Самодовольный мистер Костюм (ЛП)

Трехэтажный особняк Женевьевы был расположен лишь в километре от моего кондоминиума в Верхнем Вест-Сайде.
Я стоял перед кирпичным строением и немного медлил, перед тем как войти. Как только я официально познакомлюсь с Хлоей, обратного пути не будет.
Я — отец. Это все еще ощущалось как-то странно, будто не про меня.
Мы с Женевьевой решили, что первая встреча должна пройти за обычным ужином. Она представит меня как друга семьи. Мы будем решать все вопросы по ходу дела, и когда придет время, Хлое объяснят, что у нее, на самом деле, есть два отца — один на небе, другой на земле. Со временем, когда Хлоя свыкнется с этой мыслью, мы начнем работать над договором о совместной опеке. Женевьеве не стала препираться и решила не усложнять это для меня. Иначе мы бы с ней жестоко боролись.
Я очень сильно хотел, чтобы Сорайя была здесь сегодня со мной, но было лучше, чтобы сначала я познакомился со своей дочерью один на один, прежде чем знакомить Хлою с другими новыми людьми в ее жизни. Она только что потеряла единственного отца, которого знала. Она все еще была очень ранимой.
На красной двери висел венок из веток и ягод. Позвонив в звонок, я сделал глубокий вдох, а затем дверь открылась.
Женевьева улыбнулась и слегка кивнула головой.
— Входи, Грэхем.
Все внутри было либо абсолютно белым, либо серебристым, либо серым. Интерьер был очень похож на интерьер моей квартиры — элегантный и современный. Это напомнило мне, насколько изменились мои вкусы. В последнее время мне гораздо больше нравились вещи разных цветов. Ярких и смелых цветов.
Запах ароматных специй наполнял воздух, побуждая меня спросить:
— Что это за запах?
— Помнишь то тайское блюдо, которое я тебе раньше готовила? Оно всегда было твоим любимым. Это его запах. Я приготовила его на ужин.
Мне пришлось прикусить язык, чтобы удержаться и не напомнить ей, что я не много помню из случившегося до того, как застал ее отсасывающей Лиаму. Сегодня не подходящий вечер для моих обычных подколок.
— Спасибо. Я тронут.
— Я просто хотела, чтобы ты чувствовал себя комфортно.
Единственное, от чего я чувствовал себя некомфортно, это Женевьева, строящая из себя счастливую домохозяйку.
— Где она?
— Хлоя играет в своей комнате. Я подумала, будет лучше, если она просто выйдет и увидит тебя, нежели сразу представить вас друг другу. Не хочу, чтобы она что-нибудь заподозрила.
Заподозрила, что ее мать — лживая изменница, которая скрывала ее от настоящего отца с самого рождения?
— Делай то, что считаешь нужным. Ты знаешь ее лучше, чем я. Конечно, это не мне решать.
— Я знаю. — Женевьева прочистила горло и прошла на кухню. — Чувствуй себя как дома. Может, что-нибудь выпьешь?
— Будет достаточно воды за ужином, сейчас ничего не надо. — Я сел в гостиной, прилегающей к кухне.
— Ты уверен? У меня есть коньяк… мерло…
Выставив ладонь, я сказал:
— Я не собираюсь пить сегодня.
— Хорошо… просто дай мне знать, если передумаешь.
— Я тебя знаю, — произнес милый тихий голос.
Я повернулся и увидел Хлою, стоящую в дверях. Пышная копна ее длинных темных волос закрывала половину лица. На ней была очаровательная пижама, розовые тапочки и медвежонок в руке.
Я улыбнулся и встал.
— Ты меня знаешь?
— Ты нашел мою заколку… на празднике у папы.
Это так. Я подобрал штуку с помпоном, которая упала с ее волос на поминках Лиама.
Я опустился на колени перед ней.
— Ты умная печенька.
— Как тебя зовут?
— Грэхем.
— Как крекер Грэхема?
— Да, наверное.
— Ты умный крекер!
Я фыркнул.
— Ты очень забавная, Хлоя.
Женевьева вмешалась.
— Хлоя… Грэхем — друг папочки и мамочки. Он будет сегодня с нами ужинать.
— Ты знал, что мой папочка умер?
— Да. Мне очень жаль. Я знаю, он очень тебя любил.
Она подошла к концу стола, взяла фотографию в рамке и принесла ее мне. На снимке Лиам с любовью смотрел на нее, а вокруг падали осенние листья. Не было сомнений, он ее обожал. Я хотел почувствовать горечь, но улыбка на ее лице, запечатленная на фото, не дала мне этого сделать.
— Это очень хорошая фотография.
— Спасибо.
Не зная, что сказать дальше, я спросил:
— Ты всегда надеваешь пижаму так рано?
— Иногда.
— Она выглядит очень удобной. Мне бы хотелось, чтобы были такие пижамы моего размера.
Хлоя наморщила носик.
— Это было бы глупо.
— Да, полагаю, что так.
Она дала мне своего медвежонка и сказала:
— Смотри! Мишка Грэхем… как маленькие печеньки.
Затем она начала хохотать. (Примеч. Teddy Grahams — шоколадные мишки, американский сухой завтрак).
Я засмеялся, потому что она смеялась.
— Умно.
— Ужин готов! — позвала Женевьева из кухни. Она накрыла стол в столовой. Большое белое прямоугольное блюдо было заполнено рисовой лапшой и овощами, которые она приготовила. Тарелка куриных наггетсов с овощной смесью стояла напротив, как я предположил, места Хлои. Его выдавала салфетка с Дашей-путешественницей. (Примеч. «Даша-путешественница» или «Даша-следопыт» — американский популярный обучающий мультсериал). 
— Грэхем, ты сказал, что будешь просто воду? — спросила Женевьева.
— Да.
— Хлоя, ты хочешь свое обычное клубничное молоко?
Клубничное молоко?
Не может быть.
Я повернулся к Хлое.
— Клубничное молоко? Я люблю клубничное молоко.
— Оно мое любимое.
— Какое?
— «Несквик», — ответила она.
Я никогда не пил молоко «Несквик» перед Женевьевой. Поэтому она не понимала, какое это невероятное совпадение.
— Это здорово. Это мой самый любимый напиток на всем свете. — Я повернулся к Женевьеве. — Могу я попросить такое же клубничное молоко?
— Конечно. — Женевьева казалась удивленной.
В присутствии дочери я впервые в своей взрослой жизни буду пить молоко «Несквик», открыто и не стесняясь. Я выхожу из клубнично-молочного шкафа.
Хлоя повернулась к матери.
— Ты должна дать ему «безумную соломинку».
— Ох, я не думаю, что он захочет.
На радость Хлое, я посмотрел на Женевьеву так, будто она сошла с ума, раз думает, что я откажусь.
— Конечно, хочу!
Женевьева покачала головой, затем положила передо мной длинную розовую закрученную соломинку. Хлоя была просто в восторге, пока смотрела, как я пью через нее.
— Знаешь, Хлоя, я никогда не замечал, что молоко вкуснее, когда пьешь через «безумную соломинку».
— Я знаю! — завизжала она.
Радость в ее глазах ощущалась физически. Я мог к этому привыкнуть. Мне было так хорошо от того, что она так улыбалась, наблюдая за таких олухом, как я, который делает всякие детские штучки. Эта маленькая девочка проходила сейчас через тяжелую травмирующую утрату, но она была уравновешенной и любимой своей матерью.
Я должен был отдать Женевьеве должное. Она, казалось, была хорошей матерью.
На протяжении всего ужина Хлоя веселилась, наблюдая, как я засасываю лапшу. Я бы снова и снова делал это, только чтобы заставить ее смеяться. Женевьева молчала, но была внимательной и часто смотрела на нас, подперев подбородок рукой. Она отступила на второй план, позволив мне и Хлое подружиться.
После ужина Женевьева заставила Хлою помыть руки и почистить зубы. Я не был уверен, как вечер будет проходить дальше, пока Хлоя не подошла ко мне и не спросила:
— Ты у нас переночуешь?
— Нет. Нет. Но я ненадолго останусь. Что дальше на повестке дня?
— На чем?
Мне придется научиться разговаривать больше по-детски.
— Во что ты хочешь поиграть после ужина?
— Переодевание!
— Переодевание?
— Да.
— Что оно в себя включает?
— Никаких хвостов. Только платья. (Примеч.: entail — включать в себя, tail — хвост).
Я фыркнул.
— Платья?
— Да. — И она убежала, чтобы, предположительно, что-то принести.