Криволапыч

— Я помню! Это была инсталляция «Окно печали» художника из Хельсинки. По-моему, интересная идея! Разве тебе было не печально смотреть на это?
— Ещё как печально! Печально, что в художники лезут всякие проходимцы. Так, знаешь, и я могу. Возьму, из урны бутылку, кокну и поставлю на улице. Будет «Печальная бутылка».
Веган засмеялся.
— Мы сейчас говорим о другом. В усадьбе Саари есть призрак. Он там живёт лет двести и наверняка знает, были тут енотовидные или нет. Хочешь, зайдём, спросим?
Криволапычу не улыбалось общаться с призраком. В детстве начитанная детективами мать не раз пугала его страшными историями, где иногда участвовали привидения убитых людей. В одном рассказе этих привидений пытался допросить следователь, но потом он тоже погиб и стал призраком. После этого у Криволапыча сложилось негативное отношение к потустороннему миру. Но всё-таки желание узнать судьбу своих предшественников было сильнее.
— Ладно, пошли. Только разговаривать с ним будешь сам!
  
Призрак
 
Призрак был очень стар. Но усадьба — ещё старее.
Тысячу лет назад холм, где она стоит, окружала вода. Потом море отступило, холм соединился с берегом, а название осталось: ведь «саари» — значит «остров».
На протяжении веков хозяевами усадьбы становились то графы и генералы, то их безутешные вдовы. В зависимости от их вкусов и моды менялся облик здания.
В конце 18 века усадьбой занялся один известный шведский архитектор. После него уже невозможно было сделать её красивее, поэтому с той поры здание не менялось, в отличие от его менее долговечных хозяев.
Самым известным из них был граф Августин Эренсверд. Знаменитым его сделали постройка морской крепости Свеаборг и попытки выращивать рис в холодной Финляндии.
Затем два с половиной века Саари владела семья Аминовых, которые, несмотря на русскую фамилию, были шведскими аристократами.
И вот как раз в это время, а, может, чуть раньше, там появился призрак. В этом не было бы ничего плохого — старую усадьбу призрак только украшает — но имелось одно неприятное обстоятельство. Он понятия не имел, чей он призрак! В момент перехода в мир иной ему напрочь отшибло память.
Это было ужасной трагедией! Круглые сутки он мучился, пытаясь вспомнить своё прошлое. Иногда ему казалось, что он призрак Августина Эренсверда, а иногда — что генерала Йоханна Фредерика Аминова. Хотя случались моменты, в которые он себя ощущал вдовой генерала, баронессой Августой Ловисой Жозефиной. В такие дни ему становилось особенно тошно, и в усадьбе то тут, то там раздавались тяжёлые вздохи, пугающие художников, скульпторов и певцов.
В былые дни призрак не раз показывался хозяевам усадьбы, надеясь, что его опознают. Он ждал, что кто-нибудь крикнет: «Да это же мой дедушка Йохан Фредерик!» или «Ба! Вы только посмотрите! Августа Ловиса Жозефина собственной персоной!» Но люди, как сговорившись, вопили «Господи!», хотя названным субъектом призрак быть никак не мог. Ведь это просто невероятно, чтобы Господь потерял память!
Вот почему не помнящий родства призрак почти всегда находился в тяжёлом состоянии духа. И чем дальше, тем это состояние становилось тяжелее, поскольку в живых оставалось всё меньше тех, кто мог бы его узнать.
На рубеже двадцатого века призрак отчаялся открыть тайну своего прошлого и перестал показываться обитателям усадьбы. Теперь его могли увидеть лишь звери, у которых, как известно, связь с потусторонним сильнее, чем у людей.
Двадцатый век прошёл как в тумане. В это время призрак предпочитал не покидать каменного подземелья, помнившего не только Эренсверда и Аминова, но и многих предыдущих владельцев, ведь подвал сохранился от более ранних построек.
Но вопреки ожиданиям призрака следующее, двадцать первое столетие привнесло в его жизнь заметное разнообразие. Усадьба превратилась в Дом творчества, куда стали приезжать люди искусства со всего мира.
Они часто собирались в её просторном светлом зале, чтобы обсудить свои произведения.
Призрак, воспитанный на картинах и книгах классической Густавианской эпохи очень любил искусство и старался не пропускать этих встреч. Но он быстро понял, что сто лет, почти безвылазно проведённые в подвале, пагубно отразились на его способности понимать современное искусство.
Окончательно он осознал свою ограниченность, когда посмотрел фильм «Жизнь» одного видеохудожника из Тампере. Эта картина полчаса показывала, как из кухонного крана льётся вода.
После её завершения, зрители, к удивлению призрака, громко захлопали и пустились в жаркие споры по поводу смысла и художественной ценности произведения. А ничего не понявший призрак всю ночь бродил вокруг усадьбы и стенал, переживая свою культурную отсталость. Иногда он даже принимался выть, благо в ту ночь выдалось полнолуние. Призрака поддержала собака Кархунена и стая волков из дальнего леса.
  
Разговор
 
Жёлтое как сурепка здание особняка венчало пригорок, хорошо видный отовсюду. Веган и Криволапыч, насколько это было возможно, привели себя в порядок и потрусили вверх по просёлку.
У красного каретного сарая, где теперь стояли машины гостей усадьбы, приятели свернули на дубовую аллею.
Слева и справа за деревьями прятались аккуратные бело-красные домики для гостей Дома творчества. Сейчас их обитатели, конечно, ещё спали, витая в сферах, недоступных простым людям и животным.
Миновав аллею, Криволапыч и Веган остановились у массивной серой двери в каменном основании дома. По сторонам от неё белыми крыльями изогнулась пара лестниц: они вели к парадному входу, а оттуда в главный зал.
Веган хорошо знал дом — Пекка не раз приводил сюда экскурсии. Для пущего эффекта лис иногда просил призрака постонать и поскрипеть половицами. Тот всегда охотно соглашался: всё-таки развлечение! На экскурсантов странные звуки производили глубокое впечатление и позволяли лучше закрепить услышанный материал.
Веган толкнул дверь, и приятели по каменным ступеням спустились в сумеречное, сырое помещение.
Напротив входа, под самым потолком, белело зарешёченное окошко. В него проникало не так много света, но всё же он позволял разглядеть своды подвала и облако, пристроившееся на каменном выступе стены. Оно держало перед собой круглое зеркальце и невнятно бормотало. Можно было разобрать лишь отдельные слова:
«Августин… Августа… Йохан Фредерик?»
При виде этой картины от ушей Криволапыча до кончика хвоста проскользнула холодная змейка. Он вдруг подумал, что хорошо бы здесь оказалась его мать и увидела своими глазами то, о чём читала в детективах. Впрочем, будучи натурой впечатлительной, она бы наверняка завизжала так, что до смерти напугала бы самого призрака.
Тем временем тот опустил зеркало и повернул к гостям ту свою часть, где должно находиться лицо. Но лица не было, Криволапыч смог разглядеть лишь три размытых пятна, вероятно, представлявших собой глаза и рот. Нос требовал более внимательного исследования или же отсутствовал вовсе. Кому это лицо принадлежит, мужчине или женщине, угадать было невозможно.
— Добрый день! — Веган слегка поклонился.
— Здрасьте! — набравшись храбрости, выпалил Криволапыч.
— Здравствуйте и вы, — ответил голос, который иначе как замогильным не назовёшь. — Хотя желать здоровья человеку, который давно умер, согласитесь, несколько странно!
Веган обернулся к спутнику и улыбнулся.
— Он так всегда говорит!
Звери подошли ближе к облаку, и теперь окно светило прямо сквозь него.
— Скажите, пожалуйста, вы не видели тут раньше таких зверей? — Веган кивнул на приятеля.
Призрак вновь направил на Криволапыча пятна, исполнявшие роль глаз. По бедному зверю снова прокатил ручеёк холода.
— Верно, водились тут подобные твари. Помнится, лет десять назад появились в нашем лесу. Да только потом куда-то пропали.
При других обстоятельствах Криволапыч непременно бы обиделся на «тварей», но сейчас он был слишком взволнован.