Ловушка для змей

«Если поставить сюда лобовой отражатель, – размышлял Кэш, – то можно вовсе обойтись без корпуса».
Ему приходилось видеть подобные лобовые отражатели у айрбайков. Правда, у тех скорость была не более двухсот километров, а хороший лонгсфейр на движках А-4 мог преодолеть скорость звука.
Правда, на А-4 у Джима деньжат не наскреблось, однако этого и не требовалось. Впрочем, он и не собирался летать на лонгсфейре с лобовым отражателем, поскольку это было бы полным безумием. Просто эта мысль показалась ему интересной – только и всего.
Свернув чертежи и запихнув их обратно, Джим прибавил громкости TV-боксу и снова попал на новости. Речь опять шла о проникновении обитателей Чаши в город. Такое случалось и раньше, но сейчас почему-то этому придавалось большое значение. Возможно, потому, что на данный час ничего более ужасного в мегаполисе не случилось.
Между тем диктор провел краткий экскурс в историю и сообщил, что Чашей эта зона стала называться потому, что образовалась в кратере «Чаша радости». Однако с самого начала она не приносила колонистам ничего хорошего. Уходившие туда на разведку геологи не возвращались, летательные аппараты беспричинно падали и разбивались, а картографический департамент недоумевал, поскольку его спутники не фиксировали в Чаше ничего особенного и внешне она представляла собой безжизненную пустыню.
Тем не менее такое, казалось бы, страшное место привлекало к себе многих людей. Драгоценные руды залегали по периметру ее границ, и постепенно с двух сторон Чаши выросли гигантские перерабатывающие комплексы, неизбежно породившие мегаполисы Таурос и Кинто.
В дверь снова постучали, и Джим поднялся с кровати, чтобы открыть. Он даже не спрашивал кто, по стуку поняв, что это Лу Эрвиль.
– Привет! Валяешься? – бодро спросил Лу, но, едва поведя носом, сразу погрустнел.
Кэшу не нужно было объяснять, в чем тут дело. Бедняга Эрвиль был безнадежно влюблен в Абигайль, попавшись на ее крючок после первого же свидания. Он даже сделал ей предложение и потребовал, чтобы она развелась с мужем.
Бигги было лестно слышать такое, однако она не смешивала чувства с работой и лишь принимала подарки Эрвиля, включая и духи за четыреста кредитов, которыми пользовалась до сих пор. Именно их безошибочно засекал Лу и сразу расстраивался.
– Ничего не было, Лу, – соврал другу Кэш. – Она была должна мне пятьдесят кредитов и занесла долг, а потом отправилась с мужем на шоу.
Джим опасался, что Эрвиль потребует предъявить ему эти пятьдесят кредитов, но тот был рад полученному объяснению и вопросов не задавал.
– Да нет, Джим, на самом деле Абигайль меня больше не заботит. Пусть устраивает свою жизнь, как посчитает нужным. Она свободный человек.
– Вот именно, – согласился Кэш.
– Предлагаю прошвырнуться по городу. Возможно, нам в голову придет какая-то умная мысль и…
– …мы помчимся в порт, чтобы взять два билета до Кинто, – закончил за него Джим.
– Может быть, и так.
 
6
 
Только на шумных улицах города Джим полностью осознал, что теперь он не имеет работы, а стало быть, остался без средств к существованию. Ему казалось, что все вокруг должно остановиться и замереть, но ничего подобного не происходило, и толпы прохожих по-прежнему текли по улицам в разных направлениях, а автомобилисты все так же злились в плотных пробках, выделяющих в атмосферу отравляющие газы.
Кэш и Эрвиль бродили по городу уже битых два часа, но никакие гениальные мысли их не осеняли, а витрины дорогих магазинов только напоминали, что отсчет времени начат и непополняемые средства уходят, как вода в песок.
Оба понимали, что в Тауросе оставаться дальше нельзя, однако никто не гарантировал, что в Кинто найдется работа и не придется ночевать на улицах, истратив деньги на недешевые билеты.
Стало смеркаться. Устав от бесцельного блуждания, Кэш и Эрвиль спустились в торговый комплекс, чтобы съесть в кафе по паре бутербродов.
Забравшись на высокие неудобные табуреты, они подавленно взирали на фланирующую публику, у которой, по всей видимости, денежки еще водились. Существовала целая прослойка жителей города, ходивших в магазины ради развлечения. Люди получали удовольствие от покупок ненужных товаров, и подобные увеселения всегда злили Джима.
– Ты только посмотри на этих разодетых индюков, Лу! Неужели им все еще не хватает шмоток, что они обвешиваются этими коробками, как какие-то… вьючные козлы?
– Они тебя раздражают? – спросил Эрвиль, потягивая дешевую колу.
– Ну еще бы. Какой смысл покупать тряпки, если дома их полно!..
Эрвиль улыбнулся. Некоторая неопытность в делах житейских не мешала ему обладать интуитивной мудростью.
– Думаю, они удивились бы, Джим, если бы узнали, как ты исходишь слюной в магазинах разных технических железок… Подбираешь смазочные масла, какие-то трубочки, газовые подшипники. По их мнению, увлечение подобными вещами тоже является полным и законченным диагнозом.
– Ну, это ты не равняй, – не согласился Кэш. – То, чем увлекаюсь я, процесс творческий, а эти свиньи только потребляют. Именно потребление является для них главным.
– Это все равно что ругать тех, кто любит вкусно поесть и выпить настоящего вина. Скажешь, это тоже плохо?
– Не скажу, что плохо. Скажу – отвратительно. Например, я обхожусь тем, что мне дает пищеблок и пьезобелковые таблетки.
– Это на здоровье, только не нужно всех принуждать пожирать эту гадость.
– Ты задница, Лу. Задница долбаного пролетария, – с чувством выговорил Джим.
– Увы, ты не прав, – развел руками Эрвиль, – теперь я безработный. Пошли-ка лучше домой. Наверное, сегодня не тот день, когда в голову приходят умные мысли.
– Но приходят непрошеные гости… – тихо произнес Кэш, глядя на приближавшуюся группу уличных бандитов.
 
7
 
На душе у Хэнкса Дефлектора пели весенние птицы, а прожаренный городской воздух благоухал, как степной букет. Сегодня сам Джованни Перло сказал Хэнксу: «Теперь, парень, ты один из нас».
Вы не знаете, кто такой Джованни Перло? Джованни Перло – это два универмага в западной части города, это полсотни баров, четыре клуба и десять публичных домов. Джованни Перло – это проплаченная полиция, протекция мэра и нити, уходящие в региональное правительство.
Таких людей по эту сторону Чаши было меньше, чем пальцев на одной руке. Они предпочитали не затевать в городе войны и все вопросы решали миром. Однако хочешь мира – готовься к войне, поэтому все боссы содержали изрядное количество солдат, которые контролировали законную территорию боссов и следили за тем, чтобы там было все в порядке.
Пушерам следовало торговать наркотиками, проституткам – своим телом, а лохам полагалось дергать за рычаги игральных автоматов. Всему надлежало происходить именно так, а не иначе, поскольку порядок обеспечивал непрерывное течение денежных ручейков в главное русло, которое, в свою очередь, впадало в бездонные карманы босса Джованни.
И именно он сказал Хэнксу: «Теперь, парень, ты один из нас», да еще дружески потрепал его по щеке. Хэнкс едва не расплакался.
Потом он имел разговор с боссом помельче – Альваро Меркано. Тот был невелик ростом, однако обладал немигающим взглядом, который, по слухам, мог увидеть любую зарождавшуюся измену в самом начале.
– Твои люди пока что уличная банда, сынок, – сказал Альваро, впиваясь в Хэнкса своими зрачками. – Им нужно многому научиться, и в первую очередь дисциплине.
– Я понимаю, синьор Меркано.
– Одного понимания мало, сынок. Нужны действия… – прервал Хэнкса Альваро. Ему не нравилось, что этот ублюдок с улицы осмеливался произносить без разрешения какие-то слова. – Сегодня пройдете по своему излюбленному маршруту, где вы обычно задирали прохожих и вырывали у старушек сумочки…
В этом месте синьор Альваро позволил себе презрительную улыбку, показывая, как он относится к Хэнксу и его банде необузданных молокососов.