Сын прерий

Она распахнула дверцу кабины и лучезарно улыбнулась ему. От одной этой улыбки Тед готов был на стенку лезть. Свободолюбивая Банкрофт! Видите ли, она ни в чем не намерена подчиняться ему!.. Самостоятельно забралась в его самолет, который он холил и лелеял и никому не доверял!..
Джесс выставила из дверного проема ногу в джинсах, и Тед тут же схватил ее и стянул на землю, отшлепав на лету.
— Ты что это себе позволяешь? — заорал он, пытаясь перекричать шум мотора.
— Лечу с тобой, низкий лжец! — крикнула она в ответ.
— Я тебе вчера сказал — забирай Лиззи в Калькутту, пока я слетаю на ранчо.
— Но я не согласилась... — начала она.
— А мне его и не надо, твоего согласия...
— Я против того, чтобы ты продавал ранчо. Что это решит?
— Все! Я уже три года теряю деньги. Людей убивают.
— Нет!
— Что значит нет? В конце концов, это моя собственность.
— Нельзя же уезжать так вот за здорово живешь, не выяснив, что там происходит.
— Я устал сражаться в одиночку со всеми в этой стране. — У Теда заходили желваки.
Выражение лица у нее смягчилось.
— Но ты не один — теперь ты не один.
Он уставился на нее с нескрываемым презрением, поджав губы. Не хватало еще, чтобы на нее там напали. Сколько бы Джесс ни храбрилась, она всего лишь женщина.
— Вот это-то и пугает меня больше всего, — парировал он, но уже не так резко. — Ну неужели ты не понимаешь, что я не могу допустить, чтобы с вами что-то случилось? Если вы с Лиззи будете у меня под боком, вы мне спутаете все планы.
— Но это наше общее дело.
— Да нет же! Нет!
— Дейерде — моя сестра. Ее убили, скорее всего, в связи с тем, что творится на ранчо.
— Но мне не хочется, чтобы и ты тоже так погибла.
— Если ты полагаешь, что я из тех женщин, от которых можно легко отделаться как от ненужного балласта или запрятать вдали от линии фронта, то ты ошибаешься.
— Если тебе действительно небезразличны мы с Лиззи, ты хоть на этот раз должна сделать так, как тебе говорят.
— Я не трусиха... как ты...
— Это я-то трус?
— А как иначе назвать человека, который готов распродать все нажитое его семьей и бежать куда глаза глядят?
— Но все это не так.
— Ах, не так? Тогда будь любезен, скажи, как.
— Не твое собачье дело!
— Я не Дейерде, и мне ты глотку не заткнешь. Это и мое дело. Я люблю Лиззи как собственного ребенка.
— Господи! Сколько можно твердить: я не хочу, чтобы ты вмешивалась в мою жизнь.
— Но ты и Лиззи и есть моя жизнь, значит, твои дела — это мои дела.
— Послушай, если мы хотим быть вместе...
— Ах, вот как! Ты еще пытаешься угрожать мне!
— Слушай внимательно, — продолжал Тед, — ты не полетишь со мной в Джексонову заимку, и дело с концом. Я не потерплю, чтобы женщина пыталась лезть туда, куда ей не следует. Говорю последний раз; если ты не послушаешься, между нами все кончено. Ты поняла? Кончено!
С сиденья пилота неслись бессвязные проклятия. У Джесс заныло сердце. Она чуть повернула голову и взглянула на Теда. Он был мрачнее тучи. Он из кожи вон лез, чтобы досадить ей и излить на нее все накопившееся раздражение. Чтобы она надолго запомнила это путешествие.
Они летели над выжженной красноватой степью Квинсленда; океанская гладь и зеленая лесная полоса давно остались позади. Летели уже несколько часов.
Мита и Лиззи сидели тихо как мышки. Бедная Мита, вероятно, перепугана до смерти таким путешествием.
Джесс изо всех сил старалась сохранять бодрый вид. Они с Джексоном за всю дорогу не проронили ни слова. Как и все мужчины, Джексон мог дуться до бесконечности, когда что-то было не по нему. Но и она легко не сдается, и ее голыми руками не возьмешь. Так они и летели: в черной меланхолии Тед, с деланной бодростью Джесс.
Когда они приблизились к горным кряжам, покрытым эвкалиптовыми деревьями, Тед показал вниз.
— Вон там, внизу, — мрачно произнес он, — проходит граница между хозяйством Мартинов и Джексоновой заимкой. — (Джесс кивнула головой, довольная, что он наконец-то заговорил.) — В конце прошлого века здесь был огороженный выгон, — продолжал Тед. — Сейчас — голая пустыня. Эрозия уничтожила верхний слой почвы, и богатейшие пастбища приказали долго жить.
Зрелище внизу было действительно безрадостное: тысячи акров опустошенной земли, иллюзия завораживающего очарования бескрайней пустыни. Повсюду в глаза бросались последствия жесточайшей засухи.
— У нас два десятка скважин, насосы, ветряки, но, когда все заходит так далеко, одной водой делу не поможешь: не хватает и корма, рассказывал Тед. — Приходится закупать фураж, но при такой засухе цены баснословно растут. Начинается падеж скота. Ближайший рынок — у черта на куличках. Словом, безумный бизнес в безумной стране. Несколько лет назад многие местные жители стали продавать свои хозяйства янки. А теперь американцы пытаются сбыть их назад австралийцам. Шесть лет тому назад я купил этот участок у Мартинов. Сейчас они покупают его у меня.
— Но не может быть, чтобы ничего нельзя было предпринять во имя спасения ранчо.
Тед посмотрел на Джесс с таким мрачным видом, что она отвернулась, вся внутренне сжавшись.
— Первые поселенцы здесь были каторжане, и великая пустыня была для них решетками все той же тюрьмы. Она всегда внушала им ужас.
Под крылом самолета ландшафт постоянно менялся: то тянулась степь, то вдруг она начинала морщиниться глубокими складками, дыбилась скалами, горами, зияла ущельями.
— Не хотела бы я здесь потерпеть крушение, — бросила Джесс.
— Кстати, именно тут разбился несколько лет тому назад самолетик моего соседа Холта Мартина. Он умер мгновенно: самолет грохнулся в ущелье. Ноэль не могла найти его целый месяц.
— Ноэль?
И без того мрачное лицо Теда помрачнело еще больше.
— Это его американская кузина. Не исключено, что она стоит за всем, что здесь творится.
— Тебе бы только валить все на женщин!
Тед еле слышно выругался.
— А тебе бы только свести все к антагонизму полов!
— Но почему ты так уверен, что это именно она?
— Прежде всего потому, что с ее появлением многое тут изменилось не в лучшую сторону.
— Но это может быть совпадением.
— Ты всегда на все находишь быстрый ответ?
— Когда факты такие незначительные — разумеется.
В ответ Тед только заскрипел зубами.
— Единственное, что я могу сказать, — это что до ее появления мы знать не знали никаких бед. Ноэль спровадили на все четыре стороны из Луизианы, и явно не по причине ее благонравного поведения. Она из тех особ, от которых свары и дрязги начинаются сами собой, стоит им где-либо появиться. После гибели Холта она только тем и занимается, что все разнюхивает да сует нос не в свои дела, — одним словом, каждой бочке затычка.
— Это не в мой ли огород камушек?
Тед скорчил гримасу.
— На воре и шапка горит. А насчет Ноэль, так еще до гибели Холта она настропалила его против его же брата, Гранджера, а Гранджера — против меня.
— А ты вроде говорил, что именно Гранджер покупает твою землю.
— Так оно и есть.
— Может, корень зла в нем?
— На его собственность нападали не меньше, чем на мою.
— Но ты еще говорил, что и Гранджера мутит от Австралии. Зачем же ему прикупать земли?
— Здесь-то и зарыта собака: знал бы я, что и как, меньше бы проблем было.
Самолет провалился в воздушную яму, и Тед снова надолго замолчал. День клонился к вечеру, но солнце било в глаза с такой силой, что некуда было деваться от его слепящих лучей.
— Чтоб ему пусто было! — рявкнул Тед.
Сначала Джесс решила, что он имеет в виду солнце, а потом заметила на фоне предзакатного неба зловещие черные кольца дыма.
— Что там такое? — прошептала она.
Губы у Теда сжались, он смотрел вниз, прищурив глаза.
Под ними виднелся двухэтажный дом и вокруг него другие строения, вероятно подсобные: амбар, контора, домики для работников, прачечные. Они словно съежились в пугающем сумраке. Чуть дальше она увидела конюшни и коровники.