Парадиз (СИ)

Дебольский вспомнил вчерашний букет. Вряд ли у него самого хватило бы широты, чтобы не имея работы принести женщине цветов на несколько тысяч.
— Он тебя любит? — непонятно зачем спросил он.
— Алик? — Зарайская отвернулась на мгновение. А потом чуть улыбнулась, и в уголках ее глаз мелькнуло что-то грустное: — Да. По-своему, — ответила она.
— Это как?
Дебольский остро почувствовал, что лезет не в свое дело. Что это сугубо личное.
Но Зарайская неожиданно весело рассмеялась:
— Ну, когда мужчина в тридцать лет продолжает говорить, что ищет «ту самую единственную» — это симптоматично.
— А он ищет?
Лёля выпрямилась, острые плечи ее расправились, и чем-то она стала напоминать экзотический цветок, стоящий на столе. Зарайская посмотрела ему в лицо,
но в глубине ее глаз залегла не пропускающая внутрь хмарь. На лице блуждала рассеянная улыбка.
— Он верит в это, — сказала она непонятно кому. Дебольскому. Или себе. — И никогда не найдет: так не бывает.
— А ты? — тихо спросил он.
— А меня он любит. — И тут глаза ее стали уверенными и чуть усталыми: — Во всяком случае, любит настолько, насколько вообще способен. Просто не понимает этого. Ему не многое дано. — И тут же иронично усмехнулась: — Зато он способен на поступок.
«Это точно», — подумалось Дебольскому и снова вспомнились вчерашние цветы.
Следующий день предварял собой ад.
Дебольский работал с персоналом пятнадцать лет, прошел уйму тренингов и имел красивое резюме со списком сертификатов и дипломов, но если что и усвоил за эти годы — так только то, что людей надо периодически поить.
И где бы ни проходил корпоратив, при какой программе и звуковом сопровождении, самым первым пунктом в чек-листе всегда идет одно: закупка алкоголя. В «Лотосе» этим обычно занимался сам Дебольский: такую трепетную задачу нельзя было поручить увлекающемуся Волкову или чрезмерному формалисту Антону-сан. Заказ алкоголя — интимное священнодейство, не терпящее суеты и лишних рук.
В отличие от самого мерзкого, тошнотворного и вызывающего отвращение поголовно у всех, начиная с организаторов, кончая организуемыми: программы.
Наибольшей проблемой было то, что невозможно скрестить ежа и ужа. Такие корпоративы на двести человек, на которые приперались все: и конь с копытом, и рак с клешней, в конечном счете, всегда выливались в шоу стыда.
— Ну че, ребят, что делать-то будем? — подал веселый голос дурачок-Волков. И тренеры посмотрели на него с дружной ненавистью. Мало что сплачивало их так, как общее раздражение.
— Цыган позовем, — мрачно буркнул Антон-сан, — с медведями.
Рассмеялся один Волков.
Все собрались в большом конференце. Отправившись туда под взглядом Сигизмундыча с таким серьезным видом, будто уже собирались что-то репетировать. Хотя на поверку их было всего четверо мужиков и прекрасная Лёля Зарайская.
Которая в общем-то почти не присутствовала. В то время как мужики сгрудились у стола в своих мрачных рассуждениях. Она бродила по большому кругу зала, не находя в беседе ничего интересного. С удивительной гибкостью закинула одну руку за спину, обхватив пальцами локоть другой. И в этой противоестественной позе ей, казалось, было совершенно удобно. Только плечи неловко изогнулись, явственней проступили ключицы и тонкие отсветы ребер в глубоком декольте.
И ноги ее будто двигались сами, не давая застыть в покое. Она отбивала бодрую дробь, щелчком ставя сначала каблук, потом носок.
Цок-пам, цок-пам, цок-пам…
— Гуляй душа, побольше бухляша, — мрачно констатировал Антон-сан.
Интеллект тут не проходил.
В памяти всех тренеров до сих пор конфузным пятном маячил новогодний корпоратив двухлетней давности. Тогда программу готовила Верочка. Умная, интеллигентная девушка с двумя высшими образованиями. Очень-очень вдумчивая и серьезная.
Она привлекла режиссера, написала сценарий. И устроила детектив-игру, уверенно утверждая, что на ее предыдущем месте работы это произвело фурор. Масштабно, ярко, захватывающе! В антураже тридцатых: платьях с боа и черно-белых штиблетах. Зал переливался белыми вспышками софитов и бликами сторобскопов.
Певица, облизывая алыми губами микрофон, извивалась на сцене, и ее чешуйчато-серебристое платье загадочно искрилось в клубах дыма.
— …m-а-аy lo-ove… — томно простонала она, закатывая глаза и наматывая на пальчик длинную нитку поддельного жемчуга.
И в зале погас свет.
После чего должен был последовать эффект неожиданного испуга. Тщательно отрепетированные дамские крики, звук выстрела и громовой финал: во всполохе прожектора лежащая на полу певица. А потом захватывающее расследование с завуалированными подсказками, интеллектуальными шарадами, сложными ситуативными комбинациями с вариативностью решений. Так планировала интеллектуальная Верочка.
Фурор и в самом деле имел место быть.
Для начала свет погас не везде. Кто-то что-то перепутал, и сцена осталась освещена. Певица, застигнутая врасплох таким неожиданным эффектом, растерянно оглянулась на оркестр, потом на равнодушно продолжавший пить зал, помяла в пальчиках микрофон. И начала ложиться: очень аккуратно, чтобы не помять дорогое арендованное платье.
Раздались первые недоуменные смешки.
После чего свет замигал и наконец погас. Хотя на этом месте ему, напротив, полагалось включиться. Дамы отрепетированно закричали.
Грянул хохот.
Никакие шарады разгадывать никто не пожелал. Искать подсказки и не подумал. Ситуативные комбинации разыгрывали две девочки-помощницы из одного сочувствия.
Спустя два часа Верочка, покраснев и прижав к лицу кулаки, рыдала в подсобке. Певица, кое-как встав, продолжала петь что-то со сцены — уже поперек регламента и потому не очень уверенно, и то и дело поглядывая на оркестр.
Коллектив продолжил мирно бухать под полуматерные анекдоты; дамы, сидя за столиками, горячо обсуждали мужиков и жеманно хихикали.
И только потный усталый ведущий с жалостью утешал Верочку.
Дебольский, отсмеявшись и наплевав на всех, последние часы мирно проспал в кабинетах на втором этаже.
С тех пор было решено: что угодно, лишь бы без интеллектуальных шоу. Попроще, полегче и ближе к народу. Вот и приходилось выпрыгивать из штанов и изобретать хоть что-то, чтобы как-то сплотить эту разношерстную компанию, не давая разбрестись хотя бы до отбытия дирекции.
Что было не так-то просто.
Потому что для тихих айтишников достаточно было бы заказать кальянную или бильярд, купить коньяку и оставить в покое. Под неторопливые задушевные разговоры в вонючем дыму они просидели бы часов пять или шесть. И к одиннадцати почти трезвыми разошлись.
Дамы из бухгалтерии охотно позажигали бы под мужской стриптиз, мимо нот погорланили в караоке и, пьяненькие и счастливые, целуя друг дуга алонапомаженными губами, нетвердо разлетелись по гнездам ближе к полуночи.
КАМы и баеры — как раз тот контингент, которому хорошо заходят шоу не на самом пике интеллектуализма. Вроде грузной девицы в кокошнике. Которая в нелепом танце разоблачается сначала до восточного наряда, а потом через семь покрывал заканчивает бразильскими трусами.
В прошлом году Дебольский, увидев ее тучные колышущиеся телеса, передернулся и дал отбой: на его вкус это было уже чересчур. А сейчас жалел. Самое то, как оказалось.
И единственное, что, как показала практика, воспринималось на ура всеми — это бармен-шоу да концерт местной самодеятельности. Кому же не интересно посмеяться над коллегами?
В блеске этой неглубокой идеи было только одно «но». В ней никто не желал участвовать. Потому что не хотел, чтобы смеялись конкретно надо ним.
Приходилось загонять силком, ловя в коридорах и униженно уговаривая.
Пока каждый из тренеров уныло перебирал все это в мозгу, с отвращением и превентивной неприязнью обдумывая, с чего начать, о Зарайской как-то забыли.
А она вдруг развернулась и вышла на середину зала.