Тютюнин против инопланетян

– Это как кот Артур, которому блюда из кошачьего ресторана привозили, а он все равно жрал из помойки селёдочные головы.
Друзья пересекли вестибюль и под подозрительными взглядами широкоплечих охранников прошли через две пары дверей.
Оказавшись на парадном крыльце, они, не сговариваясь, повернулись и прочитали над входом название заведения:
«Государственная дума Российской Федерации».
Вконец ошалевшие, друзья с минуту смотрели на эту надпись, качая головами, и стали спускаться на улицу – поближе к простому народу.
Они шли и не видели, как из одного окна за ними наблюдают дядьки в костюмах.
– Значит, вот эти двое человеческих людей? – спросил один, особенно крупный экземпляр.
– Именно эти. Я заскочил в «Пункт Питания Лягушками», а там уже все съедено и только ящики перевёрнутые валяются… Я так расстроился – ужас, даже не обратил внимания, что эти двое не наши. Что они аборигены…
– Значит, они что-то видели, – произнёс крупный экземпляр. – Придётся принимать меры. Но нам не впервой.
 
24
 
Наступил понедельник. Леха, уговорив соседа – сталевара Куделина, уехал вместе с ним на его «жигулях» в Го-релково за брошенным в сирени «запорожцем».
Тютюнин же, как человек служащий, отправился на работу – в родной «Втормехпошив», где трудился четвёртый год, не прерывая рабочего стажа.
Накануне вечером он имел нелёгкий разговор с Любой, которая, учуяв запах перегара, врезала Серёге по спине скалкой и даже не зачла ему в актив, что он был почти что работником МЧС. А также лично избавил всех от этой дурацкой дачи, где все равно ничего бы не выросло, кроме какого-нибудь дерева-мутанта.
Теперь там только кратер и тишина. А трава ничего – она через год снова вырастет.
Правда, у Любы уже сформировались новые, необыкновенно смелые виды на этот котлован, и Серёга был абсолютно уверен, что тут не обошлось без интриг Олимпиады Петровны.
– А что, Серёж, сколько воды нужно, чтобы эту яму нашу, – она так и сказала нашу, – заполнить водой?
– Тебе в поллитрах посчитать или в ведёрках? – зло спросил Тютюнин.
– Я, между прочим, серьёзно говорю. Ты знаешь, почём в магазинах рыба живая?
«Вон она куда клонит!» – догадался Тютюнин.
Запершись в туалете, он представил себе заполненную водой яму – ну прямо настоящее озеро – и плот, на котором он сам стоит и забрасывает в воду удочку.
Рядом торчит тёща и, как это у неё принято, даёт ему всякие ценные указания. А озеро глубо-о-окое. И вокруг – никого…
Дофантазировать дальше Серёге помешала постучавшая в дверь Люба. Она прервала его на самом интересном месте:
– Ты идёшь на работу или как?
– Или как… – огрызнулся Серёга. Спина после вчерашней скалки ещё побаливала, и он имел полное право обижаться.
«Ну и пускай, – размышлял он, когда уже ехал на трамвайчике в свой родной „Втормехпошив“. – И пускай бьёт. Зато я кофе с пирожным пил в Государственной думе. А Любку с её мамашей туда ни за что не допустят. Ни за что».
В трамвае Серёге наступила на ногу тётка с полной авоськой крапивы. Гражданин, которого она нечаянно ожгла через брюки, громко вскрикнул и призвал тётку «смотреть куда прёшь».
На шум явилась кондукторша и потребовала оплатить перевоз авоськи.
– Да она лёгкая! Это же трава!
– Они, может, и лёгкая, эта трава, но неудобство пассажирам доставляет, – заметила кондукторша. – Лучше оплатите провоз, а то ведь милиция насчёт травы нынче строгая.
Пыхтя от злости, перевозчица крапивы оплатила багаж и уставилась в окно. Серёге такое прилюдное восстановление справедливости пошло на пользу – настроение его улучшилось.
* * *
Соскочив на своей остановке, он резво добежал до дверей «Втормехпошива» и таМ) Среди ставших знакомыми постоянных клиентов, увидел совершенно новое испитое лицо.
– Я первый, начальник! – подняло руку «испитое лино», демонстрируя отсутствие всех передних зубов.
– Хорошо, – – машинально кивнул Леха и вошёл в здание через служебный ход.
– Привет, Серёга, – сказал дизайнер Турбинов, человек талантливый, но до конца не оценённый. – Семь рублей тридцать две копейки не подбросишь?
– Ещё же только утро, Турбинов!
– Если бы ты знал, Серёга, как долго я ждал этого самого утра.
На лице Турбинова отразилось такое страдание, что Серёга дал ему десять рублей. Разумеется, с возвратом. Все, что было меньше пятидесяти рублей, дизайнер отдавал исправно. Большие же суммы иногда забывались им, но не потому, что Турбинов был нечестным, – нет, просто тяжёлым похмельным утром его ослабленный мозг отказывался выполнять слишком сложные вычисления.
– Десять рублей – я помню, – словно напоминая самому себе, произнёс дизайнер и, пропустив Тютюнина по коридору, резво выбежал на улицу.
«Что-то и мне уже выпить хочется», – отметил про себя Тютюнин. Он был не прочь гульнуть, и гульнуть основательно, не страшась Любиной скалки, однако наводку нужны были деньги, а укрывать деньги от жены Сергей не имел привычки.
Впрочем, это распространялось только на зарплату. В прежние времена, когда Тютюнин и Окуркин имели доход от сбора пивных банок под стадионом, ему хватало на хорошую водку, но теперь на стадионе втихую выстроили жилой комплекс, и дополнительных доходов не стало.
Ещё, правда, оставался огромный запас спиртовых настоек, но пить их было опасно. Именно из-за них все прошлое лето Сергей с Лехой провели в каких-то параллельных мирах, то и дело сталкиваясь с драконами, боевыми свиньями, а также с технологическими гномами, которые почему-то называли себя тыкликами.
Не успел Сергей открыть дверь в приёмку, как в коридор из бухгалтерии выпрыгнул Фригидин, который во «Втор-мехпошиве» занимался сведением дебета с кредитом.
Весь прошлый год Фригидин воровал из тютюнинской тумбочки сахар, однако после двух сеансов терапии, во время которых несчастному бухгалтеру пришлось съесть три килограмма сахара, набеги на Серегину тумбочку прекратились.
Внешне Фригидин старался казаться дружелюбным, однако Серёга чувствовал, что бухгалтер только ищет случая, чтобы провести против него настоящую диверсию.
– Вы слышали, Сергей, на нашего директора наехали… – сияя свой подлой мордочкой, сообщил Фригидин. – И не кто-нибудь, а налоговая инспекция… Я слышал слова угроз и антисемитские выкрики…
– Какие выкрики? – не понял Тютюнин.
– Ну, против этих… пархомчиков. – Фригидин пошевелил своими жёлтыми пальцами, словно это должно было объяснить недостающие детали… – Вы должны быть в курсе, Сергей, вы же простой человек. От сохи, так сказать…
– Что ты этим хочешь сказать, ты, скрепка ржавая?
Сергей шагнул к Фригидину, тот спешно отступил к своей двери:
– Ничего личного, Сергей. Ничего личного. Просто я, если вам интересно, произошёл из интеллигентной семьи .потомственных управдомов.
Дальше по коридору громко хлопнула дверь, и навстречу Тютюнину и Фригидину торопливо зашагал молодой человек в какой-то странной форме – то ли итальянского карабинера, то ли офицера вермахта образца 1942 года. Сергей видел такую в кино.
Пробежав до выходной двери, офицер вермахта неожиданно повернулся и, ткнув пальцами в Тютюнина и Фри-гидина, крикнул:
– Ну, жиды, дойдёт и до вас очередь! Не хотите платить, значит, придётся расплачиваться!
– Вот! Что я вам говорил! – злорадно произнёс Фри-гидин, – Сбежит наш Борис Львович в Израиль. Попомните мои слова.
– Ты что, придурок, мы же без работы останемся!
– Ну зачем же так сразу. Борис Львович поставит управлять «Втормехпошивом» опытного менеджера.
С этими словами Фригидин приосанился и расправил складки на чернильного цвета нарукавниках.
Бесцеремонно отпихнув бухгалтера, Сергей отправился проведать директора.
В приёмной было пусто. Секретарша Елена Васильевна, разведённая дама после сорока с ребёнком четырнадцати лет, приходила на работу ближе к обеду.