Колдун. Трилогия

Разглядывая одежду Петра, я подумал об универсальности. Даже на первый взгляд все было необычным. Костюм, словно бы специально созданный для долгой жизни в лесу. Штаны войлочные, потертые, засаленные, но еще прочные. Онучей, обмоток он не носил, вместо лаптей на ногах красовались легкие кожаные туфли на тонкой подошве. Не знал, как они называются, но уж не лапти, это точно. Поверх грубой полотняной рубашки, совершенно потерявшей цвет, была надета меховая жилетка и кожаная куртка, причем, если не ошибаюсь, то кожа была рыбья. Городские красотки удавились бы от зависти к такому прикиду. Голову Петра нелепой нашлепкой покрывала плетеная из обычной коровьей кожи шапка, так же, как и штаны, давно потерявшая и форму и цвет. Петр был хоть и крепкий, но сутулый, ростом примерно метр шестьдесят, если бы выпрямился. Руки грубые, бугристые, пальцы сбиты, ногти содраны, обломаны. Жиденькая борода сплетена в тоненькую косичку где-то на уровне кадыка, волосы посеченные, кое-как подрезанные, словно подпаленные. На вид ему было лет сорок, может, чуть больше. Глаза большие, карие, очень подвижные. Огромные уши, мясистый нос, широкая переносица. На правой стороне лица, возле рта, заметный старый шрам, кривой, грубый. Если судить по повадкам и внешним данным, мужик был не робкого десятка, но и такой, что без надобности в драку не полезет. С оружием, коротким дротиком, управлялся умело, привычно. Нож на поясе был тоже странный. Про такой так и хотелось сказать – якутский. Короткий, широкий и в потертых меховых ножнах. Рукоятка ножа была костяной, с каким-то резным орнаментом.
Мы вышли к болоту. Самому натуральному болоту, с трясиной и гнилыми остовами давно поваленных деревьев. Комары, мошка, лягушки, запах тины. Петр остановился на опушке, вытаскивая из кустов длинный шест. По всему видно, этой дорогой он ходил не раз и не два, а чуть ли не каждый день.
Тропинка через топь, вопреки ожиданиям, оказалась легкой, даже не пришлось лезть в воду. Перебрались на другую сторону по довольно устойчивым и твердым кочкам, словно бы островкам или камням, торчащим из воды. Был бы я без проводника, то, разумеется, не нашел бы этой тропинки, но с таким уверенным и ловким провожатым путь показался нетрудным. Дальше были очень густой ельник, небольшой подъем по заметной тропинке и опять поляна, со всех сторон, как частоколом, окруженная елками. На окраине поляны стояла хижина. Это был не дом, но и не землянка. Срубленная из толстых бревен, довольно капитальная избушка с покатой крышей, выложенной землей и травой. Впечатление было такое, что из поляны вырезали часть почвы вместе с луговыми травами и постелили на крышу, как платок. В хибаре была одна единственная дверь и ни одного окна. В тесной комнате я мог стоять в полный рост, но только потому, что там не было потолка, а последний венец сруба приходился мне как раз на уровне плеча.
Увидев в углу комнаты лавку, я сел на нее, не спрашивая разрешения. Петр стал греметь какой-то посудой, плошками, деревянными мисками, снял с полки кузовок, в котором была какая-то крупа. Мысль о еде выветрила из головы все вопросы и темы для разговоров, но я все же отвлекся и спросил:
– Какой сейчас год?
Охотник смотрел на меня с удивлением и недоумением. Возможно, что он не понял самого вопроса или слов, но я попытался повторить:
– Год? Век? Столетие? От Рождества?
В голове мелькнула странная мысль. Если после нескольких объяснений и попыток Петр так и не сможет ответить на этот вопрос, то вся моя теория о том, что я попал в прошлое, а не в параллельный мир, просто отваливается за ненадобностью.
Но, к счастью, Петр понял и стал методично загибать пальцы, видимо, сам для себя ведя подсчет. Но я даже не напрягался, чтобы его понять. Сам же буквально на днях, если можно так выразиться в моем положении, читал блог в интернете, где несколько специалистов обсуждали этот вопрос. В подтверждение моих мыслей Петр макнул в керамическую лампу пальцем и написал на посеревшем от копоти бревне невнятные каракули, лишь отдаленно напоминающие буквы. Хорошо хоть грамотный попался. Судя по всему, охотник не прост. Как он сам сказал – пришел из Киева, крещеный. Бубнил какие-то псалмы или молитвы, следовательно, читал. Но вот я на его фоне совершенно безграмотный человек. Я не умею читать даты, записанные буквами.
Вот ведь нелепость! Благо хоть буквы на русские похожи, но что с них проку. Придется выяснять дату каким-то другим способом.
Ну что ж, дату я пока узнать не могу. Определю хотя бы местоположение. С новым знакомым общаться показалось гораздо проще, чем даже с кузнецами или людом на пристани.
– Далеко ли до Рязани? Знаешь, где она находится?
В ответ на это Петр только утвердительно кивнул, сдерживая кривую ухмылку. Наверняка моя обычная речь казалась ему чуждой, непривычной, смешной.
У Петра в хижине на болотах, скрытой от посторонних глаз, было более чем скромно. Но жить можно. Без излишеств, но весьма терпимо. Из его кучерявой и шипящей речи я понял, что он еще ночью заприметил мой огонь у реки и решил проследить. Петр сказал, что он охотник, и наверное не меньше получаса демонстрировал мне свои охотничьи трофеи, состоящие в основном из беличьих и лисьих шкурок – их он считал самыми ценными. Мех кроликов, волков, бобров ценил чуть ниже. Также из разговора я понял, что именно за белок и бобров платили больше всего. На мое счастье, Петр трепался без устали, давая мне пищу для размышлений.
Нового знакомого удивляла моя одежда. Он говорил, что никогда прежде не видел такой. Удивлялся он и тому, что я совершенно безоружен и не могу объяснить, откуда взялся в этих краях. Из обрывков фраз стало ясно, что христиан в этих местах не жаловали, и потому, показывая мне свой нательный крестик, Петр сильно рисковал нарваться на бурную теологическую беседу с рукоприкладством. Я напряженно слушал его, силясь понять, а сам думал о том, что из всего сказанного вырисовывается очень сложная, многослойная картина. Я не специалист по истории: школьный курс и десяток сомнительных статей, пара экскурсий в краеведческий музей – вот, собственно, и все мои познания. Но я точно знал, что недавно, в конце девяностых годов моего времени, праздновалось тысячелетие крещения Руси. Плюс к этому мне известно, что Рязань старше Москвы и основана еще до крещения. Про Москву Петр знал, но вспомнил с трудом или я неправильно произнес название. Возможно, что прежде были другие. Если здесь не любят христиан, значит, крещение произошло сравнительно недавно. Я вспомнил тот странный столб в деревне, где на меня бросились мужики с вилами, признав во мне половца. Камни вокруг этого столба – наверняка какое-то языческое капище, местный алтарь. Логично, что он находился на тропинке, ведущей из деревни. Язычники живут по соседству с христианами. Не знаю, как первые уживаются со вторыми, но уверен, что без конфликтов не обходится. Ох уж мне эти религиозные конфликты! В моем времени весь мир на них помешался. Тут еще не хватало вляпаться в какие-нибудь разборки в стиле джихад.
А как же тогда торговцы на пристани в деревне? Эти явно были с юга. Если поднимались вверх по Волге, то, стало быть, из самой Золотой Орды! Стоп! Какая, к черту, Золотая Орда! Если я все правильно помню, Батый напал на Русь в тринадцатом веке. Вырезал всех, кто вел себя сильно независимо. Прошел саранчой до Дуная, развернулся и с теми же дурными манерами двинулся обратно, подчищая те города, что в спешке завоевания проскочил стороной. Судя по официальной истории, тогда от Рязани камня на камне не осталось, один большой могильник. А Петр говорит, что с городом все в порядке. А при словах «татары», «монголы», «Батый» и «Орда» только пожимает плечами! Выходит, что в первых своих прикидках я дал серьезную промашку. Это не шестнадцатый век, как я предполагал вначале, это промежуток между десятым и тринадцатым. Промежуточек, конечно, не мелкий, но более точно я пока определить не могу. Я не знаю имен князей, бояр, не знаю дат и событий. По каким признакам еще я могу определить дату? Войны, затмения, засухи? Вилами на воде писаны все мои догадки. Откуда мне знать, где я на самом деле? Очевидно, это особенность сознания. Опираясь на привычные и знакомые понятия, даты и события, человек, попадая в подобные ситуации информационной блокады, защищает свой разум от сумасшествия.