Летим на разведку

Мы остановились и, став в круг, сложили руки в единый кулак. 
В эскадрилье Соляника приняли нас хорошо. Сразу же приступили к тренировочным полетам. Штурман эскадрильи капитан Бережной предоставил нам право предварительно подобрать из имеющихся в наличии штурманов и стрелков-радистов экипажи. Задача серьезная: ведь с этими людьми придется лететь на фронт. 
Таюрский взял в свой экипаж штурманом сержанта Соболева и стрелком-радистом сержанта Инжеватова, а Долгирев - сержантов Смородского и Усачева. Здешние старожилы посоветовали мне взять в экипаж штурманом сержанта Симона Сухарева. Я уже знаю, что тут есть и такие, кто просидел год и больше в запасном полку. Что ж, хочется скорее увидеть, каков он в деле, этот Сухарев. 
Сижу в коридоре землянки и смотрю на входную дверь, ожидая возвращения Сухарева из караула. Рядом со мной примостился Соболев. 
Наконец на пороге появляется быстрый, кареглазый, среднего роста парень. 
- Вот он, наш Симон, - говорит мне Соболев. 
- Сухарев! - зову я. 
- Сима, иди сюда, - зовет и Соболев. 
Очевидно уже догадываясь, о чем пойдет речь, Сухарев с улыбкой направляется к нам. Мы обмениваемся крепким рукопожатием. Я не стесняясь рассматриваю своего будущего штурмана. Симон в шерстяном подшлемнике. Быстрым движением он снял его со своей русой головы. Открытое худощавое лицо. Смеющиеся, умные глаза. Мелкие капельки воды от растаявших снежинок на выгоревших бровях... Все это мне очень нравится. 
- Пойдете ко мне в экипаж? - спрашиваю я. 
- Конечно! Надоело "через день на ремень" в караул таскаться. - С этими словами он осторожно берет меня за локоть, и мы отходим в сторонку. 
Знакомимся ближе. Рассказываем друг другу о себе и вместе начинаем подбирать в наш экипаж стрелка-радиста. 
- Вот посмотрите, это Баглай Петя, хороший паренек. Правда, он, быть может, еще и не пойдет, но вы побеседуйте с ним, - говорит мне Сухарев и чуть заметным кивком показывает на Баглая. 
Я подхожу к нему и без лишних слов спрашиваю: 
- Баглай, пойдете ко мне в экипаж? Штурман уже есть. 
Он меряет меня взглядом с головы до ног и, не долго думая, отвечает: 
- Нет, не пойду. 
- Ну, что ж... - спокойно говорю ему и отхожу. 
На душе как-то неприятно. Взглянув на свои просившие каши ботинки и побелевшие обмотки, я подумал: "Верно, что человека встречают по одежке, А паренек, наверное, неплохой!.." Ничего не говоря, я прошел мимо Сухарева к капитану Бережному. 
Он встретил меня вопросом. 
- Подобрали, Бондаренко, экипаж? 
- Так точно, товарищ капитан. Записывайте: штурман Сухарев, стрелок-радист Баглай. 
- Вот и хорошо. Еще Москвичев подберет себе штурмана, и начнем летать. 
- А потом?.. 
- Потом полетите на фронт. 
- Отлично, товарищ капитан! 
- Вам отлично, а мне плохо. 
- Почему же, товарищ капитан? 
- Не люблю расставания, - ответил уклончиво Бережной, но я понял, что причина, конечно, здесь другая. 
Сегодня на вечерней поверке объявлены списки укомплектованных экипажей. Прошло еще два дня, и нам выдали новенькое армейское и летное обмундирование. И мы теперь ходим в этих богатырских рыжих, черных, пестрых собачьих унтах. Когда плохо натоплено в землянке, мы даже спим в них. 
Без поломок и других казусов в первой декаде февраля закончена нашими экипажами программа боевого применения. Для нас с завода пригнали четыре новеньких, пахнущих краской Пе-2. А вскоре к нам прибыл, как говорили в войну, "купец" с фронта. Это заместитель командира эскадрильи 284-го полка старший лейтенант Генкин, Можно сказать, что встреча с Генкиным, его штурманом Катаевым и стрелком-радистом Туникиным - это и есть первое знакомство с людьми из нашего полка. 
Вылет на фронт - к чему мы так стремились и готовились - наконец наступил... 
* * * 
Командование учебно-тренировочной эскадрильи делает наши проводы торжественными. Капитан Соляник на митинге в конце своей речи взволнованно произнес: 
- Вот пришел и ваш черед, дорогие товарищи... Хорошо воюйте за Родину и добивайтесь победы. Много у нас было экипажей и групп, которые мы готовили и провожали на фронт, и каждый экипаж, каждая группа уносит с собой частицу нашего огня, частицу нашей ненависти к фашистским захватчикам. В добрый путь, друзья! Бейте врага и за нас!.. 
23 февраля 1943 года... На старте притихшего аэродрома много командиров и начальников. Мы стоим в строю. Майор Скибо поздравил нас с Днем Красной Армии, вылетом на фронт и дал короткое напутствие. Наконец последовала команда Генкина: 
- По самолетам! 
Звучат короткие фразы: "От винтов!" 
Взлетаем. Нам предстоит полет по шестисоткилометровому маршруту в направлении Сталинграда. 
Все идет хорошо. Весело поют свою песню моторы. Пролетели половину маршрута. 
- Левее нас, на траверзе, - Ульяновск, родина Ильича, - докладывает Сухарев. 
В наушники шлемофона неожиданно вторгается голос Баглая: 
- Командир группы передал, чтобы мы хорошенько посмотрели на родной город Ленина. 
- Смотрим, Петя... Смотрим и даем клятву, чтобы крепче бить фашистов. 
- Правильно. Я тоже об этом подумал. 
Через десяток минут поочередно под крылом проплывают Сызрань, Вольск. 
- До аэродрома посадки осталось двести километров, - доложил Сухарев, а потом участливо спросил: - Не устали? 
- Нет, Сима. В строю самолетов над Волгой лететь - не бурлаком с бичевой идти. 
- Оно конечно! 
...После посадки на аэродроме мы сами обслуживаем свои машины. Сливаем из моторов масло, воду, заправляем бензином, заряжаем сжатым воздухом, зачехляем моторы, кабины и пломбируем их. Нашему же экипажу еще одна работенка прибавилась: на рулении лопнула покрышка хвостового колеса самолета. На складе мне дали это колесико, называемое "дутиком", с потерпевшего в этих краях катастрофу самолета Марины Расковой. 
- Бери и помни, и воюй, как положено, чтобы память о замечательной советской летчице жила там. - Кладовщик при этом многозначительно показал на аэродром. 
Утром следующего дня, как назло, испортилась погода. Мы ругаем синоптиков, сами не зная за что, сердитые, ходим по стоянке и часто смотрим на низкое небо, плотно закрытое серыми облаками. Наконец "метеобоги" дали хорошую погоду. Мы в спешном порядке вылетаем к Сталинграду. 
Погода по маршруту сначала радовала нас, но буквально в последние минуты полета наша радость омрачается: у самого аэродрома - туман. Генкин прижимает свою машину к земле. Мы, недавно оперившиеся летчики, держимся в строю вполне уверенно. 
- Командир группы передает по радио, что принял решение возвращаться на запасную точку! - с ноткой тревоги докладывает мне Баглай. 
- Хорошо, Петя. Понял! - отвечаю ему, стараясь быть спокойным. 
"Запасной точкой" оказался небольшой прифронтовой аэродром, расположенный на правом берегу Волги. Все наши машины благополучно совершают посадку. 
После оживленных разговоров о погодной ловушке, в которую мы попали, Генкин строит нас у своего самолета и благодарит пилотов за групповую слетанность и посадку. Я с любовью разглядываю его. У Генкина стройная, ладно сбитая фигура. Говорит он всегда живо, горячо, зажигая своим темпераментом окружающих. 
Рядом со мной стоит летчик Василий Хижняк. Его экипаж введен в нашу группу приказом командира авиаполка. С Хижняком мы познакомились в день вылета, но сегодня он уже для нас свой, близкий товарищ. 
Утром следующего дня вылетаем в предместье Сталинграда. Погода по всему маршруту хорошая, даже не верится, что вчера она могла здесь быть такой капризной. Приземляемся без замечаний. В глаза сразу бросается то, что в Казани, Саратове, Камышине - зима, кругом снег, а здесь - настоящий март: снег серый, аэродром покрыт льдом. Значит, жарко было... На КП нас ожидало известие: 284-й полк перебазировался на аэродром Сальск. 
13 марта 1943 года. Мы взлетаем и берем заданный курс... Как велика ты, наша Родина! Когда-то в школе я изучал твою карту по географии, а сегодня она, живая, сверкающая, плывет под крыльями наших самолетов.