напевая что-то вроде «лап там ти будуда», лапал ее немного отвислый зад.
Он приподнял Вальку, демонстрируя недюжинную силу, и, как в каком-нибудь эротическом фильме, со страстной неосторожностью опрокинул ее на стол-буфет. Валька заголосила еще более пронзительно.
– Крошка. – Хриплый шепот Чинарского защекотал Валькины уши. – Ты ничего не понимаешь в мягком порно.
Он схватил вихляющиеся в воздухе, бесстыдно и беспомощно задранные Валькины ноги и притянул ее к себе. Куриные окорочка, оставив на волосах Вальки влажный и липкий след, рухнули на пол. Остальная закуска слетела тоже. Один из стаканов уцелел, другой разбился.
Это только раззадорило Чинарского. Он молниеносно расстегнул штаны и, еще раз резко надвинув Вальку на себя, всадил ей по самую сурепку. Валька тут же сдалась и обмякла. Теперь из ее глотки вырывались только урчащие животные звуки. Чинарский методично работал своим членом, крепко держа Вальку за ноги. Как ни был он возбужден, все же с особой сатанинской ясностью отметил про себя, что высота стола идеально подходит для таких забав.
Вырывающиеся из Валькиной гортани стоны становились все сладострастнее и ненасытнее.
Чинарский изощрялся в умении доставлять женщине наслаждение. Он наверчивал Вальку на свой конец, как шайбу на болт, крутил, дергал из стороны в сторону, на секунду отстранялся, чтобы потом с удвоенной силой натянуть.
Производя все эти манипуляции, он видел, как в открытом Валькином рту – как раз в дыре между зубов – пузырится пена близкого оргазма. Щеки Вальки горели, как на морозе. Теперь она лишь плотоядно всхлипывала.
Чинарский резко тряхнул Вальку, разрушив ее оргиастические грезы. Она бурно задышала, безвольно подавшись, словно куриный окорочок. На лице Чинарского застыла гримаса кропотливого работника, преследующего недостижимый идеал. Эта гримаса тем не менее походила на кривую усмешку, так что Валька, вынырнув из блаженного забытья, вырвала ногу и лягнула его.
– Не лыбься, черт! – осипшим от желания голосом произнесла она.
– Дура. – Чинарский еще раз хорошенько тряхнул ее и, закатив глаза, притянул на себя. Не в силах больше сдерживаться, он дал волю подпирающему наслаждению.
Валька уже несколько секунд как корчилась и тряслась.
Издав что-то вроде победного клича, Чинарский успокоился. Он высвободился из ножного захвата Вальки, провел языком по ее жесткой натруженной стопе, собирая языком кисловатый смрад пребывания в одних и тех же колготках и сапогах в течение долгого времени. Потом застегнул штаны и помог Вальке обрести горизонтальное положение. Та стыдливо потупилась, одергивая задравшуюся юбку. Синтетика некрасиво липла к ногам и бедрам, но Чинарский не обращал на это ни малейшего внимания.
– Это только начало, – гордо объявил он. – Пора и выпить.
Валька пошла в ванную. Чинарский одобрительно закивал, мурлыкая что-то себе под нос. Он привел в порядок стол, водрузив на него бутылки, уцелевший стакан, луковицу, фанту и лимон. Поднял окорочка и швырнул их в раковину. Достал еще один маленький стаканчик и разлил водку. Нарезал лимон, уложил на блюдце с отколотым краем. Порубил луковицу. Когда Валька, заметно похорошевшая и немного пришедшая в себя, появилась на кухне, все было готово к возлиянию.
– Ну что, Валентина… как тебя по батюшке? – весело обратился он к ней.
– Борисовна, – заулыбалась она.
– Валентина Борисовна, вдарим?
Она лишь кивнула. Вдарили они на славу. Меньше чем за полчаса бутылка водки была опустошена. Валька лишь слегка захмелела. Она вообще была на выпивку чрезвычайно стойкая и в этом могла сравниться только с самим Чинарским.
– Не паленая? – шутливо взглянул он на гостью.
– Да не похоже. Просто мы с холоду…
– Тогда давай в постель переберемся, – предложил Чинарский. – Что-то у меня опять в одном месте зудит.
Валька посмотрела на него удивленно и уважительно.
– А у Женьки моего все не как у людей, – завела она жалобную песню. – А уж как выпьет – вообще не фурычит.
– А чего тогда ты с ним живешь? – Чинарский открыл еще одну бутылку и плеснул в стаканы.
– А с кем еще? Он хоть работает. Сутки работает, – уточнила она, – трое дома.
– А дома что делает?
– Пьет, что же еще! – вздохнула Валька и, пригорюнившись, подперла голову рукой.
– Ну ты давай не раскисай! – сказал Чинарский. – Теперь ты всегда можешь прийти ко мне. Когда я не занят, разумеется.
– А ты чем занимаешься?
– Всяким барахлом понемногу, – нехотя пояснил Чинарский. – Я ведь мент вообще-то. Следователь. Только бывший, – с затаенной горечью добавил он.
Валька недоверчиво замотала головой.
– Но на жизнь не жалуюсь. Понимаешь, надоело мне всяких-разных подонков ловить. Надо ведь и для себя пожить, – завздыхал он.
– А жена-то у тебя где? – поддалась на искус женского любопытства Валька.
– А бог ее знает, – скривился от разочарования Чинарский. – Мне, понимаешь, работа не позволяла ей много времени уделять. Вот она и сбежала с каким-то ебарем.
– Значит, у тебя теперь ни жены, ни работы, – резюмировала сердобольная Валька.
– Зато много свободного времени. И живу я так, как мне хочется. – В глазах Чинарского засиял неугасимый пламень надежды. – Колыхнем, бояре, как говаривал один мой товарищ, пока не ссучился.
Он размашисто поднял стакан, чуть не расплескав его содержимое. Они выпили, закусив лимоном. Валька сморщилась.