Красота в темноте (ЛП)

— Что?
— Один последний раз попробовать тебя, пока они не увезли тебя.
Я качаю головой от его наглости.
— Это не очень профессионально, ты не находишь?
— Нет. Так будет вечно между нами.
Он запирает дверь и подходит ко мне, в его глазах светится озорство. Он приподнимает мою больничную белую рубашку.
— Ну же, давай. Побудь для меня неприличной девушкой.
Я колеблюсь лишь секунду. Пошло все к черту. Я хочу этого так же, как и он, поэтому развожу ноги, и он тут же ныряет вниз. Он наслаждается моей киской, кстати только Джек Айриш знает как, до тех пор, пока у меня перед глазами не начнут плясать звезды, и я не распадусь на сотню маленьких осколков, кончив ему на язык.
— Я оставлю мокрое пятно на кровати. Медсестры заметят его, — говорю я.
— Не волнуйся, Принцесса. Они привыкли ко всем видам жидкостей, которые могут остаться на кровати.
Я прикусываю губу, меня беспокоит кое-что. А вдруг я не проснусь после наркоза? Может, это будет последний раз, когда я была с ним. Я ловлю его за руку. Я хочу сказать ему, что люблю его. Он должен знать. Он с нетерпением поглядывает на меня, но слова, которые выходят из моих уст, совершенно другие:
— Ты не думаешь, что когда-нибудь тебе наскучит пробовать мою киску?
— Мне не легко наскучить. Я пью молоко с детства и все еще люблю его, — говорит он, подмигивая.
Я нервно улыбаюсь. Мне очень хочется сказать ему, что я люблю его. На всякий случай, если я не проснусь, но прежде чем я набираюсь мужества, в дверь стучат.
Джек открывает дверь и появляется медсестра.
— О, доктор, — взволнованно восклицает она.
Он нахально улыбается ей.
— Доброе утро, сестра.
Он целует меня в макушку.
— Я вернусь повидаться с тобой, прежде чем тебя отвезут к анестезиологу.
Пока медсестра меряет мне давление, входит Лена. Я широко улыбаюсь ей. Она уже не будет прежней с того момента, когда я показала ей свою спину. Она завыла, как только увидела ее, жалобно завыла, от чего стала напоминать нашу мать. Так та плакала, когда потеряла ребенка. Это единственный раз, когда она плакала, но ее плач тогда, остался у меня в памяти навсегда. Она не плакала так, даже когда отец сломал ноги или в тот раз, когда он облил ее руку кипятком.
Я обняла Лену, но не могла остановить ее слез. Я узнала в тот день, что независимо от того, насколько сильной она кажется, мы обе непоправимо внутри повреждены, и требуется лишь чуть-чуть нажать на больное место, чтобы растеребить нашу неизлечимую рану. На нее ничего не действовало — ни слова, которые я говорила, чтобы ее успокоить, ни мои действия. Когда она стала звонить нашему умершему брату, я испугалась. Я тут же позвонила Гаю. Он уехал в Манчестер на встречу. Он бросил все и сразу же вылетел обратно. Только когда она оказалась в его объятиях, она постепенно успокоилась. С того дня она еще больше стала меня защищать.
— Ты готова? — спрашивает она меня с нежной улыбкой.
Я ухмыляюсь.
— Да.
Она подходит к кровати.
— Хорошо. Все будет хорошо. Джек один из лучших.
В этот момент у меня наворачиваются слезы на глазах. Она переплетает свои пальцы с моими и переходит на русский:
— О, дорогая, не плачь. Все будет хорошо. Я буду ждать тебя здесь.
Сглотнув, я киваю.
Она вытаскивает платок из клатча и промокает мне глаза.
— Я так горжусь тобой. Ты так далеко продвинулась. Ты самый храбрый человек, которого я знаю.
— Я совсем не храбрая. Я бы ничего не сделала без тебя и Гая.
Она отрицательно качает головой.
— Мы дали тебе нож. Но ты сама перерезала веревки. Сама. Теперь ты свободна. Лети, как ты всегда хотела.
Я хватаю ее за руку и целую.
— Вам пора идти, мэм, — говорит медсестра.
Лена обхватывает руками меня за щеки и нежно целует в лоб.
— Я буду ждать снаружи. Все будет хорошо.
Я наблюдаю за ней, как она уходит. Заходят медбраты и выкатывают меня в коридор. В операционной, которая забита каким-то оборудованием, меня встречает Джек, у него уже надета маска на лицо, через которую сверкают глаза, как голубые яркие камни.
— Просто расслабься, Принцесса, — говорит он.
Мне надевают маску на лицо, анестезиолог просит меня считать, начиная с десяти в обратном порядке. Я не считаю, я смотрю Джеку в глаза и говорю ему своими глазами, что люблю его… пока не проваливаюсь в темноту.
Просыпаюсь от того, что у меня пересох рот, я лежу на животе. Первое, что вижу Джека, сидящего неподалеку на стуле, но он смотрит не на меня. Он смотрит в темное окно, находясь мыслями где-то далеко. Несколько секунд я удивленно рассматриваю его. Конечно, его выражение лица нельзя назвать счастливым. Мне казалось, что он будет доволен мной. Будто он чувствует, что я внимательно разглядываю его, поворачивается ко мне и выражение на его лице мгновенно меняется. Он улыбается.
— Привет, — шепчет он.
Я наблюдаю, как он поднимается и идет ко мне.
— Операция прошла успешно, и думаю, ты будешь очень довольна результатом.
Его голос звучит как у обычного врача, беседующего со своим пациентом. Потом он гладит меня по волосам и снова становится моим Джеком. Я прошу попить. Он внимательно следит за мной, пока я пью воду.
Хотя я улыбаюсь и отвечаю на все его вопросы о моем самочувствие, отстраненное, несчастное выражение лица, которое я увидела, когда он думал, что его никто не видит, остается у меня в голове и немного царапает мое счастье.
  
30
 
Джек
 
Когда последний пациент, которого я консультирую, уходит из моего кабинета, Карен говорит в селектор, что у стойки регистрации меня ждет Лена.
— Пусть войдет, — отвечаю я, потирая затылок. Я не должен находиться здесь, но мне приходится работать, чтобы восполнить перенесенные часы приема, которые я все время менял, потому что больше не могу вовремя приходить на работу утром.
Лена заходит и садится передо мной. Она кладет сумочку на стол и улыбается.
Я отклоняюсь назад в кресле и с любопытством рассматриваю ее.
— Как дела, Лена?
— Прежде всего я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал для Софии. Я так благодарна тебе.
Я чувствую, что она пришла не поэтому.
— Ты не должна меня благодарить, Лена. Любой на моем месте сделал бы то же самое.
Она немного елозит в кресле.
— Я имею в виду не только операцию. Ты сделал ее счастливой.
Я киваю. Я знаю, что сделал Софию счастливой, но она сделала меня счастливым тоже. Очень счастливым.
— Чувства взаимны, — мягко говорю я. — Это взаимно.
Она снова улыбается.
— Вы с Софией решили, что на следующей неделе она останется у тебя, чтобы ты с мог заботиться о ней?
Я наблюдаю за выражением ее лица, не проявляя эмоций.
— Да, и что?
— Но тебе придется работать днем, верно?
— Угу.
— Кто будет тогда ухаживать за ней?
— Завтра я не пойду на работу, чтобы побыть с ней, но как только я сниму бинты, она сможет передвигаться и ухаживать за собой сама. Кроме того, я буду всего в тридцати минутах езды от дома. Если ей что-то понадобится, то всего лишь нужно мне позвонить.
Она прочищает горло.
— Вот, о чем я подумала. Тебе стоит переехать в нашу квартиру на пару недель. Таким образом, я смогу помогать ей в течение дня, а когда ты вернешься с работы, я буду возвращаться в Чешир.
Я с удивлением смотрю на нее. Должен признаться, я никогда в своей жизни не сталкивался с такой самоотверженной любовью между двумя сестрами. Одна часть меня возмущается тем, что мне приходится делить даже унцию Софии с кем-то еще, а другая — не может нарадоваться таким редким и добрым отношениям.
— В этом нет особой нужды. Ты можешь приезжать и оставаться с ней у меня дома в течение всего дня, — предлагаю я.
— У меня есть ребенок и все ее вещи у нас в квартире, но я готова приходить к тебе, если ты не хочешь оставаться у нас. Вы оба можете переехать в нашу комнату, так как она гораздо больше и имеет отдельную ванную. Для тебя это тоже будет лучше. Будет удобнее ходить на работу. Ты сможешь экономить десять минут, — с убеждением говорит она.