Колдун. Трилогия

С мыслью о куреве порылся в карманах куртки. Две пачки сигарет, одна только начатая, другая еще запечатана. Что еще интересного в карманах? Зажигалка, старый проездной, пропуск на завод, рублей двадцать мелочью и три сотни бумажками. Еще метчик с резьбой на восемь и гайка на десять. Даже на джентльменский набор не тянет.
Выкурив сигарету до половины, стал расстегивать пряжки, снимая через голову тяжелый кожаный фартук. Вещь была знатная. Знакомые расплатились за какую-то работу великолепным куском толстенной воловьей кожи, который я тут же раскроил на фартук…
Пить все-таки очень хотелось. Выкуренная сигарета только усилила это желание. Посмотрев в сторону журчащего ручейка, поймал себя на том, что выбираю подходы к нему, словно нахожусь на задании после выброски и надо постараться не оставить следов после водопоя. Тьфу! Бред! Чтобы отвлечься от явных признаков паранойи, подтянул к себе поближе растрепанный томик справочника. Бережно расправил загнувшиеся страницы и счистил кое-где приставшую грязь. «Энциклопедия забытых рецептов» – моя настольная книга. Редкий день в мастерской обходился без того, чтобы не заглянуть в этот великолепный сборник. Раздел книги с главой по обработке металла был затерт и замусолен намного больше, чем, например, глава, где приводились рецепты приготовления парфюмерии, лаков, мастик или приемы обработки дерева и кости, но и там можно было вычитать интересные варианты. Сдунув пыль и травинки со страниц, закрыл книгу и отбросил на расстеленный в траве фартук. Туда же швырнул молоток и перетянул все это поясной лямкой.
Еще раз посмотрел на ручеек, который журчал слева от меня, невольно сглотнув сухой ком в горле.
Сколько прошло времени? Минута, две? Может, чуть больше. Мои карманные часы остались висеть на гвоздике в мастерской. В голове по-прежнему ни одной светлой идеи и назойливое чувство тревоги.
Ручей стекал вниз по холму и, надо полагать, впадал в реку. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что там, на пригорке, – родник.
Вставая с сырой земли, я не без сожаления убедился, что у меня очень сильно разболелось колено, а все тело пронизывает неприятная мелкая дрожь, словно с похмелья. Глоток свежей воды просто обязан реанимировать отупевшее сознание, вернуть к жизни или вывести из этого странного, бредового, затянувшегося кошмара.
Солнце коснулось горизонта в тот момент, когда я поднялся на вершину пологого берега. Реку отсюда было видно просто замечательно, со всеми изгибами и отмелями, с густым кустарником, нависшим над самой водой. Еще одна плохая новость: скоро стемнеет, а я понятия не имею, где нахожусь и как сюда попал. Единственный положительный момент лишь в том, что хотя бы знаю теперь, где запад в этой затянувшейся галлюцинации. Хотя если это действительно галлюцинация, то какое значение имеют стороны света?
Родник пробил лунку в высокой траве, образовав небольшую лужицу. Пришлось примять стебли, чтобы наклониться и утолить жажду. Вода была ледяной до такой степени, что даже вкус ее не чувствовался. Я жадно глотал воду, черпая ее ладонью. Напившись, помыл руки и ополоснул лицо. Это чуточку придало бодрости, но ненадолго.
Пока было светло, я решил еще раз внимательно рассмотреть странный предмет, который сегодня утром принес в мастерскую и стал чистить с таким усердием. Круглая подставка, без всяких сомнений стальная, потому что отчетливо видны следы старинной ковки. Размером чуть меньше чайного блюдца, толщиной сантиметра два. Камертон, как я его назвал, а скорее действительно маленькая подковка с загнутыми концами на тонкой ножке – в самом центре. На внешней части подставки какие-то рисунки, орнамент или надписи, но разобрать их при таком тускнеющем освещении невозможно, да и очищен он еще не до конца. Тогда на рынке, увидев его среди убогого товара старушки, я первым делом подумал о том, для чего мог бы понадобится такой странный предмет. По всем признакам он был целый. Без отломанных или потерянных деталей или частей. Он не был похож на подсвечник или подставку. Что-то совершенно самостоятельное, законченное, но мне незнакомое. Он даже домашней утварью не казался. Нет сомнений в том, что именно этот предмет стал причиной моего появления здесь. Зажатая в ладони витая ножка еще вибрировала, обдавая кожу то теплом, то холодом. Я еще толком не знаю, где «здесь», но явно не там, где я был. Вот, собственно, и все скудные логические построения моей отупевшей башки. Что остается делать? Идти. Ничего другого на ум не приходит. Идти, искать людей, выяснять обстановку, и самое главное – не паниковать и не пороть горячку.
Легко сказать, трудно сделать. Кто бы на моем месте не паниковал, а? Правильно. «Крутой перец» из славного войска дяди Васи! Сокращенно – ВДВ. На душе, искорябанной кошками, немного полегчало. Незримо и неслышно включился механизм, отлаженный еще армейской службой и отшлифованный в училище.
Дыхание стало глубже, спокойнее, зрение и слух обострились.
На берег реки плавно оседали сумерки, краски тускнели, звуки приглушались. Я слышал непрерывный треск оравы кузнечиков и цикад в траве, клекочущие вскрики птиц у берега, шелестящий шум ветра, жужжание суетливой мошкары. Это не ледяная или знойная пустыня, не открытое северное море и не крутые скалы. Меня учили справляться с такими ситуациями, меня учили не терять рассудка. Как бы нелепо и странно все ни казалось – условия благоприятные. Тепло, сухо, уютно, на первый взгляд безопасно. Причин для паники нет. Я уверено ориентируюсь, знаю направление сторон света, и окружающий пейзаж не кажется чуждым и опасным.
Я стоял в полный рост, неторопливо осматривался по сторонам, в тот момент, когда какой-то очень резкий звук, похожий на щелчок, резанул по воздуху со стороны леса.
Я еще слышал отзвук эха, в тот момент, когда тело уже действовало. Организм, словно бы вспомнив когда-то усиленные тренировки, среагировал мгновенно, и я сам не понял, как оказался на земле.
Такое впечатление, что от ушиба у меня в мозгу нарушились какие-то причинно-следственные связи, и я все понимал и осознавал многим позже, чем действовал.
Звук не был похож на выстрел – слишком короткий и сухой. Как бы в завершение и подтверждение этой мысли до меня донеслось протяжное мычание.
Я привстал, опершись на колено, и осмотрелся. Вдоль кромки леса по вершине пологой гряды плелось небольшое стадо коров. Некоторые были уже у самой опушки. Мне с трудом удалось разглядеть пастуха. В серой и выцветшей одежде он был почти незаметен в сумерках на фоне поблекших луговых трав. Надо думать, именно щелчок его кнута я слышал так отчетливо. Под громкое гиканье и соло на кнуте коровенки прибавили шагу. Я торопливо засуетился, пускаясь вдогонку.
До него действительно было не меньше километра, как я в первый момент и определил расстояние до леса. Что ж, можно считать это хорошей новостью. Если есть крестьянин со стадом, то, стало быть, есть и поселок. А если есть поселок, то это решение всех проблем и ответ на все вопросы.
В первый момент хотелось идти побыстрей, догнать пастуха с его буренками еще до того, как тот скроется из виду. Но несколько быстрых шагов тут же заставили меня сбавить темп. Старая травма колена дала о себе знать и затормозила, окатывая болью при каждом шаге, а крестьянин как-то очень быстро скрылся из виду. Шустрый попался.
Проковыляв примерно половину пути, я оглянулся на берег реки в надежде запомнить расположение основных ориентиров. Сумерки накатывались густой тенью, так что следовало поторопиться. По всему видно, что место, в которое я угодил, очень глухое. Ни с этой стороны, ни на другом берегу реки не было видно ни одного огонька. Вот ведь угораздило, блин!
От леса веяло холодом, чуть сладковатым ароматом сосен, сыростью. Вовремя заметив на пригорке свежую коровью лепешку, я обошел ее стороной. Здесь трава была ниже и изрядно пощипана. В лес вела единственная широкая дорожка, по которой и прошел недавно пастух, погоняя скот.
Как бы в подтверждение того, что где-то за кромкой леса находится поселок, вдалеке залаяла собака. Сначала одна, следом еще пара подхватили ее завывания и лай.