Брак поневоле

Он скривился:
– Не так просто, потому что вы узнали, что донор для вашего ребенка богатый человек? Вы здесь, что бы получить какую-нибудь помощь перед родами?
Элисон возмутилась:
– Ничего подобного! Мне очень жаль, что я вас побеспокоила. Вы ведь не ожидали увидеть у себя на пороге реципиента, донором которого вы стали. Но мне необходимо знать, проходили ли вы генетическое тестирование перед тем, как обратились в клинику.
– Я не был донором, – отрезал он.
– Нет, были! Моя подруга назвала мне ваше имя. Она сказала, что вашу сперму ввели мне по ошибке.
Лицо у него напряглось еще сильнее, и Элисон заметила, как он сжимает и разжимает кулаки, словно старается подавить гнев.
– Я сдавал образцы спермы в клинике, но не для анонимного донорства. Это предназначалось для моей жены. У нас были трудности с зачатием.
У Элисон кровь отлила от лица, голова закружилась. Все, чего ей хотелось, так это развернуться и убежать. Она читала в газете ужасные истории о парах, пострадавших от того, что перепутали образцы, и о том, как люди лишались детей. Она прижала ладонь к животу. Ее ребенок с ней, даже если этот мужчина – биологический отец. Она все еще мать. Ни один судья не заберет ребенка от любящей, умелой матери. А жене Макса в любом случае не нужен ребенок, который ей не принадлежит. Она не может хотеть этого ребенка.
– Мне всего лишь… нужно знать… – Элисон перевела дух. – Я носитель кистозного фиброза, но мой вариант этого генетического вируса не опасен для плода. У всех доноров – до того, как их утверждают – берут анализы на генетические отклонения. Но ваших результатов нет. Мелисса знала, что я беспокоюсь, и хотела дать мне информацию, а сведений не оказалось.
– Потому что я не был донором, – повторил он.
– Но вас же тестировали? – с отчаянием спросила она. Она должна знать. В детстве ее сестра угасала от этой болезни, что стало для Элисон тяжелым испытанием. И концом всего: семьи, счастья. Она должна знать, что ее ждет, чтобы подготовиться к худшему. Прерывать беременность она не будет, чего бы ей это ни стоило. Память о сестре, о ее короткой жизни была слишком ей дорога, чтобы даже думать о прерывании беременности. Но знать правду ей совершенно необходимо.
– Я не делал такого теста.
Элисон опустилась в плюшевое кресло у письменного стола: ноги ее не держали.
– Вам нужно это сделать, – сказала она. – Пожалуйста. Мне нужно, чтобы вы это сделали.
Максимо пристально смотрел на сидящую перед ним женщину. Стук сердца гулко отдавался в груди. За два года после смерти Селены он и думать забыл о клинике. Когда на днях ему позвонили из дирекции лаборатории «Зоил», он подумал, что это имеет отношение к образцам его спермы. Вскоре после несчастного случая с Селеной у него был звонок по голосовой почте: в клинике хотели узнать, могут ли они уничтожить его образцы, но он тогда не обратил внимания на сообщение. В то время он был не в состоянии думать об этом. Он и представить не мог возможных последствий.
А теперь он станет отцом. Этот факт потряс его до глубины души. Взгляд упал на живот Элисон… плоский. Она такая тоненькая, что невозможно поверить в то, что она носит ребенка. Его ребенка! Сына или дочь.
Он вдруг представил темноволосого младенца на руках у Элисон Уитмен. А она смотрит на ребенка с материнской улыбкой. Грудь сдавило от боли. Он-то думал, что желание иметь детей умерло. Он думал, что мечта ушла, ушла вместе с женой.
Но вот в одну минуту – во что трудно поверить – все мечты снова осуществляются. И в ту же самую минуту он узнает, что у его ребенка могут быть серьезные осложнения со здоровьем. Вся его жизнь, которую он тщательно контролировал, вдруг вышла из-под контроля. Все, что играло для него какую-то роль, пять минут назад утратило значение. Все, что важно, теперь сконцентрировалось в утробе этой незнакомки.
Он сделает тест, узнает как можно скорее, существует ли возможность болезни у их ребенка. Надо действовать – это поможет поверить по-настоящему в то, что ребенок есть.
– Я сделаю тест, – сказал он.
Макс не планировал возвращаться в Туран еще две недели, но тест – это первостепенное дело, а для этого нужно будет увидеться во дворце с личным врачом. Он не хочет рисковать, чтобы сведения просочились в прессу. Пресса и так достаточно вмешивалась в его жизнь.
– Что вы предпримете, если тест окажется положительным? – спросил он.
Элисон опустила глаза, глядя себе на руки. Макс не мог не отметить, какие они тонкие, женственные, даже без украшений и маникюра. Легко представить, как эти руки мягко касаются его тела и как своей бледностью выделяются на его темной коже. Похотливый жар разлился в паху. Она – красивая женщина, этого нельзя отрицать. И косметикой пользуется намного меньше, чем те женщины, к которым он привык. Макияж у нее минимальный, кожа словно слоновая кость, глаза необычного медного цвета без теней для век, на пухлых губах едва заметный бледно-розовый блеск… который можно быстро снять поцелуем. Прямые белокурые волосы падали ниже плеч и выглядели такими мягкими, естественно струящимися. Можно пропустить прядки сквозь пальцы и смотреть, как они разметались по подушке. Низ живота у него стянуло узлом. Если он в состоянии возбудиться в такой момент, это говорит об одном: как долго он сдерживал свой половой инстинкт. Но когда было так, чтобы женщина мгновенно будила в нем желание, чтобы похоть с такой силой овладевала им?
– Я все равно сохраню ребенка, – медленно произнесла она, поднимая на него глаза. – Мне просто надо быть готовой.
Она сказала это так, словно ему, отцу ребенка, нет места. Макса охватил праведный гнев собственника, да такой сильный, что моментально заглушил сладострастные мысли.
– Ребенок не только ваш. Ребенок наш.
– Но… но вы и ваша жена…
Неужели она не знает, кто он? Возможно ли такое? По ее лицу нельзя ничего понять. Если она не знает, кто он, то она – первоклассная актриса.
– Моя жена умерла два года назад.
Необычные глаза широко раскрылись.
– Я… простите. Я не знала. Мелисса не сказала мне этого. Она ничего про вас не сказала, только ваше имя.
– Обычно этого достаточно, – уныло произнес он.
– Но… вы же не думаете, что я отдам вам моего ребенка?
– Нашего ребенка, – сердито поправил он. – Моего в той же мере, что и вашего. Конечно, если считать, что вы – настоящая мать, а не какая-то другая женщина, которая отдала вам свой генетический материал.
– Нет. Это мой ребенок. Биологически мой. Я получила искусственное оплодотворение. – Она опустила глаза. – Это моя третья попытка. Две другие были неудачными – я не забеременела.
– А вы уверены, что это была моя проба, которой вас оплодотворили?
– Все пробы были ваши. – Она сжала губы. – Ошибка с вашими пробами была сделана много месяцев назад, и эту ошибку обнаружили после последнего раза. Третья попытка оказалась успешной.
Повисло молчание. Тяжелое. Максимо слышал каждый стук сердца – оно колотилось все чаще и чаще. Он смотрел на ее полные, пухлые губы. В этот момент единственной мыслью было: как жаль, что он не сделал трех традиционных попыток зачатия с этой женщиной. Она красива. Очень красива. И в ней соблазнительно сочетаются сила и ранимость. Это почему-то привлекает еще больше. Макс подавил прилив желания, простреливший его с головы до ног.
– Значит, вы можете зачать ребенка обычным способом, но предпочитаете сделать это при помощи спринцовки.
– То, что вы сказали, отвратительно. – Губы у нее скривились – было видно, как ей противно.
Он сказал это намеренно, чтобы разрядить свою злость на женщину, которая вошла в его дом и перевернула весь его мир.
– Вы лесбиянка? – спросил он. Если она лесбиянка, то какая же это потеря для мужского сословия.
Она покраснела.
– Нет. Я не лесбиянка.
– Тогда почему не подождать и не зачать ребенка с мужем?
– Потому что я не хочу мужа.
Только теперь Макс заметил, что она одета для офиса. Его внимание было занято ее лицом, поэтому он не разглядел как следует все остальное: хорошо сшитый брючный костюм грифельного цвета и крахмальную белую блузку. Нет сомнений – эта женщина делает карьеру. Вероятно, наймет нянь и гувернанток для воспитания ребенка, а сама будет занята карьерными успехами. Зачем в таком случае ей ребенок? Как дополнительный символ того, чего она добилась без помощи мужчины?