Победителей не судят

Потом бортовой номер перерисовали, на Шеллена напялили немецкую флигерблузу с погонами фельдфебеля, и он беспрепятственно пролетел на «Гадком утенке» (или, если угодно, «Гаденыше») — так окрестили трофейный истребитель — над бельгийским побережьем. Затея обещала успех. Командование распорядилось подвесить к «Фоккеру» четыре автоматические фотокамеры, с помощью которых фиксировалось расположение вражеских радаров и зениток. Когда немцы запрашивали Алекса по радио, он отвечал, что самолет поврежден, так что система опознавания «свой — чужой» вышла из строя. А вообще-то он свой, только неважно себя чувствует, так как тоже ранен. Несколько раз это срабатывало, тем более что бортовые номера постоянно перекрашивались. К тому же разведка сообщала Шеллену номера немецких эскадрилий и аэродромы базирования и, отвечая на запрос, он говорил: «Я такой-то, возвращаюсь на базу туда-то». И все же на пятый раз немцы что-то заподозрили, а на шестой поняли, что их дурачат.
К счастью для Алекса, в тот день над Амстердамом висела большая низкая туча. Он нырнул в нее снизу и минут пятнадцать кружил внутри, играя в прятки с дюжиной «Мессершмиттов». Дул довольно свежий восточный ветер, и туча быстро двигалась в западном направлении— в сторону Англии. «Мессершмитты», поджидавшие Алекса снизу, попали под обстрел британских эсминцев. «Гаденыш», в баках которого оставалось все меньше топлива, сумел выскочить незамеченным из спасительной тучи. Он оторвался от преследователей, но был пойман в перекрестье прицелов дуврских зенитных батарей.
В тот день артиллеристам не только забыли сообщить новый номер «Фоккера», но и вообще не предупредили о его очередном полете. «Гаденыша» изрешетили так, что из него все сыпалось и лилось. Из-за перебитых шлангов гидросистемы самопроизвольно вывалились шасси. Левая панель капота отлетела, а руль высоты превратился в порхающие лохмотья, так что Алекс шел на посадку на одних триммерах. Несколько раз его рука тянулась к красной кнопке сброса фонаря, расположенной возле тумблера магнето. Он уже отстегнул ремни, но самолет не только не горел, но даже не дымил, и Алекс решил садиться. А когда, в довершении ко всему, подвернувшаяся внизу поляна оказалась плотно утыкана острыми кольями, которые местные жители вкопали по всей Англии еще в сороковом, опасаясь десанта вражеских планеров, прыгать было уже поздно.
Спасло Шеллена то, что либо колья были неглубоко вкопаны, либо они уже изрядно подгнили. Его рассыпающийся на запчасти «Гаденыш» снес несколько десятков из них, после чего застрял в кустах на краю поляны. Но самым удивительным в этой истории было все же то, как при таких повреждениях на «сто девяностом» не возник пожар? Разумеется, немалую роль здесь сыграло отсутствие баков в крыльях, и все же зенитчикам, сбившим Шеллена, послали запрос: применяют ли они вообще зажигательные боеприпасы? Останки же трофейного «Фокке-Вульфа» еще раз обследовали на предмет наличия особой системы пожаротушения — в ту пору самолеты лучших экипажей королевских ВВС только-только начали оснащать азотными баллонами.
Итак, Алекс шел и искал «сто девяностый». Он, конечно, мог бы попробовать удрать и на чем-то другом, но только в крайнем случае, если не останется выбора. Самолеты, выезд которым на взлетную полосу был затруднен, он игнорировал. Он также догадывался, что многие истребители стоят здесь с сухими баками, вследствие чего обращал внимание на колеса шасси. Его наблюдения, правда, не позволяли сделать однозначный вывод.
Внезапно Шеллен услыхал отдаленный гул. Он доносился со стороны горящего города, резко меняясь по громкости и тональности. Алекс повернулся в том направлении и напряг слух. Так и есть — это пикируют «Москито», маркировщики второго эшелона. Он посмотрел на часы — все правильно, почти половина второго. И не единого выстрела или прожекторного луча. Сирены тоже не было. Алекс постоял еще несколько секунд, затем бросился бегом в сторону свободной взлетной полосы. Впереди он явственно различил целую шеренгу «сто девяностых», аккуратно елочкой расставленных вдоль обочины.
— Стой! Пропуск.
На его пути возник унтер-офицер полевой жандармерии. Рядом стоял солдат с автоматов.
— Чего? Какой пропуск? — искренне удивился Алекс.
— В эту зону вход по пропускам. Вы кто? Документы!
Алекс, не снимая с плеча шинели, похлопал себя по карманам штанов.
— Они… это… в моей куртке. Послушайте, я ищу майора… Розеля, — он выпалил первое, что пришло в голову, — Вильгельма Розеля. Это наш инженер. Мне сказали, что он пошел в эту сторону. Вы не видели? Вот только что, минут пять назад?
— Я не знаю никакого Розеля. — Унтер подозрительно осмотрел стоявшего перед ним человека в сером свитере, с растрепанными волосами на непокрытой голове и лицом, вымазанным сажей. — Вы сами-то кто такой?
— Гауптман Шеллен, — выпалил Алекс, не подозревая, что человек в таком звании и с такой фамилией и вправду имеется в вермахте. — Я ищу…
В это время позади жандармов ярко вспыхнули посадочные огни взлетной полосы. Унтер и рядовой обернулись. Огни погасли, но тут же снова зажглись. Все трое смотрели на них, вслушиваясь в приближающийся гул, который теперь шел прямо на них.
— …майора Розеля, — закончил Алекс начатую фразу.
Его не слушали.
— Еще, — сказал рядовой. — Куда они их будут ставить…
Алекс увидал первые самолеты. Они по очереди возникали из облаков, продолжая снижаться и предельно сбросив скорость. Это были четырехмоторные бомбардировщики.
— Налет, — спокойно сказал он, — все в укрытие.
Некоторое время пораженные жандармы, раскрыв рты, смотрели на снижающиеся «Ланкастеры», потом, осознав, что это вовсе не очередная партия своих истребителей, а какие-то монстры с кругами на крыльях, бросились в направлении леса.
Алекс побежал следом, но через несколько метров резко повернул в сторону. Он мчался, держа в руке тяжелую шинель. Посадочные огни погасли и… снова зажглись. Нет, другого такого случая не будет — сейчас или уже никогда.
Он подбежал к первому самолету. Ни единой вмятины, совсем новенький, только с завода. Прекрасно! Так, капот… теплый. Отлично! Значит, недавно прогревали. Теперь на крыло… защелка фонаря… Черт! Почему он не откатывается? Ага! У этой модели откидной… Есть!
Алекс ввалился в кабину, затолкал скомканную шинель под сиденье и захлопнул фонарь. Как и полагалось, ключ зажигания был на месте. Это позволяло в случае тревоги и под огнем противника воспользоваться самолетом не только хозяину, но и любому другому пилоту. Очень правильное решение.
— Теперь сосредоточиться и все вспомнить, — произнес Алекс вслух, осторожно включая тумблер электропитания.
Панели осветились зеленым светом, стрелки некоторых приборов ожили. Дрожащей от возбуждения рукой Шеллен включил стартер. Винт дернулся и мгновенно взял обороты.
— Закрылки… на тридцать, радиатор… открыт, тормоза… отпущены, шаг винта… норма, газ… блокирован. Вперед!
Алекс осторожно отжал от себя рычаг дросселя, самолет потянуло вперед и стало круто заворачивать влево.
— А-а, чтоб тебя!
Под левым колесом что-то подложено. Как он не посмотрел! Алекс снова дал газ, надеясь соскочить с башмака. Руль направления он до отказа вывернул сначала влево, затем вправо. Снова повторил эту процедуру, стараясь раскачаться. Ударяясь в плоскость руля, воздушный поток от пропеллера заносил хвост истребителя то в одну, то в другую сторону. Поелозив так туда и обратно, самолет сделал на месте четверть оборота влево, потом рванулся вперед и по касательной, едва не задев соседний истребитель, выкатился на взлетную полосу. Повезло!
Все это время над аэродромом на высоте около двух тысяч футов продолжали пролетать бомбардировщики. Ложась на правое крыло, они немного доворачивали в направлении Нойштадта, пытаясь в отсветах пожара и клубах дыма различить новые сектора бомбометания. Посадочные огни погасли. Алекс бросил «сто девяностый» вперед, в сторону видневшихся аэродромных построек. Хватит ли длины полосы, ведь он въехал на нее где-то посередине? Не лучше ли прокатиться до конца, развернуться и начать разбег в обратном направлении, когда вся полоса окажется в твоем распоряжении?