Когда цветет пустыня
— Какой я дурак. — Он больше не мог видеть ее несчастной. — Я провожу тебя до дома, — коротко бросил он. — С тобой все будет в порядке?
Даже сейчас он продолжал беспокоиться за нее.
— В доме, где мне мерещится папа в каждом углу? — поежилась Сторм.
— У тебя всегда было слишком живое воображение.
— К сожалению, да, — выдохнула Сторм.
— Мы что-нибудь придумаем, — услышал свой голос Люк. — Ты можешь спать в бунгало, а я пойду в дом.
Сторм подняла голову. Ей хотелось спать в постели Люка. Пусть даже без него.
— Спасибо, Люк, — прошептала девушка. — Это такой большой дом, такой пустынный. И я чувствую, будто он все еще там.
Люк понимал, что она имеет в виду.
— Все, что нужно этому старому дому, — дети, — сказал он. — Много детей.
— О, Люк! — Ее голос задрожал. — Я хотела четырех.
Слезы набежали у нее на глаза.
Это было выше его сил. Он ощутил такое сильное желание обнять ее, которому не мог противиться. Он прижал девушку к себе в страстном объятии. Сторм может принадлежать только ему. Никому больше. Даже ее властному отцу. Даже памяти о нем.
Сторм почувствовала, как мощная волна подхватывает ее и возносит ввысь. Она прижалась к Люку в поисках опоры, но он внезапно отпустил ее.
— Кого бы ты ни выбрала в отцы своих детей, — хрипло произнес он, — ему придется нелегко.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В бунгало все дышало уютом. Стоило голове Сторм коснуться подушки, как она тут же безмятежно заснула. Даже птицы не смогли разбудить ее — так крепко она спала после всех волнений. Сторм спала в детской Люка, пропитанной счастливыми воспоминаниями. Она хорошо помнила этажерку в углу. Это мать Люка купила ее, чтобы было куда ставить многочисленные трофеи Люка — призы и награды, полученные в школе и в университете. Люк был и остается превосходным атлетом. Он замечательно играл в поло, хотя в последние месяцы у него не было на это времени.
На стене висели три гитары.
Сторм сняла одну и начала перебирать струны, глядя в окно, за которым пышно цвели бугенвиллеи, напоминая свадебную вуаль. И ей и Люку нравилось считать себя музыкантами в детстве. Они играли для себя, для родителей, для друзей, играли кантри, популярные песенки. Сколько радости это доставляло им! Они забывали о ссорах, когда выступали вместе. И у них неплохо получалось петь дуэтом. Сторм присела на постель и начала наигрывать старую песню Ирвинга Берлина о том, что кто-то всегда будет любить тебя…
Внезапно Сторм прекратила игру, рыдания подступили к горлу. Люк всегда был рядом. И в самые счастливые, и в самые тяжелые времена. Без Люка не было бы в жизни такой большой радости, такой сильной боли, такой сумасшедшей страсти, такой бурной ярости. Он был частью ее жизни, пусть Сторм и не хотелось признавать это. Чувства нахлынули на нее. В городе она уверенная в себе, успешная женщина, которой многие восхищаются. Но здесь, на ранчо, она все еще обиженный подросток, требующий к себе отцовского внимания. Сторм вспомнила слова Роберта о том, что отец любил ее «по-своему», не так, как ей того хотелось бы. Почему ей так сложно было с этим смириться? Когда она наконец повзрослеет?
Может, ей нужно попробовать начать все сначала? Начать новую жизнь без горячо любимого отца? Скоро боль от детских обид пройдет, она приложит к этому все усилия. Отец не думал о ее чувствах, когда составлял завещание. А может, считал, что она только обрадуется. В конце концов, он оставил ей очень много денег. Но, разделив ранчо поровну между ними, он сделал их с Люком соперниками.
Теперь, успокоившись, Сторм понимала, что будет справедливо, если прибыль достанется Люку. В конце концов, это он управляет ранчо, от него зависит, будет ли оно приносить прибыль. Люк может делать это и дальше, только она больше не позволит держать ее в стороне от дел. Она выучит все, что нужно знать об управлении «Излучиной реки». И Люк поможет ей. В этом Сторм не сомневалась. Люк был полной противоположностью ее отца, когда дело касалось женщин.
Мужчины — это мужчины, а женщины — это женщины. Только в одном месте они могут встретиться. В постели. Так считал Эйтол Макфэрлин, никогда не рассматривавший свою дочь в качестве серьезного делового партнера.
А что будет, когда Люк уедет? Что, если он встретит другую женщину? Что, если он женится на ней? Она что, тоже станет хозяйкой половины «Излучины реки»? Все наверняка ждут, что Сторм вернется в Сидней и будет ждать, пока Люк умрет, чтобы половина ранчо вернулась к ней. Или к ее наследникам, если она умрет раньше Люка. У нее заболела голова.
Сторм быстро приняла душ, надела то, что они с Люком захватили вчера в доме, — желтую футболку, шорты до колен, белые носки и грубые ботинки. Сегодня должны были осматривать скот. Люк полетит на вертолете, а она попробует поискать камни. В этих старых холмах она нашла немало чудных опалов. Может, и сегодня ей повезет. Сторм надела шляпу, выпила стакан холодного молока и взяла пару красных яблок. Она решила, что поедет на джипе.
Иногда ранчо брало напрокат большой вертолет, иногда Люк пользовался надежным «Белл-47», принадлежавшим «Излучине реки». Осмотр скота с вертолета экономил и время и деньги. Через полчаса Сторм заметила небольшую красную вертушку, летевшую низко над землей. Скотоводы на земле согласовывали свои действия с работой пилота. Некоторые были верхом на лошадях, часть на мотоциклах. Если тропические дожди на севере не прекратятся, начнется наводнение, и большая часть пустыни окажется под водой. Вода заполнит плоскую равнину за считаные часы. Если наводнение не слишком значительное, это только на пользу растительности. В противном случае потоки воды могут стать большой опасностью для людей и животных. Люк не сможет покинуть «Излучину реки» в такой сложный момент.
Сторм оставила джип у подножия самого высокого красно-рыжего холма и вскарабкалась по валунам наверх, откуда открывался обширный вид. Скот направлялся к заграждениям. Над стадом кружил вертолет Люка, иногда опускаясь так низко, что у Сторм перехватывало дыхание. Он выделывал фантастические трюки. Папа шутил, что Люк может пролететь сквозь ворота загона, но Люк никогда не делал таких глупостей. Правила полета были очень строгими: от их выполнения зависела жизнь пилота и других людей.
Сторм наблюдала за вертолетом, пока тот не скрылся за холмом, наверно заходя на посадку. Она начала осторожно спускаться вниз, лавируя между древними валунами. Напуганные ее шагами ящерицы бросались врассыпную, Сторм пришлось следить еще и за тем, чтобы не наступить на них. Ящерки были такими чувствительными, что при малейшей опасности отбрасывали хвост. Неподалеку показались дикие ослики, которые решили проверить, кто пожаловал к ним в гости. Девушка помахала руками, отпугивая их, надеясь, что нигде поблизости не затаился бешеный верблюд. Она знала, какими опасными могут быть эти свирепые дикие животные.
Большую часть года эти холмы были покрыты сухой, жесткой, выжженной солнцем травой, с трудом пробивавшейся между камней, но Сторм знала, что после весеннего дождя нет на земле ничего прекраснее, чем цветущие холмы. После дождя они покрыты нежными гибискусами, пурпурными вьюнками, клеоме, бессмертниками и другими цветами. Сторм спускалась осторожно, боясь споткнуться и пораниться об острые камни. И тут внезапно что-то сверкнуло между ними. Девушка остановилась. Белые и голубые искорки в трещине между серыми, покрытыми бурой пылью валунами. Опал?
Сторм поспешила туда, где мерцали опалы, но нога внезапно соскользнула с валуна. Девушка потеряла равновесие, зашаталась, камни посыпались у нее из-под ног.
— Боже! — вскрикнула Сторм, и ветер разнес ее крик далеко по пустыне. Она поняла, что сейчас упадет, разобьет лицо в кровь, а может, и сломает себе что-нибудь. Сторм схватилась руками за воздух. Лодыжка подвернулась, и девушка покатилась вниз с холма.
Сторм открыла глаза, гадая, сколько времени была без сознания. Минуту? Больше? Она ударилась головой о камень и осталась лежать в рыжей пыли. Девушка посмотрела на руки. Они были в крови. Затем ощупала голову. Каждое прикосновение доставляло мучительную боль. На затылке вскочила огромная шишка. Но хуже всего, что она вывихнула лодыжку или сломала. Нога уже распухла. Ботинок сдавливал ногу и причинял боль. Проклятье! Что делать? Самое странное, что шляпа все еще была у нее на голове. Должно быть, она немного смягчила удар. Приободрившись, Сторм села и тут увидела змею всего в четырех футах от себя. Змея приготовилась к атаке, подняв голову. Тайпан, самая крупная и самая ядовитая змея в Австралии, если не во всем мире. Сторм сразу узнала ее по коричнево-желтой окраске головы. В длину такая тварь достигала десяти футов. Сторм и раньше сталкивалась со смертельно опасными тайпанами. Одна даже жила какое-то время на ранчо. Они обычно нападали, только когда им самим угрожали. Но почему-то эта змея не казалась Сторм добродушной.