Исповедь Плейбоя (СИ)

— Наверное, нужно открыть вино? – предлагает Руслан.
— Лучше коньяк, - стараясь уловить настроение матери, отвечаю я.
Пока он ищет стаканы, я присаживаюсь за стол и терпеливо жду, когда мать задаст тон разговору. Всего-то минута-другая, но время тянется бесконечно. Потому что я прекрасно понимаю, что от финала этого разговора зависит, буду ли я с Русланом и с семьей или только с Русланом.
  
‌‌Глава тридцать третья: Плейбой 
 
Мать Кошки свалилась как снег на голову, пока я, радуясь, что могу ходить почти самостоятельно, решил приготовить ужин.
Эвелина уехала на встречу с адвокатом, и я, воспользовавшись случаем, сделал то, что давно пора было сделать – обрубил концы. Во всех смыслах. Осталась только последняя жирная точка – Инна. Правда, новость о моем «уходе» оказалась для нее совсем не новостью: за те пару минут, что я отходил допивал чай и придумывал самую удачную формулировку для разговора с Инной, Лариса (хозяйка агентства) уже успела позвонить подруге и сделала большую часть мое работы. Поэтому, когда Инна вязла трубку, меня ждал ее естественный вопрос: каким образом мой уход скажется на наших отношениях. Я был бы идиотом, если бы сказал, что у меня появилась другая – нормальная – постоянная женщина, поэтому умолчал о существовании Эвелины, но обо всем остальном врать не стал.
— То есть ты меня посылаешь? – спросила Инна тоном женщины, которую надули и нагрели прямо у нее под носом.
Я сказал, что я посылаю всех. И спросил, как и где мы можем встретиться, чтобы я вернул «Ровер». Она с психов устроила ор, от которого у меня еще минут десять звенело в ушах, а потом сказала, что сама позвонит, когда отойдет и перестать хотеть отрезать мне яйца ржавым ножом.
Парадокс в том, что даже женщина с насквозь холодной головой на мое «нет» отреагировала точно так же, как и все другие влюбляшки до нее. Одно плохо: Инна – не просто богатая баба, она еще и очень властная злопамятная баба, и это ее «поговорим потом» вгрызлось мне в затылок и жужжало там до тех пор, пока на пороге на появилась мать Эвелины.
Вот тогда я понял, что вечер перестает быть томным.
Сначала она просто интересуется моим здоровьем, потом благодарит за то, что заступился за Эвелину. Я говорю, что это не было то заступничество за которое стоит благодарить. Ее следующий вопрос – чем я занимаюсь? На всякий случай – вот, что значит хорошее воспитание – сразу озвучивает, что помнит мое лицо и у нее есть «теория» о том, чем и как я зарабатываю на жизнь. Бережет он неловкого положения.
— Я из эскорта, - говорю коротко и в лоб.
— Ты спишь с женщинами за деньги? – уточняет она мою нарочито размытую фразу.
— Да, я этим занимался.
— Занимался? – Она выразительно очерчивает прошедшее время моей реплики.
— Больше не занимаюсь.
— Давно?
— После того, как попал в больницу.
Она просто кивает и вдруг резко переводит разговор, спрашивая, не прислать ли нам помощницу, чтобы помогала готовить, потому что Эвелина даже бутерброды не умеет делать. И мне становится лучше, потому что готовка – моя стихия. И еще ей, кажется, нравится, что мне не стыдно носить женский передник. После того, что мне приходилось делать, чтобы клиентки были довольны, передник с чертовыми бантиками – это просто детский лепет.
А потом приезжает Эвелина и я чувствую себя полным идиотом, потому что это не я должен быть на смотринах, как красна девица, и потому что Кошка не должна выбирать между мной и своими родными.
Но еще я знаю, что сейчас мне лучше держать рот на замке, и просто наполнить три стакана купленным на днях коньяком. А я все думал, зачем Эвелине понадобилась бутылка дорого бухла в пару к хорошему вину. Надо на будущее предложить ей вешать на бутылки стикеры с подписью: «На случай важных переговоров».
Эвелина делает глоток, я просто обмакиваю губы, потому что в моей крови столько фармакологии, что лучше не рисковать, а вот теща в два хлопка приговаривает все и взглядом просит налить еще. И новую порцию тоже выпивает залпом. Судя по тому, как морщится, пьет она редко и точно градус поменьше.
‍Поднимает на меня взгляд, вскидывает руку, когда Эвелина пытается что-то сказать. Похоже, солировать все-таки мне. И это хорошо.
— Ты с ней за деньги?
Я ждал этот вопрос. Даже странно, что мы с не с него начали, потому что едва она меня увидела – сразу поняла, что к чему. Вопросы о здоровье были просто данью вежливости.
— Нет. Деньги у меня есть.
— И чем ты планируешь ее обеспечивать? У моей дочери большие запросы.
Кошка поджимает губу.
— Хочу открыть ресторан.
Сгружаю на тарелку свежую порцию, и женщина берет свежий блинчик, складывает его в четверо и кладет в рот.
— Ну с этим ты справился лучше, чем ее бабушка.
Наверное, в ее словах скрыт какой-то тайный смысл, потому что Эвелина с шумом выдыхает, и делает то, чего я раньше никогда не видел: прислоняется лбом к моему плечу, сперва улыбается, а потом беззвучно плачет, дергая плечами, словно заевшая игрушка.
— Если ты ее обидишь, - продолжает Розанова, - то не найдется на карте такого места, где бы мы тебя не нашли. Это понятно?
В башку лезет какая-то хрень о том, что я и сам за нее кого хочешь обижу, но в моем поломанном состоянии это будет просто нелепый пафос, поэтому просто обнимаю Кошку за плечи. И надеюсь, что проверку я с горем пополам прошел.
— Я сама поговорю с отцом, - говорит Розанова, прежде чем уйти. – Я позвоню, когда будут… хорошие новости. Дай ему пару дней.
Эвелин порывисто обнимает ее, и они выходят за порог, о чем-то еще долго разговаривая на улице прямо под моросящим майским дождем.
****
Эвелина возвращается в дом только через час: еще долго сидит в плетеном кресле на крыльце, подтянув колени до самого подбородка и просто смотрит на дождь. Я даже примерно догадываюсь, о чем она думает, потому что и у меня бывали моменты, когда укрывало так, что не хотелось видеть вообще никого, даже собственное отражение. Надеюсь только, что у нее обычный приступ женской меланхолии, а не самокопание экскаваторным ковшом.
Я держу наготове горячий чайник, и как только Кошка переступает порог кухни, силой всучиваю ей чашку. Она делает такой жест бровями, будто получила от меня не просто жест искренней заботы, а яйцо Фаберже. Усаживается на барный стул и алчно смотрит на горку блинчиков, которые я успел сложить треугольниками.
— Ты знаешь, что моя бабушка была настоящей мастерицей их готовить? – говорит она, поближе подтаскивая тарелку.
— Судя по комплименту твоей мамы, теперь знаю.
— Это был не просто комплимент. – Эвелина все-таки решается взять один, откусывает и медленно, с расстановкой жует. Потом жмурится, и подпирает голову кулаком. Наверное, если бы Кошка в самом деле была кошкой, то уже бы прогнулась в спинке и пришла гладиться. – Руслан, я уже говорила, что люблю тебя? Нет? Считай, что сказала.