Лицо Аэны

— Тебе пора, — сказал Карелин, — рейдер должен стартовать вовремя. Капитан-дублер проинструктирован, так что счастливого вам пути!
Они обнялись.
Белов двинулся к своему гравилету, поминутно оглядываясь, потом вдруг остановился. Крикнул:
— А ты был прав тогда. Сентябрия наш спор рассудила.
— Я уже забыл о нем, — отозвался Карелин.
— А я вот не забуду! — прокричал Белов. — Покуда жив буду, не забуду!.
И побежал к гравилету.
Машина поднялась и вскоре исчезла в темном зеве шлюзовой камеры.
Карелин глядел, как рейдер, набирая скорость, уходит от Сентябрии все дальше, растворяясь в космической бездне.
Потом перевел взгляд туда, где в сиянии широких, ниспадающих отвесно вниз голубых лучей угадывались контуры невиданного, похожего на огромную сказочную птицу звездного крейсера.
…Мягким серебристым свечением наполнялось пространство, огненный многогранник пульсировал, словно живой.
Алый свет лег на лицо Карелина.
В глазах его, обращенных к звездам, было ожидание.
Ожидание и надежда.
  
ПОСЛЕДНЯЯ ОХОТА
 
— Я должен убить его сам, — решительно отчеканил эрреянин. — Вот этими руками, — он вытянул перед собой жилистые кулаки. — Почувствовать, как затухает в нем жизнь…
Почти незаметная тень досады прошла по загоревшему лицу мужчины, сидящего напротив, на открытой террасе загородного коттеджа. Грузное тело Егеря с трудом помещалось в гибких объятиях готового в любой миг изменить форму биокресла. Егерь задумчиво пожевал губами, взгляд его скользнул мимо застывшего в ожидании эрреянина — туда, где за темнеющим лесом дрожало изумрудное сияние над далеким огненным островом мегалополиса.
Если бы эрреянин обладал способностью читать чужие мысли, он наверняка почувствовал бы себя оскорбленным.
«Еще один, мечтающий окунуть руки в кровь, — думал Егерь. — Сколько же времени потребуется, чтобы вытравить в человеке эту страсть, завещанную предками. Они-то могли позволить себе такую роскошь, как охота. В их времена охотников не объявляли вне закона».
— Значит, вы настаиваете, чтобы все было по-настоящему? — переспросил он.
— Да, — встрепенулся эрреянин, — как сотни лет назад. И оружие должно быть древним, а заряды из… Как называется этот трескучий порошок?
— Порох, — ответил Егерь. Он глядел на эрреянина с каким-то отстраненным сочувствием — так глядят на больного врачи, распознав симптомы смертельного недуга.
— Я мог бы достать вам шкуру, — поколебавшись, все же решил предложить Егерь, надеясь на чудо, — настоящую шкуру…
— Мне нужен зверь, — стоял на своем эрреянин. — Я сам должен его прикончить и освежевать. Послушайте, — в его взгляде вспыхнули искорки подозрительности, — друзья рекомендовали мне вас, как одного из немногих специалистов, которые могут устроить настоящую охоту здесь, на Земле. Последние годы я провел на отдаленных спутниках Эррея и мечтал, понимаете вы, мечтал о такой охоте. В своей каюте на основной базе я повесил старую голограмму с изображением леопарда. У меня было время, чтобы продумать все детали. Я воображал, как стану не спеша набивать старинные патроны, как вдохну запах отсыревших листьев в осеннем лесу. Это не показалось бы вам чудачеством, если бы вы столько времени пробыли вдали от Земли. А вы предлагаете мне шкуру…
— Мне важно было убедиться, что вам без этого действительно не обойтись, — отозвался Егерь. — Хорошо, я устрою вам охоту. Хотя… сколько вы не были на Земле?
— Больше восьми лет.
— За это время тут многое переменилось. Планетарным советом изданы законы…
— Набиваете цену? — усмехнулся эрреянин. — Не беспокойтесь, я не поскуплюсь.
Егерь взглянул в зрачки эрреяннну, и усмешка на его губах погасла.
— Цена… — презрительно произнес Егерь. — Сколько бы вы ни заплатили, все равно будет мало. На Земле почти не осталось зверя. Людям, которые, как вы, родились и провели большую часть жизни на других планетах, трудно понять по-настоящему, что это значит. Хотите убивать? Пожалуйста, езжайте на гала-сафари…
— Ну да, — пробормотал эрреянин. — Тратить силы и время ради пальбы в несуществующих фантомов, какие-то объемные изображения. Нет, этот аттракцион не для меня.
— Гала-сафари — лишь один из способов уберечь зверя, — сказал Егерь. — Есть и другие…
— Вы когда-нибудь видели живого эльфаузавра? — перебил эрреянин.
Егерь качнул головой.
— Я бил этих тварей на Эррее еще до того, как охота на них была запрещена. И потом, — добавил он после паузы. — Это огромная, движущаяся гора-пасть, способная поглотить все, что хоть немного слабее. Никого страшнее эльфаузавра из того, что может передвигаться на собственных конечностях, я не встречал. Но всякий раз, всаживая лучевой заряд в его бронированную тушу, я чувствовал что-то вроде угрызения совести. Эльфаузавра не надо было выслеживать, он не мог уйти из-под прицела и не имел почти никаких шансов убить меня. Это не было охотой. Настоящая охота возможна только здесь, на Земле.
— Что ж, — вздохнул Егерь, — я приготовлю антикварное оружие. От моего сопровождения вы, конечно, откажетесь?
— Вы только укажете тропу, — кивнул эрреянин. Черты его лица разгладились. — Я рад, что вы меня поняли. Мне это действительно нужно, тут уж ничего не попишешь. Только я хочу спросить…
«Ну, конечно, — подумал Егерь, — они все спрашивают об этом. Потому что в душе все-таки сознают, что это значит — охота на Земле».
Он молчал, предоставляя эрреянину возможность выдавливать из себя слова:
— Их еще много осталось… этих животных? 
Егерь ответил ему, как отвечал другим:
— Тот, в кого вы будете стрелять — не последний. 
И так же, как другие, эрреянин откинулся в кресле и улыбнулся.
Стадо косуль стремительно пронзило редколесье, оставив после себя полосу примятой, перемешанной с землей травы, несколько сбитых сухих ветвей и запах, который пьянил зверя.
Леопард еще раз с наслаждением обнюхал свежий след. Мир состоял из множества запахов, они текли в воздухе, как невидимые ручьи, обдавая его тревожным холодком неясных желаний. И не было запаха более вкусного, чем этот — запах еды, запах жизни. Он звал и будоражил кровь. Огромная кошка, сделав несколько бесшумных прыжков по поляне, пригнула голову и пошла по следу ровной и быстрой, способной поглощать километр за километром рысью. Внезапно леопард остановился, словно натолкнувшись на прозрачную стену. Чуткие ноздри уловили иной запах, с которым чаще всего приходит смерть. Леопард приник к траве, пытаясь понять, откуда исходит опасность. Она была где-то недалеко, невидимая, неслышная пока, но реальная, как гнетущее затишье перед ударом урагана. Зверь чувствовал ее даже не по запаху — ощущал каждой клеткой своего гибкого, до изумительности совершенно сработанного природой тела. Именно эта непостижимая сверхчувствительность уже не раз спасала леопарда.
Еще сотню лет назад охотник и зверь могли оказаться друг против друга на тропе. Теперь же человек получил возможность убивать, не покидая комфортабельных чудес мегалополиса. Угроза стала неуязвимой, бесплотной. Ствол дерева мог взорваться, превратившись в облако газа, убивающего мгновенно, но сохраняющего неприкосновенной драгоценную шкуру. С головокружительной высоты могла сорваться тонкая самонаводящаяся игла-заряд, от которой не было спасения, а из невидимой западни в скалах брызгало тонкое, смертоносное жало луча.
Лишь тот, кто имел сверхчутье на опасность, получал шанс выжить. Когда же и этих осталось слишком мало, вся территория Земли вокруг мегалополисов была объявлена заповедной зоной. Планетарный совет ужесточил законы, каравшие охотников. Самым закоренелым грозило изгнание с Земли и даже более суровое наказание, применявшееся для особо опасных преступников.