Ближний берег Нила, или Воспитание чувств

Длиннолицый генерал молча кивнул. Нил подцепил вилкой лоскут колбасы и положил в рот.
– Во-во, давай, понимаешь, наворачивай… Попей вот…
Он налил в стакан из длинной темной бутылки что-то густое, красное.
– Ой, не надо бы, Роман Нилович, – подала голос Мария Станиславовна.
Отец злобно посмотрел на нее, а генерал откашлялся и мягко, вкрадчиво произнес:
– А вот тут, милая и уважаемая Мария Станиславовна, позвольте вам возразить. Лучше в порядочной взрослой компании, за семейным, так сказать, столом, чем со всякой шпаной под забором… Вот, помнится, у бати моего… – Он выразительно посмотрел наверх. Отец немедленно сделал значительное лицо и посмотрел туда же. – На даче в зимнем саду бильярд стоял, так, бывало, весь наш генералитет соберется и давай катать. Первый приз – бутылка коньяка марочного, второй – бутылка столичной, третий – маленькая, причем все полагалось выпивать, не сходя с места. Не выпил – не мужик! Я тоже участвовал, бывало, так наберусь, что прямо под стол и свалюсь, и меня прямо на руках в спальню относили. А ведь еще в школу не ходил, да-с… И что же – вырос и оснований в чем-либо собой стыдиться не нахожу никаких. Никаких решительно!
Отец энергично закивал, а Нил тем временем глотнул из стакана, и ему понравилось. Сладенько, пахнет виноградным соком и немного щиплет на языке. Он залпом допил стакан и потянулся за вторым.
– Это по-нашему! – расхохотался отец. – Только закусывать не забывай.
Нилу стало тепло и весело. Обида вновь отступила, откуда-то прорезался аппетит, и он принялся поглощать пищу, причавкивая от удовольствия.
– Мы еще тут из тебя мужика сделаем! – провозгласил отец. – Домой приедешь – мама с тещей обалдеют! В смысле, с бабушкой… Бывай здоров!
Он налил всем чего-то прозрачного, чокнулся только с генералом, выпил до дна и крякнул. Нил попробовал, тут же закашлялся, выплюнул.
– Горькая горячая гадость!
– Ой, да это ж я тебе водки по ошибке плеснул. Ну извини старика, вот тебе, на, запей.
Он придвинул Нилов стакан себе, а Нилу налил вина в свой, пустой.
– Ну-с, за присутствующих здесь дам!
– Роман Нилыч, горячишься, дорогой, – скривив рот, проговорил генерал. – Мы еще предыдущий тост не допили, а ты уже новый гонишь. Да еще какой! За дам надлежит полную, стоя и до дна.
Он долил вина в стакан Марии Станиславовны и в свой, а отцу наплескал до краев водки. Потом легко встал, держа стакан на отлете. Следом за ним поспешно и неуклюже вскочил отец. Поднялся и Нил. Его слегка кружило, ноги держали не очень хорошо, и это было смешно.
– Вот теперь – пожалуйста. Итак, пьем здоровье присутствующих здесь прекрасных дам!
Генерал лихо осушил стакан, ловким, кошачьим движением приблизился к Марии Станиславовне, взяв за пальцы, чуть приподнял ее белую, полную руку, поднес к губам и поцеловал.
– Волшебница! – с чувством прошептал он.
Мария Станиславовна зарумянилась – то ли от смущения, то ли от удовольствия. Отец шумно хрустнул огурцом.
– А теперь предлагаю небольшой антракт, – провозгласил генерал, усаживаясь. – Желающие могут перекурить и оправиться.
Отец громко, натужно захохотал – чему, Нил так и не понял, – извлек серебряный портсигар, протянул генералу.
– Нет-нет, благодарю, дорогой, «Казбек» не курю, у меня свои…
Петр Николаевич принялся несколько картинно, как показалось Нилу, охлопывать себя по карманам, глядя при этом на Марию Станиславовну.
– Надо же, вот незадача… – бормотал он. – Не иначе как в номере оставил… Ну да, точно, на кровати… Представляете, Мария Станиславовна, оставил у себя в номере блок хороших сигарет… Я, разумеется, сходил бы, но там, знаете ли, товарищи офицеры, вопросы всякие, задержаться опасаюсь… А мне бы еще с Роман Нилычем парой слов перекинуться… по службе…
– Так вам принести, что ли? Давайте я схожу. Тут и недалеко совсем. Заодно проветрюсь. А вы пока поговорите… по службе.
– Да что вы, дорогая Мария Станиславовна, да зачем же, это так обременительно… Вот ключик. Прямо на кровати лежит, вы увидите. И заодно там в холодильничке шампанского бутылочка… «Новый Свет»… Вы уж прихватите.
– Уж прихвачу…
Мария Станиславовна поднялась.
– Мож-жно я с вами… – заплетающимся языком произнес Нил, попробовал встать со стула, упал, глупо захихикал и, встав на четвереньки, вновь взобрался на стул.
– Молодому больше не наливаем, – с отеческой улыбкой проговорил генерал. – Так мы ждем, милая Мария Станиславовна. Ждем-с.
Когда стукнула входная дверь, генерал по-хозяйски раскрыл отцовский портсигар, достал папиросу, закурил, шумно потянулся. Отец смотрел на него молча и тупо.
– Такие дела, товарищ подполковник… – Генерал с наслаждением затянулся. – Ты наливай пока, наливай, отметим в сугубом, так сказать, кругу… Ух-х… Ты грибочком-то закуси, грибочком… Да-а, на заслуженное, так сказать, плечо спикировала звездочка, на заслуженное. Бог даст, не последняя… И я не просто так, абы что сказать, – есть, понимаешь, в управлении такое мнение… Комдив-то ваш, батька, он, конечно, слов нет, офицер опытный, фронтовик, дело свое туго знает. Но ведь всему на свете срок положен, а у него и сердчишко пошаливает, и до пенсии полтора годочка всего. А участок тут, не мне тебе объяснять, ответственный, западная граница, и случись что – мы первые… Воздушный щит родины… Нам на такой участок нужен командир особенный. Молодой – но и опытный. Инициативный – но и ответственный. Много полетавший, повидавший, покомандовавший – но и чтобы хозяйство знал как свои пять пальцев…
Для наглядности генерал выставил вперед растопыренную ладонь с поджатым большим пальцем. Получилось четыре. Нил хихикнул, но никто на него внимания не обратил.
– И такой человек у нас есть. – Генерал сделал многозначительную паузу. – Но возникает с этим человеком одна загвоздочка…
Отец слушал, затаив дыхание. На лысине, красной как арбуз, проступили капельки пота. Нил тоже навострил уши.
– Морально, скажем, бытового плана загвоздочка, – продолжал, не торопясь, генерал. – То, что данный товарищ, имея законную супругу, проживает с этой самой супругой не только раздельно, но и в разных городах, – это, конечно, только данного товарища и его супруги личное дело. А вот то, что данный товарищ, будучи официально расписан с одной женщиной, фактически открыто проживает с другой женщиной, с которой не расписан, – это уже, как ни крути, с формальной точки зрения аморалка. А у нас в кадровых комиссиях, ох и формалисты же! Я, конечно, не кадровик и не политработник, и по служебной линии данный вопрос меня не касается нисколько, но коль скоро этот подполковник – мой друг еще с курсантской скамьи, то я считаю своим дружеским долгом предупредить и предостеречь…
– Так ведь и… что ж теперь?..
– Нет, по-мужски я тебя, Роман, конечно, понимаю, даже очень понимаю, но как старший офицер… Ты, Роман, поставь себя на мое место. Укажи я в отчете на это обстоятельство – тебе по шапке, и тогда уж не о дивизии думать, а о местечке на гражданке. Если не укажу, а оно потом всплывет на переаттестации – тогда уж по шапке мне, куда, мол, глядел, товарищ старший инспектор ВВС? Ну, я-то, положим, отверчусь как-нибудь, а тебя-то все равно пинком под задницу… Сейчас им только повод дай – слыхал небось, что Хрущ очередное сокращение готовит? За двенадцать месяцев на полтораста тысяч кадровых офицеров разнарядочка…
Отец дрожащей рукой прикурил папиросу от папиросы. Жилы, вздувшиеся на шее, казалось, вот-вот лопнут.
– Имеется у меня, правда, одна мыслишка, как напасть такую объехать на вороных. – Генерал прищурился, отчего лицо его стало похожим на старый, желтый, кривой огурец. – Но тут, брат, нужно полное твое согласие и чтобы без обид. Иди-ка сюда…
Он что-то зашептал отцу на ухо. На красном, нетрезвом лице подполковника Баренцева сначала отразилась интенсивная работа мысли, потом лицо это жутко, почти до черноты, побагровело. Баренцев уперся локтями в стол и стал судорожно, как выброшенная на берег рыба, заглатывать воздух.