Смерть отбрасывает тень
Мужчина и женщина скрылись в подъезде, а их спутник не спеша направился к машине Голикова. Еще издали майор признал в нем лейтенанта Громова. Он коротко доложил, что доставил жену Борисова.
Отдав необходимые распоряжения членам группы захвата, Голиков с Чижминым и тремя сотрудниками поднялись на четвертый этаж, где возле дверей квартиры Борисова их уже ожидали двое коллег и жена Борисова с бледным перепуганным лицом. По команде Голикова один из сотрудников взял у нее ключи от квартиры и начал открывать замки. Первый поддался легко, второй же – ни в какую. Складывалось впечатление, что изнутри опущен предохранитель.
– Татьяна Михайловна, – обратился Голиков к жене Борисова, – когда вы уходили, ваш муж еще оставался дома?
– Да, да, конечно, – у женщины была странная интонация – робкая, заискивающая, от волнения она покусывала полные губы со следами помады.
– Вы ничего не заметили подозрительного в его поведении?
От Голикова не укрылось замешательство Борисовой после этого довольно безобидного вопроса.
– Я… понимаете, – она нервно передернула плечами, – право, не знаю как вам объяснить… Я задержалась… То есть сегодня я не ночевала дома… Вчера была в гостях допоздна. А домой добираться ночью… да еще и одной… страшновато.
– То есть вы были вчера в гостях без мужа?
– Да, да… но вы ничего такого не думайте, – зачастила Татьяна Михайловна. – Валентин прекрасно знал, где я…
– А мы и не думаем, – прервал ее майор. – Старший лейтенант Чижмин, спуститесь в ЖЭК и пригласите понятых. Будем взламывать дверь.
– С ума можно сойти, – бормотала жена Борисова, хрустя суставами длинных холеных пальцев, испуганно косясь на сотрудников розыска. – Так хорошо всегда открывалась… Что же случилось?…
– Именно это мы и хотим узнать, – сухо ответил майор.
Наконец на четвертый этаж с топотом и переговорами поднялись понятые во главе с Чижминым. Еще раз долгим звонком позвонив в квартиру, Голиков дал команду взломать дверь.
Первыми с пистолетами наготове в коридор вступили Голиков и Громов. Майор сразу же бросился в комнату Борисова, расположение которой он выяснил у жены, пока они ожидали на лестничной площадке.
На диване лицом вниз лежал мужчина, в котором Голиков без труда опознал Борисова. Руки его были раскинуты, он был в смятом пиджаке, брюках, на ногах – туфли.
– Всем оставаться на местах! – скомандовал майор и, как бы прислушиваясь, склонился над Борисовым. Потом взял его за руку – рука легко поддалась, – и, к его великому изумлению, пульс оказался почти в норме. Тогда Голиков без посторонней помощи осторожно перевернул Борисова, отыскивая следы возможных физических повреждений. Ничего подобного не было, и лишь когда он почти вплотную приблизился к лицу Борисова, то брезгливо поморщился – все стало очевидным.
По жесту Голикова комната начала наполняться сотрудниками розыска и понятыми. Первой влетела жена Борисова и с расширившимися от ужаса глазами кинулась было к мужу, теперь уже лежащему ничком на диване, но майор преградил ей дорогу.
– Не торопитесь, Татьяна Михайловна. Еще успеете. Ничего страшного с вашим супругом не случилось, а вот мне с вами хотелось бы немного побеседовать.
Татьяна Михайловна остановилась перед Голиковым и закрыла мокрое от слез лицо ладонями.
– Я вас слушаю, – всхлипнула она.
– Чижмин, приступайте к обыску! А вас, – он обратился к плачущей Борисовой, – я прошу пройти со мной в кухню.
Женщина безропотно повиновалась.
– Прежде всего, я хотел бы вас предупредить о том, что все ценности, которые находятся в квартире, я имею в виду золото, деньги и тому подобное, – должны быть предъявлены вами заранее, – сказал Голиков, плотно притворив дверь. – Иначе все это будет конфисковано, как незаконно приобретенное.
– Все украшения находятся в серванте в большой комнате, – Татьяна Михайловна уже перестала плакать, но еще время от времени по-детски всхлипывала. – А если вас интересуют сберкнижки и документы, то это в шифоньере, в ящичке, где чистое белье.
– Спасибо, Татьяна Михайловна. И прошу вас, не теряйте самообладания. То, что сейчас происходит – необходимость, и вызвано это неверным поведением вашего мужа. Будем надеяться, что этим инцидент и будет исчерпан. Я, честно говоря, буду только рад.
Дальнейший разговор с Борисовой ничего не прояснил, и Голиков, не дожидаясь окончания обыска, подозвал к себе Чижмина.
– Лева, сделаем так… Я сейчас еду в СИЗО – знаешь зачем. А ты, как только закончишь обыск, постарайся привести Борисова в надлежащий вид и отправь его в управление. Я думаю, что к тому времени уже буду у себя. Но предупреждаю – без меня никакой самодеятельности. Я сам его допрошу.
– Понял. Еще будут приказания?
– Будут, будут. Сегодня тебе легко не отделаться… Во-первых, пригласи в управление свидетелей, которые видели машину Борисова… Во-вторых, доставь ко мне под любым предлогом Леонова и Селезнева. Проведем опознание, а затем и очные ставки с Борисовым.
– Но, Александр Яковлевич… – нерешительно начал Чижмин.
– Не робей, лейтенант. Эти акции я беру на свою ответственность.
* * *Начальник СИЗО полковник Свекличный, низенький, плотный, рыжеватый, не испытывал особого удовольствия от встречи с Голиковым. Как майор ни настаивал, полковник недвусмысленно дал понять, что никому не намерен давать какие-либо объяснения по поводу самоубийства Никулина. Есть заключение экспертизы – и этим все сказано. Однако Голикова это ни в коей мере не устраивало, и он продолжал требовать, чтобы ему дали переговорить с дежурившей в изоляторе сменой и с подследственными, находившимися в ту ночь в камере с Никулиным.
– Сергей Сергеевич, я, поверьте мне, прекрасно понимаю, что в этой истории вас беспокоит, – упрямился Голиков, решившись использовать последний шанс и слукавить, – товарищ полковник, даю слово, что все, что мне станет известно, останется в тайне. Я не собираюсь подымать шум, и уже тем более у меня нет стремления опорочить вас. Для меня важно одно: что побудило Никулина решиться на такой отчаянный шаг… если он его действительно совершил.
– Не забывайтесь, товарищ майор!.. Вы, по-моему, зашли слишком далеко, – полковник, гневно блеснув очками, приподнялся из-за стола, одергивая форменный пиджак. – У меня, знаете ли, тоже есть чувство достоинства!
– Тогда тем более непонятно, – Голиков тоже привстал, – почему вы отказываете мне в возможности проверить и эту, пусть самую невероятную, версию, – майор старался не повышать голос, говорить внятно и убедительно. – Ведь согласитесь – довольно-таки странно, что Никулин, обнаружив в камере фильтр от сигареты, расплавил его и получил заостренный кусочек пластика. Тем более трудно поверить, что таким самодельный лезвием ему удалось глубоко взрезать себе вены… Ни для кого не секрет, что сигареты с фильтром подследственным в изоляторе запрещены, – Голиков почувствовал, что несколько переборщил, и начал понемногу снимать напряжение. – Хотя, разумеется, ничего невозможного в этом мире нет. Недаром говорится, что и незаряженное ружье иногда стреляет, – майор неожиданно улыбнулся и опустился в кресло.
Полковник смягчился.
– Ну и дотошный ты мужик, Александр Яковлевич, – уже почти доброжелательно проговорил он и тоже уселся.
– Значит, договорились? – повеселел Голиков. – Ведь вы меня хорошо знаете, Сергей Сергеевич, – мое слово железное!.. Если все окажется так, как утверждают эксперты, то придется принять их выводы.
– Вот поэтому я тебя и предупреждаю, что только уйму времени зря потеряешь. Поверь, что мне опасаться нечего. Я и сам, черт возьми, хотел бы знать, где Никулин нашел этот проклятый окурок.
– Может, плохо обыскали при поступлении? – предположил Голиков.
– Не исключено. Но тут трудно найти виноватого. За день сотни людей поступают и выбывают. СИЗО перегружен… Посуди сам – вместо двух тысяч расчетных в тюрьме все пять. Так что за всем не уследишь… Да я не оправдываюсь, просто порой задумаешься – откуда столько, почему? Ведь как ни суди, живем-то относительно неплохо.