Ожившие (Полночь)
Парень с серьгой что-то крикнул, дверь «дома», представлявшая собой кусок сгнившей фанеры на двух болтах, раскрылась, как в ковбойском салуне, и наружу, хромая, вышел пожилой мужчина.
Юноша что-то скороговоркой выпалил ему на одном дыхании, тот слегка качнул головой. После этого парень с серьгой повернулся к троице и в упор посмотрел на Эдуарда. Эд все понял и молча вложил в его немытую ладонь смятую купюру, которую тот с удовлетворенным видом спрятал и, не прощаясь, залез в свой джип. Снова заскрежетал двигатель, и кашляющий драндулет скрылся из виду.
– А… а кто нас обратно отвезет? – обрел дар речи Вячеслав, когда они наконец прочихались от едкого дыма и пыли.
– Он будет здесь вечером, – сказал Эд.
– Сколько мы должны тебе? – спросила Татьяна. – Ты ведь расплатился с ним?
Эд усмехнулся:
– Это только за дорогу. Выход в океан и акулы – отдельная песня. Тут каждая услуга оплачивается отдельно.
– А сколько будет стоить сама поездка?
Эд посмотрел на мужчину, безмолвно стоявшего за их спинами. На вид ему было около шестидесяти. Он был бронзовый от загара, с невыразительными глазами, прятавшимися под кустистыми бровями, рот втянут, словно все его зубы отправились на пенсию. Все лицо иссечено морщинами, такими глубокими, что в складки намертво въелась пыль, голову покрывали редкие клочки выгоревших волос. Руки непомерно большие, как у обезьяны, сплошь в бугристых венах и шрамах. Одна нога босая, ступня широкая, как ласта тюленя, с коряво торчащими пальцами, вместо второй – грубый деревянный протез, держащийся на вытертых до белизны ремнях. На нем были старые в заплатах парусиновые штаны и рубашка, которую, очевидно, в последний раз стирали в день постройки Стоунхенджа. В целом он произвел на компанию не очень убедительное впечатление.
– Он больше похож на алкаша-забулдыгу, – ничуть не стесняясь, громко сказал Вячеслав. Татьяна хотела заметить, что он сам вчера выглядел не лучше, но решила не злить мужа.
– Ты помнишь меня? Do you remember me? How much? [7] – обратился к рыбаку Эдуард, и пожилой мужчина показал три пальца. С темными неровными ногтями, кривые и узловатые, они вызвали у Татьяны ассоциацию с ветками мертвого дерева.
– Триста баксов? – присвистнул Вячеслав. – Они себе цену знают.
– Это именно тот человек, о котором я говорил. Он грек по происхождению, – сказал Эдуард. – Один бог знает, как его занесло в Австралию, да еще в такую глухомань. Его имя Доротеос, но все называют его Папаша Дриппи.
Татьяна скорчила рожицу, а Вячеслав хихикнул. Настроение улучшалось, а кроме того, сердце грела мысль о содержимом сумки, которого оставалось еще предостаточно.
– А почему Дриппи, а не Задриппи? – глупо спросил он, и старик с невозмутимым видом показал четыре пальца. Вячеслав остолбенел, а Эдуард пояснил:
– Здесь торгуются наоборот. Так что сумма поднимается. Нужно платить сразу, или сумма возрастет до тысячи и выше, и в итоге мы можем вообще никуда не уехать. Кстати, так же делают бедуины, зарабатывающие у пирамид, – сесть на верблюда стоит 5 долларов, а спуститься обратно намного больше. Папаша Дриппи знает, что мы никуда не денемся, поэтому ему терять нечего.
– Так давайте заплатим ему и поедем! – возмущенно сказала Татьяна, но Папаша Дриппи заковылял обратно в свою конуру.
– Шандец, – подытожил Бравлин. Он отбросил в сторону все приличия и выудил из сумки бутылку с виски. – Оторвать бы этому плешивому пердуну вторую ходулю, сразу бы торговаться расхотелось.
Татьяна отвернулась.
– И это называется охотник на акул? – неизвестно к кому обращаясь, продолжал Вячеслав, делая длинный глоток. – Охотник за пустыми бутылками, вот кто он. Интересно, на чем он охотится на акул? Судя по его клоповнику, на корыте.
Эд улыбнулся и вошел в «дом».
– Слава, зачем ты это делаешь? – не поворачивая головы, спросила Татьяна. В голосе женщины чувствовалась едва сдерживаемая ярость. – Ты совсем без алкоголя не можешь?!
Вячеслав уставился на жену.
– Не суйся в это, – грубо сказал он. – Я не твою печень сажаю, ясно?
– Спасибо, что так беспокоишься о моем здоровье, – криво улыбнулась женщина. – Только, знаешь, мне почему-то от этого не легче.
Пока Вячеслав обдумывал слова супруги, выискивая в них скрытый смысл, из хижины вышел Эдуард, за ним Папаша Дриппи. Его лицо абсолютно ничего не выражало.
– Сошлись на пятистах, – шепнул Эд Татьяне, и она с готовностью полезла в кошелек.
– Не нужно, я уже заплатил, – остановил ее Эд. – Пусть это будет для вас маленьким подарком от меня. Смотри!
С этими словами он осторожно поднял руку, и женщина увидела, что Эдуард большим и указательным пальцами держит за крылья необычайно красивую бабочку с нежно-зелеными крылышками. Он разжал пальцы, и изящное создание тотчас взмыло в небо.
Папаша Дриппи начал спускаться вниз по стершимся ступенькам. Собака подняла голову, встрепенулась и заковыляла за ним.
– Представляешь, стоим в этой провонявшей конуре, и вдруг в окно влетает бабочка, – сказал Эдуард, рассматривая пыльцу, оставшуюся на подушечках пальцев.
– Ты… не бил его? – вдруг вырвалось у Татьяны, когда они последовали за рыбаком. Уж слишком быстро этот Папаша Дриппи согласился, подумала она.
Эдуард посмотрел на нее и снял очки. В глазах резвились глумливые чертики.
– А ты думаешь, смог бы? – хитро прищурился он.
«Да», – чуть не вырвалось у женщины, но она промолчала.
– Эй, хватит там глазки строить, – напряженно засмеялся Вячеслав. Он уже начинал жалеть, что согласился ехать с Эдом. Ведь когда-то он встречался с его женой, хотя это было давно, но все же…
Они спустились на берег. Собака с раненой лапой неотрывно семенила за греком. Песок тут же набился в туфли, и Татьяна разулась.
– Ты хоть взяла фотоаппарат? – крикнул ей Вячеслав, когда она подошла к воде. Татьяна ответила утвердительно.
Неподалеку располагался старый причал, у которого были пришвартованы несколько катеров и яхт. Вячеслав презрительно хмыкнул, разглядывая их, а Эд сказал:
– Ты зря пытаешься найти самую худшую лодку. Такие, как Папаша Дриппи, будут жить в дерьме и жрать дерьмо, но лодка у них будет самая лучшая. Потому что это его хлеб. Знаешь, как ковбои в вестернах Серджио Леоне? Одеты в тряпье и дырявые шляпы, зато револьверы всегда начищены до блеска и на взводе.
– Ну-ну, – ехидно ухмыльнулся Вячеслав. Эдуард начал раздражать его все больше и больше.
Тем временем Папаша Дриппи заковылял к двум юношам, почти подросткам, сосредоточенно чинившим сеть прямо на песке. Он что-то крикнул им, и те, бросив работу, понеслись к причалу, только белые пятки засверкали.
«Я же говорил», – прочитал Вячеслав по глазам Эдуарда, когда Папаша Дриппи как ни в чем не бывало прошествовал мимо затрапезных 6-метровых катеров к гордо покачивающемуся на волнах 11-метровому «Бродбиллу» с высоченной тунцовой вышкой. Собака трусила за ним.
– Охренеть, – только и смог выговорить Вячеслав. – Это все равно, если бы этот сморчок в своем прикиде уселся в «Ягуар»… Это что, действительно его корыто?
– Это корыто, Слава, стоит как минимум тридцать тысяч зеленых. Я слышал, что катер, полностью оснащенный для ловли акул, может стоить до пятисот штук баксов, – произнес Эдуард.
– Откуда ты все знаешь? – недоверчиво спросил Вячеслав.
Мерно затарахтел дизель катера.
– Я же говорил, что излазил весь остров, – ответил Эд, немного смутившись. – Защищая животных, узнаешь много нового, знаешь ли…
Между тем грек спустился по короткому трапу в катер. Вслед за ним прошмыгнули подростки, чинившие на берегу сеть. Стало видно, что лицо одного из них обезображено уродливым шрамом, очевидно, оставшимся от ожога. Пригнувшись, они несли здоровенный бак, из которого на доски причала выплескивалась темно-бурая жидкость с резким запахом.
– Это что, наш обед? – хмыкнул Вячеслав.
– «Раби-даби», – коротко пояснил Эд.