Планета для контакта
Похожее чувство охватывает человека в поле или в лесу, в те редкие минуты, когда в голове нет ни одной мысли, только ощущение запахов, красок и какого-то общего ритма жизни… Но здесь не было никакого ритма. Тишина, нарушаемая мёртвыми звуками, мёртвые краски.
Тонкий слой песка под ногами иногда перемежался прослойками серой пыли, сквозь которую там и здесь торчали рыжеватые камни, покрытые жёлтыми пятнами пустынного загара. Жара становилась невыносимой. От неё уже не спасали и кондиционеры скафандров. Оба, не сговариваясь, свернули к ручью.
— Слишком мелкое русло. На открытой местности при такой температуре… Почему он не пересыхает?
— Может быть, подземные источники?
— Сколько же их должно быть?
К самому горизонту влево и вправо убегала серебристая змейка воды, словно клинком рассекая пустыню. Физик нагнулся, опустил в воду воронку полевого анализатора, внимательно посмотрел на выскочившие в окошечке символы элементов и цифры процентного содержания.
— Почти земная вода. Чуть больше солей стронция и железа.
— Радиация?..
— Меньше, чем в воздухе. Всего двадцать рентген.
Физик зачерпнул полные пригоршни воды и плеснул её на смотровое стекло шлема. Вода тёмным масляным пятном растеклась по скафандру. Что-то странное в этом пятне на секунду задержало внимание Практиканта. Какое-то необычное отражение света, словно скафандр под влажным пятном посыпали тонким слоем муки. И тут же нашлось объяснение — соли… Слишком много солей. Вода высыхает, и остаётся плёнка этих солей. Вслед за Физиком он вошёл по колено в ручей, отключил терморегуляторы и сразу почувствовал ледяное прикосновение воды к тонкой коже скафандра.
— Всего пятнадцать градусов! Действительно, похоже на глубинные источники. Смотри! Что это? — Практикант опустил в воду перчатку скафандра, на которой за минуту до этого образовалась уже знакомая мучнистая плёнка солей, но теперь под водой плёнка не исчезла! Она как будто становилась толще.
Практикант усиленно тёр перчатку, сдирая со скрипучего синтрилона тонкие лохматые чешуйки.
— Выйди из воды! — крикнул Физик.
Но было уже поздно. Практикант услышал свист выходящего из скафандра воздуха. Прямо на глазах плёнка синтрилона, которая могла выдержать прямой удар лазерного луча, превратилась в грязноватые лохмотья, расползлась и исчезла. Практикант инстинктивно задержал дыхание, но, взглянув на Физика и увидев, как тот сдирает с себя остатки скафандра, почти сразу же захлебнулся воздухом планеты. Вначале он закашлялся, скорее от неожиданности. Воздух был очень резким, но уже через минуту казался приятным, с каким-то едва уловимым ароматом сухой земли. От каждого вздоха изнутри по телу разливалось тепло, словно он пил очень горячий чай.
Физик подошёл и встал с ним рядом. Без скафандра он казался меньше ростом.
Впервые Райков обратил внимание на то, что Физик не так уж молод, у него были толстые щёки и добрые, глядящие сейчас печально глаза.
— Что это было? — почему-то очень тихо, почти шёпотом спросил Практикант. — Бактерии?
— В воде не было никакой органики. Её анализатор показал бы в первую очередь. — Внезапно ожесточившись, Физик швырнул на землю башмак от скафандра, который машинально держал в руках. — Здесь вообще ничего не было. Ничего подозрительного! Ничего необычного! Ничего такого, что могло бы разрушить синтрилон. — Последнюю фразу он произнёс очень спокойно, задумчиво, словно нащупал важную мысль.
— Сколько у нас теперь времени? — всё так же тихо спросил Практикант.
— А?.. Ты о радиации… Часов шесть мы ничего не будем чувствовать.
— А потом?
— Потом у нас есть анестезин. — Физик нагнулся, пошарил в груде лохмотьев, оставшихся от скафандров, и достал из-под них совершенно целый рюкзак. — Материя не разрушается. Вот, значит, как…
Дальше они пошли молча, каждый углубившись в свои мысли. Не хотелось спрашивать, почему Физик не повернул назад, туда, где теперь находилась шлюпка. Наверно, он был прав. За шесть часов туда не добраться, да и незачем. Даже Доктор им уже не поможет. От этого просто нет средств. Медленно и неумолимо разрушаются клетки, с каждым вздохом, с каждой секундой…
Почти физически ощущалось жаркое прикосновение зелёного солнца. Все его сорок градусов обрушились на незащищённую, отвыкшую от жары кожу людей. Через полчаса они немного привыкли к новым ощущениям. Дышалось легко. Только кружилась голова да резало глаза от непривычно яркого света.
Местность постепенно выравнивалась, холмы мельчали по мере того, как они приближались к морю. Обнажённая раньше базальтовая кость планеты теперь совершенно исчезла под плащом дресвы и песка. За ними тянулись две цепочки следов — первые человеческие следы на этой планете. Практикант старался ставить ноги потвёрже, чтобы след отпечатывался как можно чётче. Дышать он тоже старался глубже, хотя и не мог не думать о том, что с каждым вздохом в его лёгкие врываются новые миллионы радиоактивных атомов. Они уже начали свою незаметную пока работу… Можно заставить себя не думать об этом, но нельзя забыть совсем.
Физик предложил устроить небольшой привал, и Практикант подумал о том, как хорошо, что они сейчас не спешат. Расстелили на плоском валуне бумажную салфетку, распечатали коробки с завтраком. Есть совсем не хотелось, наверно, от жары.
Только Физик с аппетитом жевал толстые ломти консервированного хлеба, смазав их витаминной пастой. Еда всегда доставляла Физику удовольствие, даже когда не было аппетита. Наверняка ему нравился сам процесс. Райков подумал, что этот человек умеет разложить любое приятное событие на множество мелких, доставляющих удовольствие моментов и оттого, наверное, в любой ситуации не теряет ощущения какого-то особого, заразительного привкуса жизни. Практикант подумал, что молчит он, скорее всего, оттого, что не может простить себе ошибки с этой сумасшедшей водой, которая питалась скафандрами случайно забравшихся в неё космонавтов… Что могло быть нелепее ситуации, в которой они оказались? И кто, собственно, смог бы предвидеть последствия, окажись он на месте Физика? Неужели здесь так везде? Неведомая опасность за каждым камнем? В каждом глотке воздуха и воды? Что же это за планета? Даже закрыв глаза, он смог бы определить её тип, сопоставив данные анализов и тех немногих, уже известных им фактов. Кроме, пожалуй, радиации да вот этой истории с разъеденными скафандрами… Но, может быть, как раз в этих фактах и кроется разгадка? Чтобы как-то разбить тягостное молчание, он стал многословно и путано уверять Физика в том, что случившееся пошло им на пользу, что всё равно в скафандрах долго не выдержать и что теперь они по крайней мере могут чувствовать этот ветер и близкое дыхание моря.
Физик ничего не ответил, только посмотрел на него, иронически прищурившись, и, уложив в рюкзак остатки завтрака, пошёл дальше.
Стало заметно свежее. Иногда перед ними, теперь уже совсем близко, мелькали за холмами синие пятна водной поверхности, и Райков старался не смотреть в ту сторону, словно боялся что-нибудь испортить в предстоящей встрече. Когда наконец за последним холмом открылась линия далёкого горизонта, море буквально оглушило их. Нет, не шумом. Оно очень тихо лежало у самых ног, ослепительно синее в серых шершавых берегах, под ярко-зелёным небом. И даже не простором, от которого они отвыкли за долгие месяцы полёта. Наверно, всё-таки тем, что, пролетев миллионы километров, потеряв корабль и товарищей, в этот свой последний час они стояли на берегу обыкновенного, по-земному синего моря… Нет, всё же не совсем обыкновенного. Поражали невысокие, необычно толстые валики волн, словно это была не вода, а ртуть, и ещё прибой. Он не шипел, не выбрасывался на берег, как на Земле, а осторожно, ласково лизал серые камни берега.
Практикант медленно пошёл навстречу волне, вытянул вперёд руки, но всё же секунду помедлил, обернулся и вопросительно посмотрел на Физика. Тот молчал. Тогда Райков зачерпнул полные пригоршни синей воды и поднёс их к самому лицу. Ничего не случилось. Не было ни ожога, ни боли. Вода как вода. Правда, она не стала прозрачней, эта частица моря у него в ладонях, не потеряла своего цвета. Казалось даже, потемнела ещё больше, пропиталась синевой, словно кто-то растворил в ней хорошую порцию ультрамарина.