Менестрель

Тело Линет словно стало другим всего лишь от этой единственной ласки.
Оно ожило.
И это напугало её.
Она ведь дала обещания.
Линет убеждала себя, что любые чувства к незнакомцу были всего лишь ложью, реакцией на ультиматум её отца. Но она знала, что если бы осталась, то уступила бы его прикосновениям, той магии, которая, так или иначе, окружала их.
Он был солдатом и странником. Возможно, где-то у него даже была семья, которую ему приходилось содержать. Вполне вероятно, что у него была женщина. В незнакомце чувствовалась какая-то уверенность, дух властности, который выделял его из обычных солдат, по крайней мере, тех, которых Линет видела в Клендене расположившимися на постой. Ещё он был опрятным, а его тело пахло мылом и кожей.
Её собеседник отличался от всех, кого она знала. Линет даже не знала его имени, однако же, они разделили моменты тишины как вчера, так и сегодня утром. По правде говоря, она никогда прежде не получала такого удовольствия от общения с мужчиной, как со своим солдатом, готовящимся стать трубадуром. Повинуясь своей фантазии, Линет начала размышлять об именах, под которыми он смог бы прославиться. Скорее всего, Джон. Это было самое обычное имя.
Но незнакомца можно было назвать каким угодно, только не обычным. Может быть, Гарет или Бэннинг. Брайс. Все эти имена вызывали в воображении мысли о силе.
Линет приближалась к замку и осознавала, что снова опоздала. Девушка подозревала, что слишком задержалась, чтобы проскользнуть домой никем не замеченной на своей великолепной лошади. На мгновение ей пришла в голову мысль о том, чтобы вернуться в лес и обменять свою кобылу на клячу незнакомца, но тогда начнутся поиски Брайди, и, вероятнее всего, собеседника Линет повесят. Скорее всего, это всё равно случится, если он продолжит прятаться поблизости, за всеми наблюдая. Очевидно, незнакомец не придал значения её предостережениям.
Однако же, Линет показалось, что он появился из ниоткуда вчера утром. Словно призрак.
Хотя незнакомец не был призраком. От прикосновения духа её кожа не стала бы пылать, а от самого духа не пахло бы лесом, мылом и кожей. Привидение не играло бы на лютне и не пело бы притягательным глубоким голосом. Призрак не заставил бы сердце Линет биться сильнее. По крайней мере, если бы всё это делал призрак, это было бы не так приятно.
Святые небеса, сейчас её размышления звучали, словно у женщины из какой-нибудь поэмы, а не как у реального человека, имеющего определённые обязательства.
Она направилась в лес, граничащий с замком, и привязала свою лошадь там. Линет могла проскользнуть во двор замка незамеченной, а Селуин привёл бы кобылу позже. Во всяком случае, она надеялась, что ей удастся пробраться домой незамеченной. Если Линет столкнётся с кем-либо из гостящих у них в замке лордов, это будет катастрофа. Она подошла к воротам и постучала. Показалось лицо Уильяма — он взглянул на молодую госпожу и впустил её.
Проходя через ворота, Линет улыбнулась стражнику.
— Ваша лошадь, миледи?
— Селуин приведёт её. Я потеряла счёт времени и подумала, что будет проще вернуться назад именно так.
Уильям кивнул, соглашаясь с ней. Он будет обо всём молчать, так же как и она не рассказывает отцу о том, что это Уильям позволяет ей каждое утро выезжать на прогулку. В свою очередь, Линет часто тайком приносила ему булочки с кухни и даже немного вина более хорошего качества из погребов замка вместо низкосортного эля, которым обычно снабжали солдат.
А затем она увидела Роберта, графа Келлума. Он сидел на лошади, так же как и ещё несколько человек, включая Мэнфилда и Уикхэма. Линет мельком взглянула на егерей, еле сдерживающих нескольких собак, которые в нетерпеливом предвкушении бегали рядом с Келлумом. Гости собирались на охоту. Её отца не было среди всадников, но в этом не было ничего удивительного. Из-за подагры ему было трудно сидеть в седле и ездить верхом.
Радуясь, что никто не обращал внимания на юного паренька, Линет нырнула за кухню, которая располагалась во внутреннем дворе замка, отдельно от главного строения. Она надеялась, что те, кто уезжал на охоту, не заметят Брайди. Или незнакомца. Святые угодники! Незнакомец. Линет должна была добраться до него прежде, чем это сделают охотники, и сказать ему, чтобы он уезжал из леса. Собаки, вне всякого сомнения, почуют его запах, и тогда незнакомца схватят как нарушителя, вторгшегося в чужие владения, или, что ещё хуже, как вора.
Его могут повесить.
Она дождалась, пока охотники, сильно шумя, не проедут через ворота. Затем Линет подбежала к Уильяму.
— Мне снова необходимо покинуть замок, — заявила девушка. — Селуин занят, и больше нет никого, кто смог бы привести Брайди. — Стражник пребывал в нерешительности.
— Что же я скажу милорду, если он спросит, почему я Вас выпустил?
— Скажи ему, что я тебя уверила, что уехала с его разрешения, — ответила Линет. — Я не хочу, чтобы ты попал в беду. — Уильям протяжно вздохнул, смирившись с такой ситуацией.
И открыл ворота. Девушка выбежала из замка. Ей больше не было видно всадников. Сердце её глухо билось. Сможет ли она добраться до незнакомца вовремя?
***
Дункан знал, что ему следовало уехать. У него не было причины оставаться у игристого ручейка и озерца, которое тот образовал. Совсем никаких причин. И всё же ему не хотелось уезжать. Дункан до сих пор мог слышать мелодию, всё ещё видел медленно появлявшуюся улыбку удовольствия на лице своей собеседницы, когда он стал подпевать ей. Там, где она сидела, трава была примята, а её музыка всё ещё отдавалась эхом среди деревьев.
Незнакомка вполне могла бы оказаться колдуньей, если бы он верил в такие вещи. Она была похожа на лесного эльфа, фею, появляющуюся из ниоткуда. Дункан чуть не последовал сегодня за ней, но побоялся, что если он так поступит, она может исчезнуть и не вернуться никогда.
Почему же он не был настойчив и не узнал её имя?
Его околдовали. Это было единственное объяснение. Раньше он никогда не пребывал в растерянности. Дункан не мог вспомнить ни одного случая, когда бы он терял контроль над происходящим. Но после нескольких минут с этой молодой девушкой маркиз Уортингтон превратился в заикающегося ученика.
Даже теперь он не желал уезжать.
Лай гончих псов нарушил тишину. И тогда Дункан тронулся с места. Ему не хотелось быть пойманным тут. Если подобное всё же произойдёт, маркизу Уортингтону придётся раскрыть своё положение в обществе, если только его не повесят немедленно. Но он сомневался, что даже тогда кто-нибудь поверит ему. Маркиз, переодетый в странствующего бродягу?
Если всё же Дункану удастся убедить кого-нибудь в том, что он говорит правду, результат всё равно может оказаться губительным для него. Эту историю начнут рассказывать по всей Англии. Маркиз Уортингтон, путешествующий под видом бедного, не слишком умелого менестреля. Он станет посмешищем, и вся Англия будет думать, что Дункан сошёл с ума. В лучшем случае его сочтут безрассудным, в худшем — безумным. Он бы не стал винить короля Генриха, если бы тот отобрал у него поместье.
Он подошёл к своей кобыле. Без сомнения, ей не оторваться от гончих, но у него на этот случай был для них небольшой подарочек. Дункан не предвидел именно этот момент, но он всегда носил с собой немного горчицы. Её использовали во многих хозяйствах, чтобы замаскировать вкус пересолённого мяса и испорченной птицы. Он не знал, где ему будет суждено останавливаться или что придётся есть, а горчица скрывала любое прегрешение.
Маркиз Уортингтон заглянул в свою седельную сумку и нашёл там мешочек. Он разбросал порошок на небольшом участке, а затем сел на лошадь и направил её в воду. Ручей был неглубоким, хотя течение в нём было быстрым. Горчица отвлечёт внимание гончих псов, а затем вода скроет любой застоявшийся запах. Дункан не мог продвигаться вниз по течению по направлению к дороге. Собаки приближались как раз с той стороны. Ему придётся ехать вверх по течению, направляясь к холму. Он повернул лошадь в нужном направлении и сжал своими бёдрами её бока, чтобы животное начало передвигаться быстрее. Кобыла перешла на неуклюжую рысь, ударяя копытами по воде и обрызгивая лосины своего хозяина и плохо сидящие на нём сапоги. Дункан достиг гребня холма как раз вовремя. Он услышал торжествующий лай собак, а затем их сбивчивое тявканье. Маркиз Уортингтон улыбнулся сам себе и пустил лошадь медленнее, но продолжил увеличивать расстояние, разделяющее его и других всадников.