Другие люди: Таинственная история

— Бляха-муха! — внезапно вскрикнула Шерон. Она остановилась и положила руку на плечо Мэри, — Прошу пардон за грубость. — Тут она согнула ногу и осторожно наклонилась, — Ненавижу ходить по траве на этих гребаных каблуках.
Ее туфли выглядели действительно особенно зловредными: затейливые загогулины с тонким острым клыком, они крепились к лодыжкам с помощью сложных металлических зажимов.
— Черт побери, для тебя ведь тоже надо раздобыть обувку, дорогуша. Вобще-то, сама понимаешь, у меня есть тут кой-какой гардероб, только… Тебе должно быть охрененно холодно. Оппа! — Она кряхтя выпрямилась, — Хорошо еще, что погода переменилась.
Они продолжили путь. Да, погода переменилась. Да, это хорошо. Все налаживается. Теперь Мэри была готова забыть или хотя бы на время отогнать от себя мысль о коварной тяжести, навалившейся на нее, пока она спала. Ведь пока она спала, с ней что-то случилось. Что-то и впрямь произошло. Да, дружище, что-то пришло к ней ночью, искалечило, вывернуло наизнанку. Что бы это ни было, оно не могло вынести, что она жива, оно пыталось убить, уничтожить ее душу. Что это? Может, это прошлое пытается вернуться обратно? Пожалуй. Вполне вероятно, что прошлое ждет, пока ты уснешь, чтобы подкрасться к тебе вот так, незаметно, как змея. И самое отвратительное, что она сама хотела этого насилия над собой. Она сама вызвала его к жизни. И она не получила сполна — просила еще.
— Понимаешь, Мэри, — начала Шерон, — бля буду, пардон, если я знаю, зачем тащусь сюда снова и снова. Клянусь своей красотой, сама не понимаю, почему все еще хожу сюда. Пожалуй, только ради Импи, старая я размазня. Я вообще-то не из этого круга. Я не такая, как они. Однако, видишь ли, опрокинешь пару-другую и, сама понимаешь… просыпаюсь и никогда не могу вспомнить, как тут очутилась. Но мы ведь все такие, правда? Тупо и глупо, да?
— Да, — подтвердила Мэри, — полагаю, что так.
Мэри опять шла по улицам, но теперь у нее была цель. Поэтому улицы теперь больше не казались такими буйными и неуемными. Шерон знала дорогу: она уверенно, даже нахально продвигалась вперед, ни на что не обращая внимания. Ни улицы, ни другие люди со всеми их бедами не задевали ее.
Они двигались очень быстро, и Мэри все время пыталась не отставать. Улицы, которыми вела ее Шерон, отличались по размеру и характеру. Некоторые находились во владении охрипших автомобилей: они были полностью отданы движению, так что, казалось, сам воздух гнал людей своими порывами то в одном, то в другом направлении. Когда достаточно большое число людей скапливалось на углу, автомобили осаживали себя и выстраивались в очередь, рокоча от нетерпения. Порой какой-нибудь отчаявшийся пешеход бросался, лихорадочно виляя, сквозь запруженные переходы, а машины злобно фыркали, застряв на месте. Другими улицами владели, причем сообща и с ощущением гражданского достоинства, расположившиеся на них строения: здесь приоритетом была тишина, а воздух словно застыл. Почти никто не входил в эти дома — и еще реже кто-нибудь из них выходил. Мэри, горя желанием постичь законы жизни, предположила, что, единожды попав внутрь, люди оставались там, пытаясь таким образом избежать улиц и таящихся в них возможностей. По этим улицам машины передвигались с необычайной робостью, а некоторые уже и вовсе остановились отдохнуть, и люди могли вполне свободно и без опаски переходить дорогу.
— Мани-мани-мани-мани-мани-мани-мани-мани, — пропела Шерон. — У тебя ведь ни шиша, верно?
— Чего?
— Денег?
— Я точно не знаю.
— Тогда давай посмотрим… Вчера, цыпуля, у тебя их, верно, куры не клевали.
Мэри с изумлением следила, как Шерон тщательно обследовала содержимое ее черной сумочки. Она о ней и забыла — а ведь сумка все это время висела у нее на плече. Мэри чуть не свалилась, когда вдруг Шерон энергичнее заработала руками в недрах ее сумочки.
— Опппппанькииии, кто это тут у нас? — Ее дрожащие пальцы сжимали пару измятых, слегка отсвечивающих бумажек. — И чем мы на это затаримся?
— Деньгами? — рискнула предположить Мэри, но Шерон уже не слушала.
Семимильными шагами она пересекала улицу. Мэри едва ли не бежала за ней следом.
— Что ты предпочитаешь? — сквозь одышку щедро предлагала подруга. — «Клан дью»?  [2]По паре «Особого» на брата? Забористого портвешку? — Она притормозила. — А как насчет бутылочки «Эмвы»?  [3]— проницательно поинтересовалась она. Затем резко остановилась и проникновенно сощурилась, — А может, крепкого?
— Согласна, лучше крепкого, — подтвердила Мэри.
— Да, вот это тема. Я тоже думаю, это лучший вариант, — уже на ходу подытожила девица. — Ведь с утреца бухло покрепче, оно, так сказать, вносит… свежую струю. Не так ли? Жуть, конечно. Но все мы не святоши. Жди меня здесь, звезда моя. Ща буду.
Под звон дверного колокольчика Шерон вошла внутрь. Вглядываясь в сияющие стекла витрины, Мэри обнаружила, что умеет читать. Вот это уже лучше, обрадованно сказала она себе. Просто и безыскусно надписи и знаки рассказывали ей о деньгах и товарах. Тот, кто делал эти надписи, вечно путался в числах, и поэтому приходилось постоянно зачеркивать одни цифры и ставить на их место другие. Приноровив глаза, девушка сумела разглядеть сквозь стекло то, что скрывалось в полумраке. Бутылки, достоинства которых превозносились знаками на витринных картинках, пестрыми рядами стояли у стены. Шерон перемещалась внутри этого замысловатого грота, поглощенная процессом сделки. Произошел обмен: мужчина выдал Шерон что-то блестящее, после чего та повернулась и сквозь собственные отражения возвратилась к двери.
— Ща тяпнем, и полегчает, — объявила Шерон, когда они оказались в соседней улочке. Крышка хрустнула, отворачиваемая ее проворной рукой. — Твое здоровье, цыпочка.
Ее грузное лицо с пухлым придатком, приляпанным позднее, выглядело одновременно отсутствующим и сосредоточенным. Она пропихнула бутылочное горлышко в отверстие в своей голове — рот. То был влажный и очень забавный участок ее лица, чрезвычайно живой и деятельный, что никак не сочеталось с онемевшей массой всех остальных черт. Мэри как бы случайно подняла руку и проверила. Да, и у нее такой есть. Изнутри она могла нащупать зубчатую кость, изогнутую по контуру губ. Есть ли в теле еще какая - нибудь похожая часть, которую также можно было бы одновременно потрогать и изнутри и снаружи? Она не смогла найти ничего похожего; стало быть, рты должны быть очень важными элементами тела, заключила она.
— Ну во, житуха, кажись, налаживается, — высказалась Шерон; теперь был черед Мэри. — Давай, дерни как следует, — приказала девица.
Мэри открыла рот и влила туда жидкость из бутылки.
— В жисть такого не видала, — спустя пару минут возмущалась Шерон. — Что с тобой, блин, такое? Ты, верно, в жутком состоянии, милая. Капля чудесного бренди — и ты выворачиваешься наизнанку от кашля. То есть ну разве ж это дело?
— Простите, — извинилась Мэри.
Шерон выпила еще.
— «Простите» не булькает. Да ты половину просто выплюнула! — Она опять приложилась к бутылке, — То есть, это, от бренди тебе должно становиться лучше, — Последовал еще один жадный глоток.
— Простите меня, — повторила Мэри.
Шерон бросила пустую бутылку на землю и уставилась пронзительным взглядом на девушку:
— Ты меня за алконавтку не держи, понятно?
Мэри тоже пристально посмотрела на нее в ответ.
«А кто ж ты тогда? — подумала она. — Держу пари, самая настоящая».
Естественно, Шерон настоящая алкоголичка (помимо всего прочего)… Алкоголики — сами знаете, что это за фрукты. Конечно, вы в курсе. Ясное дело, знаете одного или двух лично или, на худой конец, знакомы с кем-нибудь, кто с ними на короткой ноге. Есть о чем призадуматься. Скольких вы знаете? В наши дни их кругом пруд пруди. Я не удивлюсь, если и вы окажетесь одним из них. Ну же? Только честно.
Алкоголики — это люди, которые не способны оставаться трезвыми. Они предпочитают напиваться. У них просто нет сил оставаться самими собой. И в этом они правы. Ведь быть самим собой гораздо сложнее, чем быть пьяным.