Воскресший из мертвых

— У этой тетушки Лизы хватает деньжонок. Тысяч двадцать у нее, черт ее побери!
Ионни тоже захотел что-нибудь сказать о богатстве Лизы, но его медлительная и неповоротливая мысль попала совсем в другую цель — он сказал об ее полноте; впрочем, это звучало почти одинаково:
— Ничего себе бабенка Лиза. Целая держава!
* * *
Таким образом, дела шли, не останавливаясь. Лиза мечтала заполучить Ионни в мужья, а приятелям по артели все больше нравилась эта идея. Некоторым из них уже мерещились сладкие денечки на Ионниных хлебах. Но Ионни стал еще более важничать и кичиться.
Да, он буквально переродился после речей скряги Лундберга. В своем сердце он затаил мечту о миллионе. И если у старика миллион вырос из десяти пенни, то почему бы не возникнуть миллиону из двух тысяч?
Скупость окончательно и бесповоротно овладела им. И в этом отношении он даже перещеголял старика Лундберга, который подарил ему старый фрак, но пожалел дать брюки от этого фрака, так как он еще сам донашивал их. Нет, сейчас Ионни не стал бы дарить и фрака. Он теперь открыто чуждался товарищей, опасаясь, что они будут клянчить денег на пиво и водку и, таким образом, пропьют драгоценные семена миллиона — его лотерейные деньги.
Особенно Ионни избегал теперь своего приятеля Ханкку, спасшего его жизнь. Он даже побаивался его, полагая, что этот Ханкку ожидает награды, если не деньгами, то уж во всяком случае пивом, водкой и колбасой.
Поэтому Ионни старательно уклонялся от встреч с ним. Каждый миг он боялся его прихода и намеков о вознаграждении. И из-за этого он даже сердился на него.
Наконец Ханкку все-таки притащился к нему домой. Ионни как раз ел салаку с картошкой, когда в комнату ввалился этот опасный спаситель.
Продолжая набивать рот едой, хозяин сделал вид, что он не заметил гостя. Однако Ханкку сел за стол, и тогда Ионни, почуяв недоброе, взволновался.
Некоторое время друзья пребывали в молчании. Ионни пытался проглотить свою досаду вместе с картошкой. Но это ему не удалось. И он помрачнел.
— Да, — промямлил, наконец, Ханкку, затягиваясь окурком сигары. — Вытащил-таки я тебя „на сухую верфь“.
Тогда досада у Ионни обрела словесную форму. Невинным взором взглянув на Ханкку, он сказал, начисто отвергая его заслуги:
— А кто тебя просил вытаскивать меня?
Прожевав пищу, Ионни равнодушным тоном добавил, словно это дело не касалось его:
— Уж если босяк упал в море, туда ему и дорога.
Стараясь польстить богатому Ионни, Ханкку стал оспаривать это утверждение, не показавшееся ему странным:
— Так ведь лучший наш парень упал в воду! Как это можно его не спасти!
Эти слова еще более рассердили Ионни, ибо теперь он окончательно удостоверился, что Ханкку хочет выпить.
Расправившись с едой, Ионни неторопливо вложил в ножны пукко [1] и поднялся из-за стола, высокомерно процедив:
— Брось чепуху болтать.
Потуже подтянув ремень, он свысока добавил:
— Ни к чему это вытаскивать из моря босяков!
Ханкку пытался что-то сказать, но Ионни презрительно перебил его:
— Уж если босяк сунулся с пристани в воду, то твое дело сказать ему вслед: „Счастливого пути“. И пущай он спокойно лежит на дне моря!
Такое безбожие удивило Ханкку, и он попытался образумить Ионни упреками:
— Перестань ты говорить такую чертовщину! Или у тебя вовсе души нет?
Это вконец рассердило Ионни. И, чтобы избавиться от Ханкку, он сделал вид, что не слышит его речей, и заторопился уйти. Схватив шапку, он пошел к выходу, сердито бурча:
— Твое дело сказать: „Скатертью дорожка“, „Счастливого пути“, если босяк нырнул в море.
С этими словами Ионни исчез, оставив своего спасителя без вознаграждения.
Он тайком проскользнул за ворота и, очутившись на улице, где не грозила опасность, еще раз со злорадством сказал:
— Да, Ханкку, твое дело сказать: „Счастливого пути“, если босяк барахтается в море!
4
Убежав от своего спасителя, Ионни направился к агенту Науккаринену узнать, нет ли у него на примете подходящего имения. Оказалось, что есть. В объявлениях сообщалось, что в районе Тампере продается имение помещика Пунтури. Цена этого имения составляла пятьдесят тысяч марок, но поскольку имение было заложено под ссуду в тридцать тысяч, то от покупателя требовалось всего лишь двадцать тысяч наличными.
А Науккаринен уже слышал стороной, что Ионни выиграл двадцать тысяч, и поэтому подумал, что это имение как раз пригодно для него.
В общем он принялся расхваливать имение, привирая ровно вдвое. Особенно он хвалил лес. В объявлении было кратко сказано, что „лес хороший“, а Науккаринен, как энергичный и умелый агент, не пожалел своей фантазии и сообщил о лесе более обстоятельно.
— Если этот лес продать, — сказал он, — то полностью окупишь стоимость имения, и еще у тебя половина останется. Так что если захочешь, то получишь от этой сделки сто тысяч чистого дохода.
Прищурив глаза, агент посматривал на Ионни, ожидая, что он на это скажет. Но Ионни, крепкий, как бревно, молчал. И только потом, размышляя о лесе, спросил, где находится эта чудо-усадьба. Науккаринен не соглашался дать ему адрес, пока не получит условленного задатка в пятьдесят марок.
Однако Ионни медлил с этим. И тогда агент с невинным видом сказал:
— Ведь этот коммерции советник Лундберг тоже на продаже леса разбогател.
Тут агент принялся закуривать, словно этот коварный разговор не очень-то его занимал. Потягивая дымок из трубки, агент Науккаринен как бы между прочим произнес:
— Да, этот твой тезка состряпал свои миллионы, покупая и продавая лес.
Ионни безмолвно слушал все это. Науккаринен притворно покашливал. Затем, придав своему голосу самый обыденный тон, сказал, сам удивившись своему вранью:
— Ведь вот тоже старик Ионс Лундберг купил на первых порах одно имение… Заплатил за него неполных тридцать тысяч… А потом взял и продал лес, который был при имении… И от этой продажи выручил свой первый миллион…
Тут Ионни начал сдавать. Огромные леса и миллионы были почти что в его руках.
— Да, — медленно сказал он, — миллион у меня быстро накопится, если я начну спекулировать, как посоветовал мне мой тезка, коммерции советник Ионс Лумпери.
Итак, дело было сделано. Ионни уплатил задаток, и Науккаринен дал ему адрес имения. Получив деньги, он все еще продолжал нахваливать его:
— С этого имения потекут к тебе соки-денежки.
Но тут агент, вспомнив наконец, что он еще не сообщил покупателю стоимость имения, с воодушевлением сказал:
— И всего-то-навсего надо заплатить за имение двадцать тысяч наличными.
Услышав это, Ионни заскреб свой затылок. Ведь у него всего-то было две тысячи, да и в тех порядочная брешь. Да, миллионы его, кажется, начали тускнеть. Ионни переспросил:
— Как вы сказали? Всего двадцать тысяч?
Получив утвердительный ответ, Ионни молча опустился на стул, как куль с овсом. Ему показалось, что от него отняли миллионы, которые уже почти что позвякивали в его карманах. Но особенно обидным показалось ему, что он дал агенту задаток в пятьдесят марок.
Науккаринен из вежливости что-то говорил, но в конце концов это ему надоело, и он с нетерпением ждал, когда уйдет Ионни.
Но Ионни долго и безмолвно сидел. И чтобы прервать это безмолвие и ускорить его уход, Науккаринен спросил:
— Ну так как же, понравилась тебе наша сделка? Ионии очнулся. И, не посвятив агента в свои денежные дела, небрежно ответил:
— Сделка наша ничего особенного не представляет собой.
И, уходя, добавил на прощанье:
— Не хитро жить на свете, если имеются крупные наличные деньги.
* * *
Теперь все помыслы колбасницы Лизы были сосредоточены на Ионни. Все больше и больше она убеждалась в том, что совсем не худо бы стать его женой.
Конечно, прямым путем как-то было неприлично свататься самой невесте. Поэтому Лиза наняла Кайсу Нукури, чтоб та скорей подвинула ее дело. Причем Лиза посоветовала Кайсе настроить Ионни на женитьбу только лишь путем намеков и разговоров.