Его сиятельство Каспар Фрай
– …я выгляжу моложе своих лет, – закончила за него королева. – Благодарю за сомнительный комплимент, но я хочу поговорить с вами не об этом.
– Я вовсе не это хотел сказать, ваше величество, – обиделся де Шермон, – впрочем, вы вправе думать обо мне что хотите.
– Довольно обид, граф. – Королева огляделась, ей бы не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем этой глупой пикировки. Влюбленный мальчишка и немолодая королева в охотничьем костюме. И зачем она надела его?
– Я хотела поговорить о завтрашнем сражении, о том, какое место в нем отведено королю.
– Я буду рядом с ним, ваше величество, – горячо заверил де Шермон и шагнул вперед, приложив к кирасе ладонь. – Если что-то пойдет не так, мы умрем вместе!
– Не нужно умирать, граф, ни вместе, ни поодиночке!
Анна взяла де Шермона под руку и повела в сторону костра.
– Я очень много сил отдала тому, чтобы на троне оказался законный король, но если с ним что-то случится, все разбежавшиеся враги – те, кому удалось уцелеть, – вернутся, и тогда снова начнется война.
– Я буду с королем, ваше величество, и обещаю, что стану удерживать его от необдуманных поступков.
– Именно это я и ожидала от вас услышать, граф. Благодарю за рассудительность и спокойной ночи.
Королева повернулась, чтобы идти к шатру, где у входа ее ждали две служанки, но неожиданно де Шермон схватил ее за руку, не позволяя уйти.
– Ваше величество! Ваше величество, подарите мне что-нибудь на память, завтра битва, возможно, я не вернусь с нее живым!
– Вы обязательно вернетесь, де Шермон, – с нажимом произнесла Анна Астурийская, высвобождая руку. – А, впрочем, – вот.
Она достала из кармашка охотничьей куртки покрытую эмалью табакерку, что завалялась там с незапамятных времен.
– Возьмите, граф, и пусть она будет для вас талисманом. Теперь вы меня отпустите?
– Я вас не держу, ваше величество, я… просто хочу, чтобы вы знали… я – люблю вас.
Королева вздохнула и ровным голосом произнесла:
– Мне лестно это слышать, граф, но я не могу ответить вам взаимностью. Спокойной ночи.
И королева ушла, а де Шермон остался стоять, слыша, как под кирасой стучит его горячее сердце. И как он решился? Как осмелился признаться? Наверное, дело в завтрашней битве, в ожидании столь нелегкого испытания он и стал безрассуднее.
Де Шермон сжал в руке табакерку и, счастливо улыбаясь, поднял с земли поводья. Лошадь тряхнула головой, не желая уходить от зеленой травки, но хозяин был непреклонен и потащил ее в сторону лагерных костров, однако не прошел он и десятка шагов, как кто-то грубо схватил его за плащ.
Еще не повернувшись, де Шермон уже знал, что это король, другому подобный поступок не сошел бы с рук.
– Ну?
– Не «ну», а чего изволите, ваше величество! – прошипел Филипп и снова дернул де Шермона за плащ. Застежка оторвалась, и плащ остался в руках у Филиппа. Он швырнул его на землю, но граф и бровью не повел.
– Чего изволите, ваше величество? – произнес он и низко поклонился.
– Это было мерзко, граф!
– Ты… подслушивал? – поразился де Шермон, распрямляясь.
– Вы забыли добавить «ваше величество», граф. Да, я полюбопытствовал. И то, что я услышал, было о-мер-зи-тель-но! Это просто мода какая-то во дворце – все влюбляются в королеву-мать, но это мерзко. Ей уже пятьдесят лет, де Шермон, а тебе – двадцать!
– Двадцать два.
– Это ничего не меняет. Ты просто ненормален, мой друг. Ненормален!
Де Шермон вздохнул:
– Идемте в лагерь, ваше величество, а то нас тут часовые слышат.
– Нас слышат только наши лошади.
Король нагнулся и поднял плащ де Шермона.
– Возьми.
– Спасибо, Филипп.
– К сожалению, застежку мы не найдем, я куплю тебе новую.
– Я слышал, как она ударилась о дерево… – Граф пошарил в траве рукой и отыскал застежку: – Все в порядке, в шатре я велю ее пришить, и уже завтра она будет на моем плаще.
Успокоившись, они пошли к лагерю, оцепленному частой сетью секретных дозоров, ведь внезапное нападение лазутчиков могло решить исход противостояния короля и герцога. Уж кто-кто, а Филипп об этом прекрасно знал.
Время от времени со стороны позиций герцогских войск доносился непонятный шум: то тяжелые одиночные удары, то дробный перестук.
– Что это? – спросил де Шермон, останавливаясь.
– Это баллисты пристреливают, чтобы завтрашняя победа не досталась нам слишком легко.
– Мы еще никогда не стояли под баллистами. Если не считать замка Олем, но там было лишь две маломощные катапульты.
– У этих баллист длинные мачты, но они долго заряжаются, – сказал король.
Какое-то время они шли молча, каждый думал о своем.
– Я приказал перевести рейтар на правый фланг, – сообщил Филипп.
– Зачем?
– Я подумал, что, если мы поставим их напротив наемников Ангулемского, они между собой договорятся. Они видят наше преимущество в силе и едва ли захотят сложить голову за временного нанимателя.
– Умно придумано, ваше величество, это может сработать.
– М-да, умно, – вздохнул Филипп, он не стал говорить, что сделал это по совету матери.
Вдвоем они обошли все внутренние посты, затем отправились ночевать в свои шатры. На рассвете должна была состояться главная битва. Впервые Филипп располагал такой большой армией, и впервые ему противостояли настоящие реестровые войска, а не сборные отряды мятежников.
13
Сотник толкнул спящего рейтара, тот открыл глаза и, узнав в отблесках костра своего командира, тряхнул головой и поправил шлем.
– Что, ваше благородие, уже в строй?
– Нет, не в строй.
Сотник огляделся, словно их мог подслушать кто-то чужой.
– Напротив нас рейтар поставили.
– Во как!
– Тихо ты!
Сотник снова огляделся.
– Похоже, это питишские, Карла Семина люди.
– Стало быть, с Карлом рубиться будем? – Рейтар широко зевнул, но, поймав на себе сердитый взгляд сотника, тотчас прикрыл рот рукой.
– Дурак ты, зачем нам с рейтарами биться? Серебро при нас, королевских войск вдвое больше – поляжем и весь интерес.
– Поляжем, – согласился рейтар. – И к бабке не ходи.
– Пока темно, ползи вдоль кустов на их сторону, скажи – мы сквозь пройдем, чтобы расступились. На сторону короля вставать нам нельзя, это чистое продавство, а в дезертиры пойти не так страшно.
– В дезертиры – нестрашно, – с готовностью согласился рейтар.
– Ну все, иди, сам не лягу, тебя ждать буду с ответом – что да как.
– Иду немедля, ваше превосходительство, только сапоги переодену…
Спустя несколько минут, миновав свои дозоры, назначенный сотником переговорщик уже крался между невысокими кустами, часто оборачиваясь на костры у своих позиций.
Впритык к рейтарскому полку стояли гизгальдские стрелки, заподозри они что-то, рейтаров могли окружить и вырезать.
Собирая первый урожай, в траве шуршали мыши, они тихо попискивали, переговорщик ощупывал перед собой дорогу, чтобы не наступить на одну из них.
Кусты закончились, и пришлось ползти – хоть и темно, а остерегаться надо. На холме ударило, в воздухе прошелестела каменная шрапнель и защелкала по земле. Один обломок проскакал совсем рядом, переговорщик повел плечами, таким камнем могло и зашибить.
«Нелегко завтра питишским придется», – усмехнулся переговорщик. Вот и полоса кустов, в них наверняка сидят передовые посты.
– Эй, питиш! – сложив руки раструбом, позвал он.
– Кто там?
– Я с того краю, поговорить пришел…
– А кто таков будешь?
– Брожские мы.
– «У Брожи – красные рожи»?
– Они самые.
– Один?
– Как есть один.
– Ну ползи потихоньку, только смотри, у меня – арбалет…
– Да уж понятно.
Переговорщик переполз в кусты, где его встретили двое рейтар.
– С кем говорить-то хочешь?
– С сотником.
– Ну давай за мной, – сказал один из часовых и, пригибаясь, стал передвигаться от куста к кусту, переговорщик последовал за ним. Второй рейтар благоразумно остался на посту, появление переговорщика могло оказаться уловкой врага.