Упрямица
– Мне не нужен мужчина в постели… Поместье нуждается в хозяине.
– Одно не исключает другого. Я хочу, чтобы гасиенда стала моим настоящим домом.
– Ты не заслуживаешь этого и не достоин именоваться хозяином Гран-Сангре.
– Я наследник и имею все права на гасиенду.
– Право на нее ты потерял, как и твой расточительный родитель, оставив меня, больную мать и пеонов на милость бандитов-хуаристов.
– Французы пришли сюда не без моего участия! – усмехнулся Лусеро.
– Не знаю, насколько ты помог им в победоносном нашествии, но при французах нам не стало лучше.
– Как бы я желал пообещать тебе, что скоро наш дом станет полной чашей.
– Бесполезно мне что-либо обещать. В чудеса я не верю, хотя хотела бы. Надеюсь, что одно чудо все же свершится.
– Догадываюсь, о каком чуде ты говоришь – чтобы я растаял, как дым, скрылся с глаз долой.
– Я уже сказала, что не верю в чудеса, – ледяным тоном отозвалась Мерседес, и это заставило его наконец отпустить ее руку.
Он откинул голову, добродушно рассмеявшись:
– Но для чего же я проскакал тысячу миль, откликнувшись на призыв своей осиротевшей семьи? На зов крови, в конце концов!
Он вдруг отбросил напускную веселость, как надоевшую ему маску, и мгновенно стал серьезным.
– Мой отец прекрасно понимал, что не исполнил долга перед семьей. Я не собираюсь идти по его стопам.
«Вот твой шанс! Воспользуйся им!» – подумала Мерседес.
– Мы должны обсудить, что означает слово «обязанности». У меня было много времени в твое отсутствие поразмышлять об узах брака, которыми мы связали себя по недоразумению.
В его глазах загорелся огонек. Ему стало интересно.
– При чем здесь наш брак?
– На самом деле нет никакого брака.
– В какой-то степени ты права, – великодушно согласился он. – Я был в отсутствии, выполняя свой долг перед императором и страной. Но сейчас я вернулся и готов… завершить дело, расплатившись с… иными долгами.
Он заметил, как запульсировала жилка на ее шее. Ее щеки мгновенно покраснели. Румянец смущения был ясно виден даже на тронутой загаром коже.
– Мы с тобой совершенно чужие люди. Ты не можешь въехать на боевом коне в мою жизнь после долгих лет разлуки и рассчитывать на то, что я встречу тебя с распростертыми объятиями и приглашу в свою постель. Я тебя не знаю. И никогда не знала…
Она еще больше покраснела.
– Нашу первую брачную ночь ты провел в постели любовницы. Неужели я должна быть тебе благодарна за это? И за короткое время нашего супружества я так и не поняла, кто ты – мой муж или насильник…
– В библейском смысле этого выражения – «да», – прервал он ее. – Но сейчас я намерен исправить ошибку. Кстати, – тут он лукаво улыбнулся, – как поживает Инносенсия? Скажи, раз уж ты про нее вспомнила.
Мерседес выпрямилась, словно струна, натянутая в арбалете. Ее лопатки уперлись в прямую спинку стула. Вся гордость испанских предков, унаследованная ею по отцовской линии, и моральные устои, переданные ей матерью-англичанкой, отразились на ее лице, которое моментально стало похоже на высеченную из камня маску.
– Инносенсия прибудет из гасиенды Варгаса завтра утром и очень обрадуется твоему возвращению.
– Но тебе моя встреча с ней не доставит удовольствия, не так ли? – Он нарочно не оставлял эту тему в беседе. Ему было любопытно, к какому финалу придет их разговор.
– Она желает спать с тобой, а я – нет. Вот главное различие между нею и мной, на взгляд тупого, самоуверенного мужчины…
– Каким я тебе кажусь, – подхватил он ее мысль. – Меня часто упрекали за излишнюю самоуверенность, но за тупость – никогда. Твои желания, Мерседес, или мои – все равно их не надо принимать в расчет. Ты – моя жена, а не Инносенсия. Твоя обязанность – принять супруга в постели и обеспечить поместью Гран-Сангре законного наследника.
Он откинулся на спинку стула, наблюдая не без некоторого ехидства, как явственно забился ее пульс, как потоки крови понеслись по артериям, скрытым под тонкой кожей.
Лусеро протянул руки и потрогал сначала ее волосы, настолько насыщенные электричеством, что, казалось, могут притянуть молнию, а потом и горячие от смущенного румянца щеки.
– Я не думаю, что зачать наследника будет так трудно. Для меня это будет приятной работой, как и для тебя. Я в этом уверен.
Она смочила пересохшие губы вином, но не смогла проглотить больше ни глотка. Если б он не находился от нее так близко, она могла бы еще как-то собраться с мыслями, найти достойный ответ.
«Будь он проклят! Я встречалась с ордой вооруженных наемников, но никогда не была так беспомощна».
Все эти мужчины, жаждущие обладать ее телом, были совсем чужие и не имели на нее никаких прав. Но он – ее супруг, и на его стороне закон. Если она не убедит его мирно отказаться от своих притязаний, то должна будет или покориться, или воевать.
«Надо быть рассудительной и не слишком дразнить его», – решила Мерседес.
– Я понимаю свое чувство долга так, как понимала его моя мать.
– В этом и вся загвоздка! У мексиканцев иные понятия о супружеских обязанностях.
Это его замечание разъярило ее, зажгло огонь в зрачках.
– Моя мать, выйдя замуж за дипломата, покинула родной дом и свою страну, чтобы следовать за супругом в Испанию, а затем в Мексику. Для нее семейный долг был превыше всего. – Мерседес перевела дыхание. Она торопилась высказаться, пока в ней еще сохранилось мужество и она еще не поддалась его дьявольскому обаянию. – Ее пример и уроки монахинь в монастыре святой Терезы запечатлелись в моей душе. И я прекрасно усвоила, в чем заключается мой долг. В твое отсутствие, дон Лусеро, я его исполняла, и, как ты скоро убедишься сам, очень хорошо. И дом, и все поместье легли на мои плечи, и каждый из полумиллиона акров твоей земли не остался без ухода.
– Что ж! Для одинокой женщины это занятие послужило развлечением. – Он еще раз коснулся ее волос и отодвинулся. Искушение было слишком велико. Он не должен преждевременно раскалять себя докрасна.
Мерседес резко поднялась из-за стола и прошла к буфету, где служанка поместила графин с ледяной водой и бутыль бренди. Она наполнила два бокала крепчайшим местным самогоном, бросила туда по кусочку льда и вернулась к столу. Ей казалось, что руки ее не дрожат, но позвякивание льда в бокалах доказывало обратное. Она протянула один бокал супругу и чокнулась с ним.
– Боюсь, что я показалась тебе безрассудно смелой, дон Лусеро, а на самом деле я трусиха и пугалась любого пришельца, а их было немало за эти годы…
Она проследила, как он в несколько глотков выпил крепкий напиток, и продолжила:
– Но все же я поняла, что могу сама защитить себя и обойтись без мужчины. Наш брак был ошибкой, и Господь тоже ошибся, когда освящал его. Ни ты, ни я – мы оба не хотим продолжать это супружество.
– Неправда, Мерседес, я хочу. – Он произнес эти слова тихим вкрадчивым шепотом и еще раз прошептал, словно наслаждаясь звучанием ее имени: – Мерседес, Мерседес. Я хочу быть тебе мужем.
– Тогда ты действительно переменился. Раньше я за тобой этого желания не замечала. Тебе, наоборот, хотелось как можно скорее избавиться от меня, от «костлявой девственницы без грудей и зада». Так ты поведал дону Ансельмо за свадебным обедом?
Он тяжело вздохнул:
– Жаль, что ты подслушала этот разговор! Но то дело прошлое. Ты уже не костлява, хотя, надеюсь, в душе все еще девственница. Впрочем, я бы не упрекнул тебя, если б обнаружил, что это не так, а даже еще бы и поздравил.
– Зачем тебе узнавать обо мне больше, чем ты уже знаешь? Мы незнакомцы, давай такими и расстанемся. Я тебе была не нужна в первую брачную ночь, и что изменилось за эти годы? Ты, выполняя супружеский долг, найдешь меня такой же холодной, как и прежде. Предупреждаю тебя – не рассчитывай на другое!
– После того как ты удовлетворишь мои желания, Мерседес, как ты в дальнейшем поступишь? Перережешь мне горло, когда я засну, или размозжишь череп каким-либо кухонным орудием нашей милой Ангелины? Или подсыплешь мне в вино самодельную отраву, и я до конца дней своих превращусь в безумца?