Рукокрылые, приматы, неполнозубые, панголины, зайцеобразные, грызуны, китообразные, ластоногие, труб

Однако у толстотелых обезьян из рода колобус зубы чернеют от чрезмерного потребления «сякого рода древесной листвы.
Может быть, и наш зверь стал чернозубым по той же причине. Запомнив это, перейдем ко второму пункту (твердые, ороговевшие губы), который, по-видимому, подтверждает наш предварительный вывод – „он“ ест много листвы. Потому губы и ороговели, чтобы срывать ее, раз нет резцов.
Пункт третий вполне с этим согласуется: желудок, совершенно очевидно, приспособлен для переваривания и перетирания „силоса“.
Пункт четвертый: когти – ну прямо крюки, на которых подвешивают туши в мясных лавках. Висеть на них можно отлично, но вот ходить с такими роговыми „кошками“ на лапах едва ли возможно.
К самым странным заключениям приводит, однако, исследование шерсти: ворс направлен снизу вверх. У всех зверей в обратном направлении: от спины к брюху, за немногими исключениями, например на предплечьях обезьян. Такое положение ворса лучше защищает от ливней: вода, стекая по естественному уклону волос сверху вниз, под шерсть особенно не проникает.
Вывод может быть только один: большую часть жизни „он“ проводит… вверх ногами! Но ни ходить, ни ползать ногами вверх практически невозможно.
Если… если только не передвигать их по какой-нибудь опоре вверху, за которую цепляются когти-крюки… Например, за древесный сук?
На ветках растут листья. Вспомним, что зубы, губы, желудок доказывают: „он“ их ест. Зеленый оттенок шерсти – маскировка в зелени. Водоросли, жуки, клещи и бабочки, с комфортом поселившиеся на живом звере! „Он“, значит, малоподвижен, ветрам и палящему зною недоступен – исключительный домосед. А дом его в тени листвы и в климате теплом и сыром: иначе все водоросли засохли и погибли бы.
Пункт седьмой с этими выводами согласуется отлично: оттого и печень сдвинута к спине под желудок, чтобы своей тяжестью (орган весьма массивный) не давить на него, на сердце и легкие, когда зверь висит спиной вниз. Тогда и печень внизу, под всеми органами, и те, освободившись от лишней нагрузки, функционируют без помех.
Итак, к чему мы пришли: „он“ малоподвижен, висит вниз спиной, уцепившись когтями за сук, в море сочной листвы, которую, очевидно, рвет ороговевшими губами и прямым ходом отправляет в объемистый желудок. „Он“, судя по зубам, из племени трубкозубов либо неполнозубых.
Путеводной нитью теперь послужит „чудесная сеть“. Анатомы нашли ее у китов, тюленей, лемуров-лори, некоторых грызунов и неполнозубых – броненосцев, муравьедов и ленивцев.
Но броненосцы одеты в костяную броню, у муравьедов шкура не перевернута вверх ворсом, и ни» те, ни другие вверх ногами по сучьям не лазают.
Значит, ленивец!
Он «ленив» непостижимо: купаясь в океане листвы, тянет к ней голову вяло, медленно, плавно. Жует, едва ворочая челюстями. Чуть передвигая когти вдоль сука, ползет со скоростью улитки. Все его эволюции – какая-то пародия на движение, если оно вообще происходит, потому что большую часть суток он висит на ветке, точно куль из мышц и костей, упакованных в серо-бурую шкуру. (Впрочем, мышц у ленивца удивительно мало – четверть от веса животного. У других зверей – обычно не меньше половины.) Неторопливо крутит этот «куль» запрокинутой вниз головой, которую ухитряется повернуть на 270 градусов, точно шея у него на шарнирах. Или небрежно, тягуче, словно у него в жилах не кровь, а клей, помахивая лапой (со скоростью маятника старинных часов), почесывается.
Какая-то безысходная грусть во всех его движениях, бездумная покорность судьбе на карикатурно человеческой физиономии с курносым носом и без ушей внушили великому натуралисту Бюффону невеселые раздумья и странные рассуждения о том, что, возможно, ленивец наказан богом за какие-то неведомые нам прегрешения и потому жизнь для него – одно мученье.
«Медлительность ленивцев – прямое издевательство над словом „движение“, какая-то сверхъестественная механика, мучительная для нервов замедленность. Протоплазма амебы двигается скорее, чем ленивец спасается от голодного удава» (Арчи Керр).
Все в ленивце замедлено и снаружи и внутри; кровообращение вялое, и дышит он не спеша – раз в три, а то и в восемь секунд. Пища через желудок и кишечник проходит рекордно долго. Корова, например, освобождает себя от непереваренной пищи раз тридцать в день, лошадь – десять, а слон через каждые два часа. Но ленивец, который «ленив» во всем, и здесь оригинальничает: удаляет из кишечника непереваренный балласт лишь раз, в лучшем случае три раза в месяц, а то и через сорок семь дней (мировой рекорд замедленной дефекации!).
Даже жуки-навозники приспособились к этому его «капризу» и, так как голод не позволяет им долго ждать, приходят за своей пищей прямо в прямую кишку ленивца.
У ленивца и мочевой пузырь огромных размеров. Растягиваясь, он расширяется вплоть до диафрагмы и поэтому вмещает больше литра жидкости (сам-то ведь ленивец совсем невелик – немногим больше кошки). Он опоражнивает мочевой пузырь раз в несколько дней.
Всеми этими делами зверьки занимаются почему-то не в ветвях, а внизу, не ленясь спускаться на землю, чтобы оставить там основательную кучу помета (впрочем, раз в месяц сделать это, конечно, не очень утомительно).
Приходится ленивцам бывать на земле и по другим делам: если вся листва, почки, цветы и бутоны съедены, а лиан или веток, по которым можно было бы переползти, как по канатам, на соседнее дерево, нет. Но на земле это чудо замедленного действия совершенно беспомощно. Распростершись всем брюхом, оно цепляется когтями за неровности почвы и подтягивает себя вперед. Ползет со скоростью 20 сантиметров в секунду. Впрочем, и в листве темп его передвижения не энергичнее.
Но что удивительно, плавают ленивцы отлично! Хотя, казалось бы, зачем им это уменье? В воде и показатели резвости у них самые высокие, больше, чем на суше и на деревьях: четыре километра в час!
Естественно, ленивцы любят спать. 15 часов в сутки спят, повиснув спиной вниз, уронив голову на грудь и уцепившись всеми четырьмя лапами за сук над собой или втиснувшись в развилку. Но и тогда одной когтистой лапой все-таки держатся за ближайшую ветку.
Зрение у ленивцев незоркое, хотя и редкого для зверей качества: они наслаждаются цветными картинами, в то время как для большинства млекопитающих, по-видимому, вся природа вокруг лишь театр теней, сплошь серо-черно-белая (правда, в последнее время некоторые эксперименты этого не подтвердили).
Слух нечуткий, и нюх хуже, чем у братьев муравьедов и броненосцев. Все чувства, которые работают на оборону, ненадежны. А единственное оружие – когти. Но ранят ими ленивцы довольно болезненно.
Однако и у гарпии («орла» тропических лесов), которая достигла высшего мастерства в охоте на ленивцев и обезьян, когти острые и сила большая. Ягуар и оцелот тоже весьма когтисты, а для удава ленивец – добыча прямо-таки удобная и вполне доступная: хотя сама в рот и не лезет, но и удрать особенно не спешит. Как случилось, что всех «проворных простаков» давно не съели?
Загадка? Есть отгадка. Неподвижность порой спасает лучше быстроходности. Это не парадокс, а экологическая реальность. Ленивцы наглядно ее демонстрируют. Замаскированные двумя видами водорослей-симбионтов в тон листвы, тихими, бесшумными, вялыми движениями они не привлекают понапрасну врагов к своей персоне.
А чтобы насытиться в полную меру, ленивцам совсем не нужно утруждать свои ноги, как, скажем, волку. Они буквально утопают в океане листвы и плодов, которые растут, куда ни повернись, у самого рта. За водой тоже далеко ходить не приходится: ее полно в сочных листьях и фруктах. Так что ленивцы почти не пьют, утоляя жажду соками зелени и лишь изредка слизывая с листьев капли росы или дождя.