Воскресший из мертвых
Мало-помалу смирилась и Лизина сестра. Лиза специально подослала к ней сваху Кайсу, чтобы та урезонила сестру и посоветовала ей примириться с семейными обстоятельствами.
Вот и сейчас, посасывая свою трубочку, Кайса терпеливо разъясняла Лизиной сестре:
— Ну и что из того, что он босяк? Ведь по паспорту он числится как портовый рабочий, а не как босяк. Ведь многие и не знают, что он собой представляет. А кроме того, разница между господами и босяками не так уж велика. Правда, босяк ест плохо, но зато говорит смачно. А те, наоборот, едят жирно, а говорят бедно. Вот это и уравновешивает тех и других.
Эта неприкрашенная истина почему-то подействовала на сестру. Она покорилась воле бога и даже стала уговаривать своего мужа, портного второго разряда, примириться с этим неравным браком сестры.
Сестрин муж тоже, наконец, уступил. Забыв свой высокий чин портного, он одобрил босяка. И даже так выразился о нем:
— Ладно, пусть будет босяк. А если у него водятся деньжонки, то я, конечно, против него ничего не имею.
Сестра дополнила его мысль:
— Если у него есть деньги, значит, он уже не босяк, а вполне порядочный господин.
Вскоре состоялось примирение с Лизой. И теперь жизнь колбасницы Лизы окончательно прояснилась и засверкала, как начищенная медь.
* * *Продолжим рассказ.
Покинув последнюю контору, Ионни, согласно обещанию, отправился на свидание со своим новым другом агрономом, который поджидал его в гостинице. Увидев, наконец, Ионии, агроном выскочил в переднюю встретить его.
И с этого момента началась веселая пирушка.
Ионни, возомнивший себя миллионером, решил, что теперь его средства позволяют жить и пить, как хочется. Он стал хвастаться удачными сделками и своим умом. И, хвастаясь, произнес с немалой гордостью:
— Я такой крепкий парень, что все могу сделать, если только захочу. Я начал с двух тысяч, а теперь уже миллионами ворочаю. Я даже не с двух тысяч начал, а самое первое начало у меня из ничего возникло. А теперь вот что со мной!
Ионни сидел за столом, грузный и тяжелый, и стул под ним потрескивал в тон его речи.
Агроном тоже принялся расхваливать Ионни. С восхищением он стал превозносить его энергию, его способности, ум и коммерческий такт.
Ионни прервал его и со смелостью пьяного сказал:
— Никакой тут лишней посудины не требуется — ума и прочего.
И, разгоряченный, крикнул:
— А вот когда счастье подвернется тебе — тут и принимайся за дело: кушай жирно, пей коньяк и ворочай миллионами. И тогда готов из тебя отличный коммерции советник.
Авторитет „коммерции советника“ подействовал так, что агроном принял его речи за великую мудрость.
По мере того как оба они пьянели, крепла их дружба и развязывались языки.
Под конец Ионни, еще больше захмелев, начал говорить всякие сальности. Авторитет „коммерции советника“ сказался и в этом. Агроном не отставал от него и даже радовался, чувствуя, что он, наконец, освободился от привычной, но неискренней сдержанности городского человека. И когда Ионни отпустил одну весьма вольную босяцкую шутку, агроном пришел в восторг от такой „народности“ и в свою очередь рассказал такое, что иной раз произносится только лишь в компании внешне изящных господ, да и то при достаточно толстых стенах.
Ликующий агроном спросил Ионни:
— Кстати, дядя, вы все еще холостой?
Ионни подтвердил это, но добавил:
— Нынче, впрочем, подумываю о женитьбе.
В его пьяной голове промелькнуло воспоминание о не полученных еще двадцати тысячах колбасницы Лизы.
Тут агронома осенила блестящая мысль. Узнав, что советник горит желанием жениться, он предложил Ионни богатую невесту. Захлебываясь от восторга, он сообщил:
— Я порекомендую дяде одну подходящую вдову. И в этом деле я сам буду сватом.
Агроном имел в виду одну свою знакомую вдову. Предполагалось, что у нее около полумиллиона. И хотя вдова эта в поэтическом смысле не представляла собой ничего особенного — она была всего лишь неплохой хозяюшкой, однако женихов у нее хватало. Но она всем отказывала, так как, по ее мнению, все они были слишком молоды и легкомысленны. Она боялась, что они растратят ее богатство. И поджидала для себя более степенного и более состоятельного мужа.
И тут агроному показалось, что Ионни создан именно для нее. Поэтому он и стал восхвалять эту вдовушку, Марию Коура.
Первоначально Ионни безучастно отнесся к его славословию, так как он был обручен со своей колбасницей Лизой. Однако непомерные похвалы, полумиллионное состояние и прочее настроили Ионни на новый лад. Он вдруг спросил агронома деловым тоном:
— Объясни, что за баба?
Охмелевший агроном пустился в подробнейшие описания и в заключение сказал:
— По виду она пухленькая, но с точки зрения эстетики не слишком еще полна. А главное, у нее много женихов. И это тоже что-нибудь да значит.
На это Ионни, словно торгуясь, возразил:
— А на что мне эти ее парни? Это вовсе ничего не обозначает, если у бабы много женихов. Ведь некоторые из них рассчитывают на ее богатство.
Под воздействием винных паров друзья долго еще болтали о вдове Марии Коура. И мы не беремся всего здесь передать.
В общем до наступления полуночи Ионни полностью уступил во всем. Он вычеркнул из своего сердца Лизу и обещал жениться на вдове.
Утром протрезвившийся агроном отнюдь не оставил своих намерений. Он позвонил Марии Коура и напрямик рассказал ей обо всем. Вдова, к некоторому его удивлению, немедленно дала свое согласие на этот брак. Ведь ей и во сне не снилось получить в женихи такого богатейшего хельсинкского коммерсанта.
Перед Ионни замелькал новый миллион вдобавок к его прежним. Словно какое-то бурное течение несло Иояни к берегам богатства.
А времена, конечно, были неважные. Многим приходилось туго. И вот в компанию к загулявшим Ионни и агроному втерлась некая жертва тяжелых времен—отставной полковник Порхола. Это был хороший знакомый агронома.
В свое время этот полковник выгодно женился, разбогател, купил большие поместья и даже завод. Но затем он стал жить не по средствам. Кутил, играл, держал отличных коней, и все его богатство постепенно расползлось по всем швам. Сейчас он полностью обанкротился. Но кредиторы обещали его пощадить, если он уплатит им двадцать пять процентов, что составляло двести пятьдесят тысяч марок.
Полковник пытался раздобыть эту сумму, но тщетно. Его и раньше считали придурковатым, а в последнее время от беспробудного пьянства он вовсе одурел. Поговаривали даже, что у него начинается белая горячка. Но он жил все еще шикарно, и его форма блестела, как на параде. Он долго служил в России, поэтому мало знал хельсинкский свет, и нет ничего удивительного, что он не был знаком с Лундбергом.
И вот он, находясь уже в „градусе“, присоединился к компании. Ионни с агрономом тоже были в меру пьяны. Агроном стал их знакомить.
— Дядя Лундберг из Хельсинки, — сказал он, гордясь своим близким знакомством с „коммерции советником“. И тотчас добавил: — Дядя не любит титулов.
— Долой титулы! — тут же выкрикнул Ионни.
В общем полковник Порхола вмиг получил новоиспеченного дядюшку. Началось веселье.
Изрядно выпив, полковник все же не забыл о своих денежных затруднениях. Он начал с жалобы на тяжелые времена:
— Плохие времена пошли в наших банках. Нигде денег нет.
Пьяный Ионни, возгордясь своим богатством, сказал:
— Не знаю. Лично у меня скоро будет миллион. Услышав об этом, полковник тотчас завел разговор о ссуде. Агроном стал ему помогать.
— Дядюшка, — сказал полковник, — а не соблаговолите ли вы одолжить мне некоторую сумму? Я уплатил бы вам более значительные проценты, чем платит банк.
Ионни, пьяный и жадный, прельстился на большие проценты. Он сразу согласился дать взаймы. И даже заважничал, что может одолжить офицеру.
— А сколько тебе надо? — спросил он.
Услышав, что офицеру нужно четверть миллиона, он спокойно сказал: