Любимая

— Эдвард — это не Стоунридж, — заметила Тео. — Эдвард — вот он действительно милый.
Она решительно откинула одеяло и встала.
— Мне надо сказать графу, что я совершила ошибку.
— Ты не можешь этого сделать, Тео! — Эмили была шокирована. — Ты будешь выглядеть обычной вертихвосткой… мама этого не одобрит.
— Мама не ждет от меня, что я выйду за человека, которого ненавижу, только лишь из-за минутной слабости.
— Минутной слабости? — переспросила Кларисса, и глаза ее загорелись от любопытства. — А что случилось? Тео почувствовала, что краснеет.
— Ничего… право же, ничего.
— Ну, выкладывай же, Тео, что случилось? Я очень люблю минутные слабости. — Доискиваясь истины, Кларисса была словно терьер, вцепившийся в крысу.
— Тео, наверное, имеет в виду, что граф поцеловал ее, — заявила Эмили с проницательным видом. — Это вполне допустимо между помолвленными… минутная слабость тут совершенно ни при чем.
— Да помолчите вы обе!
Тео сбросила ночную рубашку, подошла к туалетному столику и наклонилась, чтобы плеснуть холодной воды на лицо.
— Ну, так он тебя поцеловал? — не отставала Кларисса.
— Если вы уж так настаиваете, он сделал гораздо больше, — проговорила Тео голосом, приглушенным полотенцем, которым она вытиралась.
— Тео! — воскликнула Эмили.
— И что же он сделал? — настаивала Кларисса, с интересом разглядывая сестру, стоящую нагишом.
— Не скажу.
Тео поспешно схватила свою рубашку и натянула ее.
— Конечно, граф уже немолод, — рассудительно заметила Эмили. — Он гораздо старше тебя и, я уверена, намного опытнее.
— Но так и должно быть — он ведь солдат, — вставила Кларисса.
— Но ведь и Эдвард тоже солдат.
— Бьюсь об заклад, что Эдвард теперь тоже намного опытнее, чем был прежде, — заявила Тео, довольная тем, что разговор переключился на другую тему.
Она быстро пробежалась глазами по своему гардеробу в поисках платья… чего-нибудь попроще. Она не хотела, когда будет говорить со Стоунриджем, давать ему повод вспомнить, что привело к ошибке.
— Ты еще не сказала маме?
— Нет… это случилось всего несколько часов назад, когда все спали.
— У тебя ночью было любовное свидание?
— Не совсем… это не было условленным свиданием… это была неожиданная встреча. На самом деле вся эта проклятая история просто цепь нанизанных друг на друга ошибок.
— Какое плохое слово!
Все трое повернулись к двери.
— Рози, тебе надо было бы научиться не подкрадываться и не подслушивать, — набросилась на нее Кларисса.
— А я и не подкрадывалась. Что такое «вертихвостка»?
— Как давно ты здесь прячешься? — спросила Тео. Она лихорадочно припоминала, что говорила много всяких вещей, не предназначенных для детских ушей.
— Я не пряталась, я просто тихонько стояла, — запротестовала Рози. — Кто-нибудь пойдет со мной ловить бабочек?
Рози помахала сачком, который был у нее в руках.
— Только не сейчас, — рассеянно ответила Эмили. Как и Тео, она пыталась точно припомнить, что же она сама говорила. Рози прошла в комнату и уселась на кровать.
— Так что же такое «вертихвостка»? Тео выходит замуж за графа?
— Как-нибудь твои длинные уши доведут тебя до беды, — пригрозила Тео сестренке.
— Это закрытое совещание или мне можно присутствовать? — В дверях появилась улыбающаяся леди Илинор. — А я-то удивлялась, почему я завтракаю в одиночестве! Как ты себя чувствуешь, Тео, дорогая?
— Я не больна, мама.
— Нет, но собирается стать вертихвосткой, — заявила Рози. — Правда, мне не сказали, что это такое… Ах да, еще, она собирается выйти замуж за графа.
Старшие сестры вздохнули, а леди Илинор нахмурилась.
— Тео ни за кого не выйдет замуж без моего разрешения, дитя мое. А поскольку со мной никто этого не обсуждал, считай, что ты ослышалась. Ты поняла?
— Да, мама. — Рози соскользнула с кровати. — Я только хотела, чтобы кто-нибудь половил со мной бабочек.
— Иди пока одна.
Леди Илинор проводила Рози за дверь, а затем обратилась к остальным дочерям:
— Кларисса, Эмили, я бы хотела поговорить с Тео наедине.
Сестры обменялись быстрыми взглядами с Тео и удалились, закрыв за собой дверь.
Леди Илинор села у окна и строго взглянула на дочь:
— Надеюсь, ты расскажешь, что происходит? Тео вздохнула и плюхнулась на кровать.
— Все так запуталось, мама…
И леди Илинор получила хорошо отредактированную версию событий предыдущего вечера, но если она и догадалась об опущенных эпизодах, то не подала виду.
— Значит, при свете дня ты передумала?
— Да, — откровенно призналась Тео.
— Тогда тебе лучше объяснить все это графу, и как можно скорее. — Леди Илинор встала. — Это самое неприятное при любых обстоятельствах, но ты обязана поставить графа в известность о своем решении сию же минуту.
— Ты расстроена, — констатировала Тео. Леди Илинор обернулась в дверях.
— Мне просто хотелось бы, чтобы ты устраивала свои дела, помня о приличиях, Тео. Согласиться выйти замуж утром, а к вечеру забрать согласие назад — это отдает легкомыслием, которого я не хотела бы видеть у своей дочери. Я не желаю знать, что произошло между вами вчера, но это позволило графу надеяться, что ты испытываешь к нему определенные чувства. Думаю, ты понимаешь, что было бы нечестно вводить его в заблуждение.
Она вышла, оставив Тео готовой расплакаться. Мать с обезоруживающей точностью определила эту проблему. Почему она так настроена на этот брак? Тео не сомневалась, что мать с первой же минуты была на стороне графа.
Итак, ей предстоял неприятный разговор. Однако лучше выдержать пытку в течение нескольких минут, чем потом мучиться всю оставшуюся жизнь. С окаменевшим лицом она пошла вниз разыскивать Стоунриджа.
Фостер не видел его светлости. Он полагал, что граф еще не спускался к завтраку, хотя было уже почти десять, а его светлость, как все уже знали, вставал рано.
Озадаченная Тео снова поднялась наверх и остановилась у закрытой двери спальни графа. Пока она, нахмурясь в нерешительности, стояла в ожидании и приготовилась уже было постучаться, дверь открылась.
Вышел Генри, который снова закрыл ее за собой.
— Могу я чем-нибудь помочь, леди Тео?
— Его светлость… — неуверенно начала она. — Мне настоятельно необходимо с ним переговорить. Не могли бы вы попросить его уделить мне минутку?
— У его светлости недомогание, леди Тео, — ответил слуга.
Он узнал плохую новость в тот момент, когда рано утром вошел в спальню графа. Когда он, как обычно, хотел отодвинуть шторы, из-за полога кровати донесся слабый голос: «Не надо света, Генри!..»
Пройдет не один час, прежде чем граф Стоунридж будет в состоянии с кем-нибудь разговаривать.
— Недомогание?
Тео захлопала глазами от удивления. У мужчин не бывает недомогания… по крайней мере у таких сильных и здоровых, как граф Стоунридж. Недомогание больше подходит для подагрических стариков, вроде ее деда.
— Да, недомогание, леди Тео, — повторил Генри, вежливо, но твердо показывая, что он не собирается распространяться на эту тему. — Вы позволите?..
Он поклонился и проскользнул мимо нее на лестницу.
Тео уставилась на закрытую дверь. Надо же, нашел время! Что бы ему заболеть или… занемочь часом или двумя попозже!
Она спустилась вниз позавтракать и обсудить с матерью и сестрами странное состояние графа.
Стоунридж лежал в успокаивающей полутьме, борясь с дурнотой, которая усиливалась с каждым приступом боли, ножом врезающейся в правую сторону головы. Повторяющиеся спазмы делали боль непереносимой, и, если бы у него были силы, он бы орал, бился головой о стену… все, что угодно, лишь бы прекратить эту агонию.
Но тело его ослабло, и слабость прогрессировала, пока из глаз у него не полились слезы, которые граф не в силах был удержать.
Дверь открылась, и к кровати тихо подошел Генри.
— Не примете ли немного настойки опия, милорд?
— Она никогда не помогала, — проговорил Сильвестр.