Когда цветет пустыня
Маргарет Уэй
Когда цветет пустыня
ПРОЛОГ
Они выехали на рассвете. Поймать дикого верблюда, за бешеный нрав прозванного Психом, — задача не из легких. Пару дней назад скотоводы, исследуя отдаленные участки ранчо, натолкнулись на разъяренного самца и поплатились за это. Псих внезапно набросился на них и серьезно покалечил одного из работников. Не приди ему на помощь другие скотоводы, своими криками прогнавшие обезумевшее животное, бедняга мог бы погибнуть.
Когда однажды Псих появился на пастбище, остальным верблюдам пришлось несладко. Он с налитыми кровью глазами носился по стаду. В панике домашние верблюды разбегались кто куда, оставляя его наедине с самками, которых Псих сгонял в кучу и ревниво охранял.
Нападал он и на аборигенов, встречавшихся ему на пути. Работники были в страхе и требовали уничтожить Психа как можно скорее.
Верблюды, конечно, не водились в Австралии. Их афганских предков доставили сюда в первые годы колонизации, чтобы перевозить товары по бескрайним австралийским пустыням. Верблюды были идеальным грузовым транспортом. Но теперь их одичавшие потомки, около пятисот тысяч особей, представляли собой серьезную опасность. Они безумно носились по пустыне, уничтожая и без того редкую растительность.
На охоту отправились вшестером: Макфэрлин, его помощник Чейз Брэниган, лучший охотник Гарри Динго, два скотовода и сын Чейза Люк. Люку было четырнадцать лет, но выглядел он как настоящий мужчина. Шести футов ростом, хорошо сложенный, крепкий и сильный, он не был похож на ребенка. И в сообразительности ему тоже было трудно отказать. Стрелял Люк превосходно с самого детства и был на удивление вынослив. От Чейза ему достались чутье охотника, острое зрение и превосходный слух — качества, необходимые для выживания в пустыне.
Макфэрлин внимательно присматривался к мальчику. Таким должен был быть его сын, которого у него не было. Жена Эйтола Макфэрлина, единственная его настоящая любовь, умерла в родах, оставив ему дочь — наследницу и красавицу Сторм. В ту ночь, когда умерла жена Макфэрлина и родилась Сторм, бушевала одна из самых свирепых бурь за всю историю этих мест.
Это была ночь горя и радости, трагедии и триумфа. Иногда так случается. Казалось, дух бури вселился в его дочь. Сторм никогда не была примерным ребенком. Страстная и порывистая натура, она всегда восставала против отцовского диктата, не понимая, что он хочет только одного — защитить девочку от самой себя. Сторм жаждала свободы. Свободы делать все, что ей хочется.
— Почему Люку можно, а мне нельзя?! Ты обращаешься с ним как с сыном, папа! Но он не твой сын. Он не мой брат!
Сколько раз Макфэрлину приходилось выслушивать это! Сторм ненавидела Люка. Она обращалась с ним, как принцесса с последним батраком, холодно и презрительно. Люк же всегда относился к ней хорошо, не обращая внимания на ее насмешки.
Отец не понимал, как Сторм — свет его очей — не видела, что он боготворит ее. Когда Сторм хотела быть милой, она становилась само очарование. В такие минуты она напоминала ему мать. Но Макфэрлин научился сопротивляться ее уловкам. Если бы он не сделал этого, сегодня она поехала бы с ними. Вы только подумайте! Девочка, которой едва исполнилось двенадцать лет, отправилась бы ловить бешеное животное. Это просто немыслимо. Живя в мире мужчин, она стремилась стать его частью и отказывалась верить, что это невозможно. Его маленькая решительная Сторм. Разве могла она быть иной? Ведь у нее не было нежной и заботливой матери, чтобы научить ее женственности.
Они продрались сквозь высоченные колючие заросли высотой в человеческий рост и остановились на краю пустыни. Ветер бросил им в лицо тучу раскаленного песка, солнце слепило глаза. Какой безлюдной и голой выглядела эта пустыня! Когда-то здесь пасся скот, но теперь все было занесено горячим красным песком.
Только песок и кустики спинификса.
Этот год выдался засушливым. Даже спинификс был редким и вялым. В другие годы он покрывал песчаные склоны ярким золотистым ковром.
Через два часа бесплодных поисков скотоводы утомились. Дикое животное словно растворилось в дикой природе. Чейз и два скотовода направили лошадей в сторону холмов, мерцающих в молочной дымке жаркого полдня. Макфэрлин, Люк и скотовод Мэтт изучали волнистые ярко-красные дюны, залитые солнцем. Жара становилась нестерпимой. На небе ни облачка. Макфэрлин чувствовал, что теряет способность соображать. Ему не было еще и пятидесяти, но он вел трудную и опасную жизнь. И годы брали свое. Сломанные ребра и старое ранение в бедро во Вьетнаме все еще причиняли ему боль. Особенно когда приходилось много времени проводить в седле. А усталый человек становился легкой добычей.
Стояла абсолютная тишина. Кроваво-красные дюны были похожи на застывшие морские волны. Острые сухие стебли спинификса напоминали копья аборигенов. Ничто не указывало на присутствие верблюда. Но даже если он и затаился среди дюн, наблюдая за путниками, его темно-коричневая шерсть была прекрасной маскировкой. Он мог все это время спокойно стоять в зарослях пустынной акации, укрытый ее колючими ветвями. Макфэрлину иногда казалось, что у них с Психом свои счеты. Ему казалось, что Псих выбрал своей следующей жертвой именно его. Странное, непонятное чувство.
Бешеное животное появилось внезапно. Стремительно, с угрожающей скоростью, верблюд несся прямо на Макфэрлина. Огромный горб ни на секунду не замедлял бега разъяренного животного, готового уничтожить все на своем пути. В неподвижном воздухе пустыни топот оглушил скотоводов.
Макфэрлин поздно заметил его. Волосы на его затылке приподнялись одновременно с испуганным ржанием кобылы, почуявшей опасность. Макфэрлин моментально схватился за поводья, пришпорил лошадь, но та уже обезумела от страха. Поднявшись на задние ноги, кобыла сбросила Макфэрлина на раскаленную, выжженную солнцем землю.
В глазах Люка застыл ужас. Крик застрял в горле. На долю секунды он словно окаменел, но в следующее мгновение уже полностью овладел собой. Ему и в голову не пришло спасаться бегством. Он знал, что не имеет права на ошибку. Времени хватит только на один выстрел. Всего один решающий выстрел.
Не отрывая глаз от верблюда, Люк положил палец на курок. Огромный лохматый самец с налитыми кровью глазами несся прямо на них. Люк чувствовал его запах.
Выстрел нарушил мертвую тишину пустыни. Огромная туша рухнула на передние ноги, потом тяжело упала на бок, подняв тучи песка.
Люк соскочил с лошади и бросился к Макфэрлину. Минуту назад подросток полностью владел собой, теперь же его трясло. Взволнованный, он опустился на колени:
— Мистер Макфэрлин!
От этого мужчины, лежащего на песке, зависели каждая женщина, каждый ребенок на ранчо. Люку стало страшно.
Макфэрлин лежал на песке, скорчившись от невыносимой боли. Черные волосы и смуглая кожа были покрыты темно-красной пылью. Серая смятая шляпа валялась неподалеку. С трудом набрав в грудь воздуха, мужчина прошептал:
— Со мной все в порядке, сынок. Не волнуйся. Это был превосходный выстрел.
Люк кивнул, поправляя съехавшую назад шляпу.
— Еще чуть-чуть, и он напал бы на вас. — Его голос был похож на всхлип.
— Нет. Ведь ты был со мной. Я горжусь тобой, сынок. Ты — настоящий мужчина. — Макфэрлин сел на песке и потянулся за шляпой. Надев ее, он позволил мальчику помочь ему подняться на ноги. — Ты спас мне жизнь, — взволнованным голосом произнес Макфэрлин. Его рука опиралась на плечо подростка. — Ты не потерял мужества перед лицом опасности. Я никогда не забуду этого. Клянусь.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
К тому времени, как они загнали всех лошадей, каждая морщинка на лице Люка впитала красно-коричневую пыль. После жаркого дня, проведенного в седле в поездке через пустыню, Люк отчаянно нуждался в душе и холодном пиве. Ему еще предстоял ужин и партия в шахматы с Майором.