Конец детства (сборник)
Сначала друзья потолковали о делах и обменялись политическими сплетнями; потом, не слишком уверенно, Стормгрен заговорил о том, ради чего пришел. Старый француз слушал, откинувшись на спинку кресла, и с каждой минутой брови его всползали все выше, так чуть не смешались с прядью волос, так что под конец чуть не смешались с прядью волос, падающей на лоб. Два раза он, казалось, хотел было что-то сказать, но сдержался.
Когда Стормгрен умолк, ученый тревожно огляделся.
– А вы не думаете, что он нас слушает? – спросил он.
– Едва ли это возможно. У него есть, как он выражается, следопыт для моей охраны. Но это устройство под землей не действует, потому-то я и пришел сюда, в ваше подземелье. Предполагается, что это – убежище от всех видов радиации, так? Кареллен не кудесник. Он знает, где я сейчас, но не более того.
– Надеюсь, вы правы. И еще одно – если он узнает, что вы хотите проделать, разве это не опасно? А он наверняка узнает.
– Я рискну. Притом мы с ним неплохо понимаем друг друга.
Несколько минут физик, поигрывая карандашом, молча смотрел в одну точку.
– Задачка не из легких. Мне это по душе, – сказал он просто. Нагнулся к какому-то ящику, извлек оттуда большой блокнот, Стормгрен таких громадин и не видывал.
– Вот так, – он принялся стремительно, одержимо чиркать по бумаге, покрывая ее какими-то стенографическими значками, видимо, собственного изобретения. – Мне надо знать все в точности. Расскажите все, что знаете про комнату, где вы с ним разговариваете. Не упускайте ни единой мелочи, даже если это по-вашему пустяк.
– Тут почти нечего описывать. Стены металлические, комната около восьми квадратных метров, высота – метра четыре. Телеэкран размером примерно метр на метр, как раз под ним стол – давайте-ка я вам нарисую.
Стормгрен наскоро набросал чертеж хорошо знакомой комнаты и подвинул через стол Дювалю. И чуть вздрогнул – вспомнилось, как совсем недавно он проделал то же самое. Что-то сталось со слепым уэльсцем и его союзниками? Как отнеслись они к его внезапному исчезновению?
Француз, наморщив лоб, изучал чертеж.
– И это все, что вы можете мне сказать?
– Да.
Дюваль сердито фыркнул.
– А освещение? Вы что же, сидите в полной темноте? А какая там вентиляция, отопление…
Стормгрен улыбнулся: Дюваль верен себе, чуть что – и вспылит.
– Весь потолок – светящийся, а воздух, насколько я понимаю, идет из той же решетки, что и звук. Куда он уходит, не знаю, может быть, время от времени направление тяги меняется, но я этого не замечал. Батарей нет, никаких признаков отопления, но в комнате всегда нормальная температура.
– Иными словами, очевидно, замерзают только водяные пары, но не углекислый газ.
Стормгрен счел долгом улыбнуться старой общеизвестной шуточке.
– По-моему, я вам все сказал. Что до машинки, которая переносит меня на корабль Кареллена, она не примечательней кабины лифта. Только и разницы, что есть диван и стол.
Несколько минут оба молчали, физик старательно разрисовывал свой блокнот крохотными закорючками. Стормгрен следил за его карандашом и спрашивал себя, почему этот человек – блестящий ум, до которого ему, Стормгрену, очень и очень далеко, – так и не стал подлинно выдающейся величиной в научном мире. Вспомнились злые и едва ли справедливые слова одного приятеля из американского Государственного департамента – «Французы поставляют лучших в мире работников второго сорта». Дюваль – один из примеров, что в словах этих есть доля правды.
Физик удовлетворенно покивал сам себе, наклонился к Стормгрену, нацелился в него карандашом.
– Рикки, а почему вы думаете, что этот Карелленов телевизор, как вы его называете, и вправду телевизор, а не одна видимость?
– Никогда в этом не сомневался: экран выглядит точно так же. А что еще это может быть?
– Вы говорите – выглядит? То есть это он с виду такой же, как у наших телевизоров?
– Ну конечно.
– Вот это мне и подозрительно. Вряд ли Сверхправители пользуются такой грубой техникой, у них, скорей всего, картинка образуется прямо в воздухе. Да и чего ради Кареллену прибегать к помощи телевизора? Простота – всегда наилучшее решение. Разве не правдоподобнее, что этот ваш телеэкран – всего-навсего поляризованное стекло?
Стормгрен так озлился на себя, что минуту – другую не отвечал и только рылся в памяти. С самого начала он ни разу не усомнился в словах Кареллена – но, если вспомнить, разве Попечитель когда-либо говорил, будто пользуется телевизором? Стормгрен сам ничего другого и не думал, его с легкостью провели, сыграли на естественном ходе человеческой мысли. Да, так, – если, разумеется, догадка Дюваля верна. Однако опять он спешит с выводами, ведь никто пока ничего не доказал.
– Если вы правы, – сказал он, – мне просто надо разбить стекло… Дюваль вздохнул.
– Уж эти мне профаны в науке. Вы что же, воображаете, что такое стекло можно расколотить без взрывчатки? И даже если бы это удалось, по
– вашему. Кареллен непременно дышит таким же воздухом, как мы? А если он благоденствует в хлорной атмосфере? То-то славно обернется дело для вас обоих.
Стормгрен почувствовал себя дураком. Мог бы и сам сообразить.
– Хорошо, ну а вы что предлагаете? – спросил он с досадой.
– Мне надо все обдумать. Первым делом надо выяснить, верна ли моя теория и нельзя ли как-то определить, что там за стекло. Поручу кое-кому из моих этим заняться. Кстати, вы, когда навещаете Сверхправителя, наверно, берете с собой портфель? Не тот, что при вас сейчас?
– Он самый.
– Пожалуй, он достаточно большой. Незачем менять, это будет заметно, особенно если к этому Кареллен привык.
– А что я должен сделать? Пронести потайной рентгеновский аппарат?
Физик усмехнулся.
– Пока не знаю, но что-нибудь да придумаем. Недели через две дам вам знать.
Он коротко засмеялся:
– Знаете, о чем мне все это напоминает?
– Еще бы, – мигом отозвался Стормгрен. – Времена нацистской оккупации, когда вы мастерили для подполья радиоприемники.
Дюваль не сумел скрыть разочарование.
– Правда, мне уже случалось об этом упоминать. Но вот что я вам еще скажу.
– Да?
– Если вы попадетесь, я знать не знал, зачем вам понадобилась такая машинка.
– Как? Не вы ли когда-то подняли такой шум насчет того, что ученый в ответе перед обществом за свои изобретения? Право слово, Пьер, мне за вас стыдно!
Стормгрен положил на стол толстую папку с отстуканными на машинке листами и облегченно вздохнул:
Наконец-то все улажено. Странно думать, что в этих нескольких сотнях страниц заключено будущее человечества. Всемирное государство! Не надеялся я дожить и увидеть это своими глазами!
Он сунул бумаги в портфель – портфель стоял в каких-нибудь десяти сантиметрах от темного экрана, обращенный к нему тыльной стороной. Порою Стормгрен, сам того не замечая, беспокойно проводил пальцами по застежкам портфеля, но потайную кнопку он нажмет только в последнюю секунду, когда разговор закончится. Дюваль головой ручался, что Кареллен ничего не заметит, но мало ли – вдруг что-нибудь выйдет не так…
– Да, вы ведь сказали, что у вас есть для меня новости, – продолжал он, с трудом скрывая нетерпение. – Это насчет…?
– Да, – сказал Кареллен. – Несколько часов назад мне сообщили решение.
Что бы это значило, подивился Стормгрен. Не может же Попечитель переговариваться с далекой своей планетой, когда бог весть сколько световых лет их разделяет. Разве что, по теории ван Риберга, он просто советуется с какой-то гигантской ЭВМ, способной предсказать, к чему приведет любой политический шаг.
– Лига освобождения и компания будут, пожалуй, не совсем довольны,
– продолжал Кареллен, – но обстановка несколько разрядится. Это, кстати, записывать не надо.
Вы часто говорили мне, Рикки, что, как бы мы ни выглядели, человечество быстро привыкнет к любому нашему облику. Это лишь доказывает, как мало у вас воображения. Вы-то сами, вероятно, и правда, быстро бы освоились, но не забывайте, в большинстве люди еще недостаточно образованы, – чтобы искоренить их суеверия и предрассудки, понадобятся десятилетия.