Исповедь Плейбоя (СИ)

Мне кажется, Юра делает это нарочно: «хвастается» тем, чем обычно не горят хвастаться.
— Поцелуешь меня, Ви? – щурится он, наклоняясь к моему лицу.
Я могу плюнуть в него и даже с туманной головой все равно попаду прямо в центр, но мне даже слюну жаль на него тратить.
— Ты мне противен.
— А ты – мне. Но я – породистый кобель, ты – породистая сука, и мы должны родить парочку щенков с хорошей родословной, потому что, - он еще немного вдавливает мои плечи в подушку, - деньги к деньгам, Ви. Ну и потому, что даже мамочка с папочкой не станут вмешиваться в нашу личную жизнь. Хочешь узнать, почему?
— Хочу, но не от тебя.
Дурной сон. Я просто сплю и вижу уродливое извержение своего подсознания, после которого обычно наступает не приятное расслабление, а только затяжная головная боль.
— Я все спустил, Ви, - без стеснения, даже с некоторой гордостью, признается Юра. – И деньги моих родителей, и деньги твоих. Но у меня еще есть возможность отбить свое. Твой папаша не идиот, он не станет терять последний шанс вернуть хоть что-то. А если вдруг ты решишь спрятаться у него под крылом, я просто спущу с цепи тех собак, которые порвут Розановых на клочки, и тебя вместе с ними.
— Спустил? – очень сильно «притормаживаю» я.
Юра сует руку в карман брюк, но не спешит показывать, что там. Заводит руки за спину, корчит загадочные рожи и выставляет вперед два сжатых кулака. Я просто говорю, что он мудак.
— Все-таки ты скучная, - фальшиво сожалеет он, но все равно доигрывает спектакль до конца.
Сперва раскрывает одну ладонь – там пусто.
Потом, со звуком «та-дам!» - вторую. На ладони лежит маленький пластиковый пакетик с белым порошком.
И все становится на свои места.
****
Понятия не имею, откуда это в моей голове, но я знаю, что все наркоманы – особенно те, кто сидят на «дорогом» товаре – могут практически сутками не спать без потери трудоспособности, быстро соображают (а совсем не тормозят), находятся в состоянии непрекращающегося позитива и оптимизма… и просто неутомимы в постели.
Я не понимала, как Юру хватает на все: и пахать, как проклятому, и уделять мне внимание хоть утром, хоть вечером. Списывала это на попытки загладить вину, дать мне ощущение хорошего правильного брака, в котором у жены есть все, и любовь мужа в том числе. И еще наивно думала, что так Юра хочет показать мне, как много я значу в его жизни.
Вернуться бы назад и врезать себе от души.
— И ты вот так запросто мне признаешься? – спрашиваю я, стараясь не выдавать раздражение. Уже и так понятно, что муж ведет свою игру и любая попытка огрызаться будет только сильнее его раззадоривать.
На самом деле, мне не нужен ответ. Я не настолько глупа, чтобы не понять причин показухи, но пока он будет изгаляться и рассказывать о своей безнаказанности, у меня есть пара минут подумать.
Я никому не могу сказать, что он – наркоман. Вернее, смогу, но это не будет иметь никаких губительных для него последствий. Просто мое слово против его. Мы оба это знаем, и Юра в полной мере наслаждается безнаказанностью.
Не верю, что Юра мог нас разорить: мой отец не настолько глуп, чтобы вручать ему ключик от утки, несущей золотые яйца. Хотя, насколько я слышала, после нашего брака все трое – мой отец, Юра и Шаповалов-старший – решили организовать совместный проект, в который вложились на равных. Возможно, Юра его спустил. Возможно, он нарочно очень сильно преувеличивает, чтобы меня напугать. Возможно, он просто обдолбился и сам не понимает, что несет.
—Ты же знаешь, Ви, что твои слова будут просто сотрясением пустоты, - посмеивается он, и меня выкручивает наизнанку от потребности вырвать, потому что смотреть на проплешины в синюшных деснах абсолютно невыносимо. – Просто, знаешь, если моя жена прется от мальчика по вызову, то это повод перестать смотреть на нее, как на Деву Марию с младенцем. Ты же взрослая девочка, Ви, ты готова услышать суровую правду.
— О том, что замужем за наркоманом?
Он просто кивает.
Он точно не в себе.
Наш разговор не имеет смысла, потому что я не готова играть в его чокнутой постановке ни главную, ни второстепенную роль.
— Я хочу поговорить с родителями, Юра, - выдерживаю ровный и холодный тон. Голова кружится, тошнота делает кульбит в области кадыка, и я непроизвольно снова прижимаю ладонь к губам. Господи, только бы это были просто последствия удара, только бы мои контрацептивы снова не дали осечку, только бы…
— У тебя будет ребенок, Ви, - словно читая мои мысли, хихикает Юра. Теперь изменения в его поведении настолько очевидны, что я не понимаю, почему ничего вот этого не замечала раньше. Или он хорошо маскировался? Или сегодня, прежде чем прийти, у него был повод перебрать?
— Ты врешь, - говорю я. Не хочу в это верить.
— Нет, Ви, не вру. Тебе сделали анализ крови, что-то там нашли, посчитали и сказали, что это примерно две недели.
Мне больно от того, что как только его слова стихают, в голове появляется звенящая черная мысль: две недели – это ведь даже не… ребенок?
— Я обещал матери ее порадовать – я старался.
— Я думаю, ты врешь. – Сейчас особенно трудно беззаботно улыбнуться, но у меня почти получается. – А если нет – я все равно сделаю аборт. Ты наркоман. Ты же знаешь, что это означает?
Удивительно, что такой взрослый, почти тридцатилетний мужчина так искренне удивляется элементарщине из школьных учебников.
Зато совсем не удивительно, что сразу после моих слов Юра заталкивает пакетик с порошком в мой кулак, сжимает пальцы своей пятерней и яростно шепчет прямо в лицо:
— Только попробуй, сука.
Дверь в палату открывается, на пороге появляются наши матери. И по их лицам я понимаю, что новость о моей повторной беременности для них точно уже не новость.
  
Глава двадцать четвертая: Снежная королева
 
Юра старательно изображает заботливого мужа ровно двадцать минут, которые его мать, словно полоумная, поливает меня слезами радости и говорит, что мне нужно быть осторожнее и следить за своим здоровьем, а не падать в голодные обмороки от салатов из одних капустных листьев.
Вот, значит, какую «сказочку» он всем рассказал. И как идеально в нее вписалась моя беременность. Просто лучше не придумать, и не подкопаться. Но почему-то мне кажется, что у истории есть продолжение. Потому что… Потому что там был Руслан. И потому что теперь Юра похож на жертву бандитского налета. Интересно, что он рассказал о потерянных зубах?
Господи, Руслан.
Я стону, роняю голову на подушку, потому что виски сдавливает неимоверно адская боль, и потому что именно сейчас думать и анализировать слишком трудно. Как будто все, что есть внутри меня бросают в огромный блендер и перемешивают до состояния кашицы без комочков, а теперь тонкой струйкой, через кондитерский мешок, вталкивают обратно. Мне не за что ухватиться внутри себя, ведь во мне не осталось ничего целого, даже маленького хряща в мизинце. Пытаюсь поднять руку – и не могу. И что-то давит на грудь невидимым столпом, как тупая шпилька весом в тонну.